Только глаза закрыл, как опять за плечо трясут.

— Товарищ капитан, вас товарищ подполковник на совещание вызывает.

Ладно, сходим. Огляделся, все наши в сборе — Снегирев, Михеев, это плюс, Морозов со своим лейтенантом, это ноль, ленинградские из штаба округа, в том числе и Изя — это вопрос….

С неопределенности и начнем.

— Привет, — говорю, — молодец, что приехал.

Ничто так человека не обескураживает, как искренняя радость при встрече.

— Договорись, чтобы мне на пять минут слово в начале дали, разведданные зачитаю. Вчерашние, но других нет. А вечером можем посидеть неплохо. Мы коньяк добыли. На долю штаба ящик, и нам бутылки россыпью.

Полвагона, подумал я, но про себя. Вслух не сказал….

— Все уже знают — в Прибалтике катастрофа. Флот будет уходить из Таллинна. В Кронштадт. А все танки и самолеты с пехотой и кавалерией навалятся на нас, и наши военные опять все просрут, как очень верно сказал наш великий вождь товарищ Сталин. Мы силами одной дивизии, десятка заградотрядов и ладожской флотилии войну не выиграем, но жизнь немцам осложним сильно. Надо только решить основную задачу — выйти из подчинения фронта. Нужна самостоятельность, и мы устроим вермахту кровавую баню. Как уже мы били их под Лугой. Гарантирую, — высказался я бодро.

— Век свободы не видать, забыл добавить, — протянул в задумчивости командир первой дивизии подполковник Донской.

Настучали патрульные про шутника капитана.

— Рванул бы на груди застиранный тельник, да за его отсутствием, придется ограничиться простой аргументацией, — говорю, и перечисляю, кто на нас от Новгорода идет, кто от нашей Луги и кто с запада добавится. — Финский фронт встал на рубеже карельского укрепленного района с выходом его правого фланга на западный берег Ладоги. Ладога будет наша. У немцев на озере нет ни одного судна. А мы до ледостава будем иметь дело только с авиацией.

— А после? — вопрос прозвучал.

— А по льду немецкие егеря пойдут на нас в атаку, вздыхаю. Так что задача у нас простая. Дожить до весны.

Тут Морозов свой звездный миг почувствовал, и начал мне пораженческие настроения шить с паникерством заодно. Минуты две вопил, пока младший лейтенант Астахов, растут же люди, прямо завидно, не сказал так интеллигентно:

— Вы товарищ капитан постыдились бы. А то ведете себя как пидор гнойный, сявка помойная.

Чувствуется влияние отделения разведки, подумал я. Переглянулись мы с командиром и улыбнулись слегка.

— Извините, товарищ подполковник, — Снегирев говорит, — у них неприязнь еще с Карелии, а у капитана Морозова еще последствия контузии сказываются, блажит иногда. Паникеров где ни попадя видит. Возьмите его к себе ротным. Звание позволяет.

Донской кивнул, соглашаясь, и Морозов из нашего отряда выбыл.

Баба с возу — кобыле легче. Только надо было по основному вопросу подстраховаться. Свое отделение разведки я не мог от охраны золота отвлекать, да и сопровождающие мне были нужны — несколько человек при офицере, и любому понятно — группа следует по своим делам. А у одиночки даже армейский патруль начнет документы проверять. Спросят вторичные — а у меня ни партбилета, ни продовольственного аттестата, поволокут в комендатуру, там особый отдел и спекся мальчик. Нет, один я в город не ездок.

— Снегирев, вызови Капкана, я вам просьбу выскажу.

— У меня уже волосы седеют, при мысли, что ты попросишь. Давай я сразу распишусь кровью на пергаменте, и ты вернешься в свой ад, — сказал наш командир без всякого намека на шутку.

Михеев пришел, как всегда, с пулеметом. Он, по-моему, даже спал с ним.

— Давайте, — говорю, — поиграем в пророков. Давным-давно в славном городе Капуя Римской империи гладиатору по имени Спартак надоело махать мечом на арене, и пришла в дом весточка, весточка из лагеря, что в разливе рек, ваш сыночек Митенька, сговорив товарищей, и убив конвойного, совершил побег. А когда за ним пошла погоня, Спартак ее покрошил в мелкую нарезку. Как мы финнов. Потом вырезал отряд побольше, освободил рабов на рудниках и разгромил городскую стражу. Вооружились пацаны, к ним наемники стали приходить, рабы беглые, все недовольные властью и любители грабежа, воры и убийцы.

— Прямо как у нас, — оценил историческую параллель Олег Михеев. — Я книжку читал. Только когда ты рассказываешь, все более понятно.

— Это две разных вещи — доступ к информации, и умение анализировать ее. Вам придется научиться и добывать данные, и делать на их основе выводы. Так вот — толпа восставших быстро превратилась в армию. Как у батьки Махно, или у Щорса. Вся Италия дрожала! Дважды они ее прошли с юга на север и обратно. Два раза проходили мимо Рима — столицы врага, но ни разу не попытались в нее войти. Вам вопрос — почему?

— Это понятно. В узких улицах города у них были бы колоссальные потери, — четко сформулировал Снегирев.

— Точно. Плюс к этому — потеря управления. Их бы перерезали по частям, как нас финны под Выборгом. Ленинград можно взять только с ходу — проскочить мосты на полной скорости и навести танковые орудия на Смольный и Адмиралтейство. Но тут вермахт ждет мелкая подлянка. Красная Армия за всю войну не взорвала ни одного моста, немецкие танки идут, как на параде. Только мосты через Неву все разводные! Их не надо взрывать, достаточно просто включить моторы — и мост поднимется! Ленинград с ходу не взять — Нева бережет город лучше всех армий. А на реке два эсминца, и никакая переправа под их огнем невозможна. И поддержка огнем всех фортов, флота и Кронштадта. Второй вопрос — что будут делать немцы, если город захватить невозможно? Намек — Спартак не просто так по Италии взад-вперед ходил, он нарушал снабжение города продовольствием. И пряностями. Высказывайтесь.

— Голодом заморят, — сразу использовал подсказку Михеев.

— В яблочко, — говорю безрадостно. — И сейчас вся авиация из Прибалтики навалится на город и окрестности.

— Что делать? — Снегирев проникся.

— Нашими баржами вытаскивать население из города. Что же еще? Семьи сотрудников, раненых. Городу пока не до нас, у них флот из Таллинна прорывается в Кронштадт через минные заграждения. Немцам тоже надо будет время отдышаться. Так что числа десятого сентября некоторые узнают, что такое ад.

Оставил я их в задумчивости, пошел к своему клеврету Меркулову.

— Дело есть. Возьмешься?

— Один расстрел у нас уже есть. Будет два. Что делать надо?

— Сядешь в засаду на дороге и расстреляешь фельдкурьера из штаба фронта.

— А если он человек хороший?

— Значит — судьба у него такая. Мне наша дивизия дороже его. И тебя, брат-смертник. И себя. Такие дела.

— Двое суток я продержусь. Потом сон сморит, что не делай, хоть спички в глаза вставляй, а уснешь с открытыми глазами.

— Нет, без излишнего напряжения работай. Сегодня после ужина у дороги устраивайся, а вечером двадцать восьмого числа иди спать. Главное, эти сутки выиграть. А там нас официально выведут из подчинения фронту. Поэтому — за тобой курьер, а за мной штаб округа. Все по-честному.

Разбежались. Мои все были уставшие, и я просто кинул клич — кто хочет в город, через час поедем на берег. Увольнительные выложил уже с печатями — пусть сами заполняют. Ко мне прибился комсорг, ныне командир взвода мелкий лейтенант Астахов.

— Давай с твоим первым отделением дойдем до штаба, для солидности, — предлагаю, — потом доберемся до нашей школы, а там уже разойдемся.

Он возражать не стал, мы с ним набили рюкзаки коньяком и конфетами, многие вопросы легче решаются, если твоя законная просьба подкреплена небольшим подарком. Или незаконная — но большим. Для этого я на самое дно бросил несколько пачек денег.

В цитадели собралась неплохая флотилия, к нам часто стали заходить суда Ладожской флотилии, в том числе и канонерские лодки «Бурея» и «Шексна». Мы им воду заливали, пускали в баню, кормили в столовой. Готовили в цитадели хорошо, все питались из одного котла, в том числе и семьи поваров. Поэтому еда была практически домашняя. Морячки тоже нам в просьбах не отказывали, баржу переставить или сплавать недалеко. Через полчаса мы сели на поезд и поехали в Ленинград.