На вокзале на нас никто не обратил ни малейшего внимания. Вот приехала бы сюда рота диверсантов и захватила бы Смольный. И стала бы вредить советскому народу. Так вряд ли бы они могли больше ему напакостить, чем те ребята, что сейчас уже сидят в Смольном…

Уже неделю в городе командовали три члена Государственного Комитета Обороны. К маршалу Ворошилову приехали Молотов и Маленков. Я, один из немногих, знал, в чем дело. Финляндия предложила СССР вечный мир на условиях неприкосновенности ее границ. Подпиши Молотов договор — и фронт на севере исчезнет. И появится нейтральное государство. Только тогда вся партийная свора увидит слабость вожаков и порвет их на кусочки. Как в свое время Бухарина, Каменева и прочих героев революции. А менять кабинеты и залы Кремля и Смольного на расстрельные подвалы Лубянки и Литейного желающих нет. Поэтому, пусть погибнут миллионы, но уцелеет собственная задница! Своя рубашка ближе к телу. Партийному руководству была нужна только победа. Или хотя бы ее подобие. А ресурсы эксперименты пока еще позволяли…

Ключевое слово — пока.

Так мы короткой походной колонной по два дошагали до штаба. Астахов пошел наши хозяйственные вопросы решать, выбивать со складов снаряды для зениток. Этот вопрос надо было быстро решать, пока Ленинград еще не бомбили. Потом уже не дадут. Боеприпасов много не бывает. Их всегда мало.

Мы с бойцами заняли две скамейке в ближайшей аллее. Девушки в непривычно длинных платьях бегали парочками и стайками, демонстрируя щиколотки. Но все равно заводило. Даже мысль мелькнула, не сходить ли в «Асторию»? Там во все времена, даже военного коммунизма и наступления Юденича дамы полусвета предлагали свои прелести по умеренным ценам.

Патруль протащил мимо существо. Существо изъяснялось на диалекте русского языка именуемого матерным. И пыталось кусаться.

— Эй, отдайте его нам. Вон, какой боевой пацан, будет сын полка, — пошутил я, да неудачно.

Бойцы, недолго думая, пинками подогнали существо к нашей компании, и, чрезвычайно довольные, исчезли бесследно, словно растворились в сером ленинградском воздухе.

Вытащив из рюкзака коробку конфет, я протянул их несчастному созданию. Оно довольно грубо высказало сомнения в непорочном зачатии девы Марии, предложив свою альтернативную версию этого процесса, не прекращая при этом глотать шоколад — целиком и не разжевывая. Астахов вылетел из штаба с подписанными накладными, и, отрядив четверых самых невезучих бойцов на склады — на разведку и организацию работ, мы отправились в нашу временную казарму, в школу.

— Он за нами идет, — сказал замыкающий боец.

— Эй, у тебя вши есть? — спросил я.

И дернул же меня черт за язык. Из длинного ответа мне довелось узнать о подробностях секса в мире животных. Вшей у существа не было.

Один черт, сначала в санпропускник, одежду сжечь, переодеть. Какая разница, с кого начинать нашу маленькую миссию спасения. Тут уж как фишка ляжет. Здесь беспризорник ест конфеты, а на просторах Балтики немцы рвут на кусочки конвои из Таллинна.

Уже погибли на минах эсминцы «Свердлов» и «Скорый». Он всего-то двадцать дней прослужил. И такой скорый конец. И глотают мазутную воду наши парни с гарнизона острова Найсаар, их транспорт «Эверита» пошел ко дну.

У каждого своя судьба. Мои бойцы все еще живы. Дошли до школы, я заместителя хозяйственного отделения озадачил беспризорником, и приказал готовить списки на эвакуацию. Мне надо было вывезти Машеньку с сестрой. Больше у меня в городе знакомых не было.

Астахов потащил меня в фотографию, делать парадные снимки на долгую память. Тебе они пригодятся, парень, ты проживешь долгую и счастливую жизнь. Генерал-лейтенант КГБ Астахов есть в моем справочнике. И умрешь ты вовремя, в восемьдесят втором году, на пике очередной драки за мировое господство, и не узнаешь, что твоя система проиграла, и на этот раз окончательно. Хорошо умирать непобежденным.

А когда мы возвращались, набрав в коммерческом магазине по совершенно несусветным ценам всяких деликатесов, за квартал от школы нас перехватил Изя.

— Первая дивизия НКВД приказом штаба фронта выходит на защиту станции Мга. Там создалась критическая ситуация, — сообщил он.

— Педерасты гнойные, — только и смог сказать я. — У наших парней нет ничего для обороны. Их раскатают в чистом поле как зернышки в жерновах. Изя, давай где-то добывать танки и лопаты. А еще лучше — бронепоезд. Деньги есть.

И я высыпал ему на заднее сиденье машины свою заначку. И мы рванули на Кировский завод, и отсрочилось мое свидание с Машенькой на неопределенное время…

Легче всего мы добыли бронепоезд. Их в Ленинграде было больше пятидесяти. Нам предложили сцепку из четырех вагонов из корабельной брони. Три орудия калибра 180 миллиметров. Восемь крупнокалиберных пулеметов и дюжина станковых. Мощь и сила в чистом виде. Наша дивизия НКВД вливалась в ряды сорок восьмой армии. В сердце затеплилась надежда. Может, не все так плохо?

Танки достать не удалось. Весь двор Кировского завода был забит отремонтированными КВ-1 и КВ-2. Но их распределял непосредственно военный совет фронта. А им было мало дел до проблем обычной армии, на Балтике погибал флот… Самый могучий флот товарища Сталина. Перед Смольным и адмиралтейством стояла труднейшая задача — объяснить катастрофическую убыль кораблей, при полном отсутствии противника.

У немцев на Балтике не было ни одного боевого корабля….

Наши моряки просто тонули на минах.

А в Смольном никто не хотел отвечать.

Руководству фронта была нужна победа и ее цена их не интересовала. Город был забит войсками и оружием, сеть железных и автомобильных дорог позволяла легко маневрировать частями, все замечательно, кроме результата. Двадцать восьмого августа немцы заняли Тосно и Саблино. Без боя, их никто не оборонял. Некому было.

Загрузив в кузов уже почти нашей полуторки тысячу лопат, наша командирская тройка поехала спасать дивизию. И какого черта их выдернули из Шлиссельбурга? Город старый, половина домов из гранита, не хуже любого ДОТа, озеро обеспечивает бесперебойное снабжение боеприпасами и продовольствием, воюй, уничтожай врага на подготовленном рубеже обороны.

Нет же, надо продемонстрировать Москве активность и войска погнали в очередное наступление. Три месяца идет война, а командование ничему так и не научилось. Венец стратегической мысли — штыковая атака в полный рост с воплем: «Ура! За Сталина!». Правда народ, в основном, просто матом кроет для бодрости духа, ну да ладно. Только есть такая характеристика — плотность огня, и крик на нее не действует. Под грамотно организованным пулеметным огнем пехотный батальон пробегает триста метров, а затем исчезает, переходя в разряд «невозвратимые потери». Был батальон — и не стало. Кончился. На сколько хватит дивизии? Скоро узнаем.

Приехали в полупустой город. Меркулов, чувствуя свою вину за упущенного курьера, понуро смотрел в землю.

— Эй, это война, брат-храбрец. На ней всякое бывает. Не вышло — плюнь и забудь, надо жить дальше. Что у тебя с бронеавтомобилем? — перехожу я на другую тему.

Меркулов повеселел. Нашел он старичка оружейника, и то ему за небольшое вознаграждение совершил маленькое чудо — засунул в башню вместо немецкого пулемета старенькое орудие Гочкиса. Вполне приличного калибра — 57 мм. Только здесь была одна неприятность. Снарядов к нему было всего сто двадцать штук, и все. Как хочешь, так и воюй. Можешь сразу расстрелять, а можешь экономить — дело хозяйское.

Астахов полез осваивать орудие, педали нажимать, Меркулов — заряжающий, мне место водителя-механика досталось, рычаги дергать не сложно. Отделение разведки раздобыло еще одну полуторку, и, забив обе машины до отказа патронами и продуктами, наша небольшая колонна поехала искать первую дивизию НКВД.

— Золото мы в недостроенном блиндаже на берегу сложили, снизу и сверху брезент, потом галькой засыпали, и дверь камнями завалили. А по берегу таблички расставили: «Осторожно! Минное поле», — сообщил мне Меркулов.