- Пользуясь властью областного начальника, он занялся благоустройством Ставрополя — военного, политического и экономического центра, поддерживал желание купцов строить каменные дома, магазины и лавки, гостиный двор с огромными хранилищами продовольственных и промышленных товаров. При нем были заложены кожевенные, салотопные, свечные заводы, мельницы, пошивочные мастерские. По проектам братьев Бернардацци были поставлены дом командующего Линией, здания штаба, военного госпиталя и областных присутственных мест.
Но главные усилия Емануеля были направлены на создание условий для лечения раненых и больных на Горячих Водах. Пятигорье напоминало ему родину — далекую Сербию. Здесь были такие же горы, подернутые сизой дымкой, и прозрачный воздух, так же ласково грело солнце; в жаркий полдень стояла такая тишина, что слышался шелест крыльев пролетающей стрекозы. В глубине души Георгий Арсеньевич иногда сожалел о том, что он избрал военную карьеру, ему надо было быть архитектором или инженером-строителем. Подлинный смысл жизни не в разрушении, а в созидании.
Видя интерес Емануеля к Горячим Водам, Паскевич упрекнул Емануеля в том, что он усердствует в благоустройстве захолустного поселка, но потом вдруг ухватился за идею преобразования Горячих Вод и даже стал поторапливать командующего: «Что же вы, любезный, тянете? Я жду вашего рапорта, дабы дать ход этому делу».
Теперь, когда Емануель держал в руках указ и уведомление из Тифлиса, ему стала ясна игра Паскевича: главнокомандующий умен, дальновиден, инициативен.
Георгий Арсеньевич отбросил обе бумаги. К черту интриги! Главное сделано — город на Минеральных Водах учрежден! Теперь надо думать, как превратить Пятигорск в настоящую здравницу для солдат — защитников Отечества, а в будущем — для народа.
Чтобы Пятигорск стал городом не на бумаге, а в действительности, нужны сотни тысяч, а то и миллионы рублей. И взять их надо там же, где в свое время Ермолов взял полмиллиона, задумав превратить «цыганский табор» у подножия Горячей горы в курортный поселок...
Загоревшись новым планом, Емануель не мог сидеть спокойно, зашагал по кабинету. Велев заложить штабную карету, быстро собрался, вышел на крыльцо: адъютант и денщик укладывали в крытую повозку чемоданы, постель, продовольствие. Подъехал конвой — десять конных казаков. Кольнула мысль: «В своей стране ездим под охраной. Стыд и срам!» Сердито махнул рукой уряднику:—Обойдусь без телохранителей!
Тот растерянно пожал плечами: как можно?
Вскочив в экипаж, распорядился:
— В Пятигорск!
Солдат недоуменно повернулся:
— Извиняйте, ваше превосходительство, не знаем такого, не езживали...
«Ах, да! Откуда ему знать,— спохватился генерал:— Гони на Горячие Воды, братец!
Пятигорск Георгия Арсеньевича встретил солнечным теплым днем, это показалось предзнаменованием удачи, ради которой он проделал нелегкий путь по пыльной и тряской дороге. Остановился, как всегда, в доме неимущих офицеров. Переодевшись, вышел на балкон.
Вечерело. На западном склоне угасала заря. Перед глазами зеленый, чистый, обсаженный липками бульвар, по которому прогуливалась публика. Донесся чей-то звонкий голос: «Мария Дмитриевна, идемте наверх, в
Емануелевский сад!» Сердце генерала забилось: приятно, что люди называли сад его именем, что бульвар наряден и публика с удовольствием гуляла здесь. В цветнике полыхали розы, а над гротом Дианы собирался гарнизонный духовой оркестр. От Эоловой арфы слышался тонкий, мелодичный звук. Все это было сделано не без его трудов. И опять подумалось: «Созидать, а не разрушать! Дела людские живут в веках, мастера продолжают жить в своих творениях. В этом величие и бессмертие человека. Горько, что большую часть своей жизни он все-таки разрушал. Грудь в орденах, на плечах золотые эполеты, а пятьдесят лет прожито впустую»...
Утром он вызвал к себе Бернардацци, посадил их за стол и попросил прикинуть, во что обойдется разборка деревянных Ермоловской и Александровской ванн.
— Зачем вы это собираетесь делать?— недоуменно спросил Иоганн.
— Затем, чтобы на их месте поставить новые, нашему времени подобающие,— ответил генерал, раскуривая трубку.
— Новые!—обрадованно воскликнул Иосиф, выхватил из кармана карандаш, записную книжку и, набрасывая на листке колонку цифр, забормотал:
— Разобрать два деревянных здания, расчистить площадки, выкопать рвы под фундаменты — примерно восемьсот рублей. Заготовить и обработать камень, уложить в, фундамент, поднять цоколи для ванн, устроить хранилища для горячей и холодной воды, каналы для стока, фасадное крыльцо с колоннами, если строить, конечно, добротные и усовершенствованные купальни — обойдется в четыре тысячи рублей. Дороговато! Но самое разорительное впереди. Это закупка леса, плотницкие, столярные, штукатурные и малярные работы; закупка изделий из железа, оконного стекла...
Бернардацци-младший со свойственной ему энергией перечислял десятки наименований, колонка цифр росла и росла. Наконец он объявил итог: 50 тысяч рублей. Кто даст такие деньги?
Емануель оставил вопрос без ответа и продолжал:
—- Прикиньте-ка, в какую сумму обойдется каменная лестница, ведущая от Николаевских ванн к Ермолов-ским и Александровским, и дорога к ним для въезда на экипажах по взгорью выше грота Дианы.
— О, это давнишняя наша мечта!—воскликнул Иосиф и прикинул, если каменная лестница будет состоять из ста девяноста ступеней, как он ее давно задумал, а дорога длиной не менее пятисот саженей, на твердом грунте выдолбить, выровнять ее — работа трудная, около 14 тысяч рублей, удовольствие недешевое.
Покуривая трубку, генерал добавил:
— Скажите-ка еще: каковы будут расходы на постройку новых деревянных Сабанеевских, Калмыцких, Солдатских и Простонародных ванн, плюс галереи над Елизаветинским колодцем?
Лица братьев выразили немой вопрос: «Неужели и эти объекты будут перестроены?»
— Прошу вас, господа,— ободряюще сказал генерал, улыбаясь.
Теперь оба брата вывели цифру — 200 тысяч.
— Добавьте к этому постройку главной аптеки, каменной церкви и здания управления Кавказских Минеральных Вод...
— Кто же даст деньги? Ведь на все это надо по меньшей мере 800 тысяч?
— Правительство ассигнует,— ответил Емануель таким тоном, будто эти тысячи у него уже в кармане. Заканчивая беседу, он попросил архитекторов составить проекты и сметы на постройку перечисленных сооружений.
Бернардацци были поражены небывалым размахом строительства в Пятигорске. Если бы кто другой задумал такое, вряд ли поверили ему, но Емануеля они хорошо знали — он слов на ветер не бросает. Значит, город будет еще лучше! К тому же братья были довольны и другим обстоятельством: срок контракта, заключенного шесть лет назад, кончился, их могли уволить. Переезжать на другое место, бросать мастерскую, любовно построенную для себя здесь, не хотелось. Кавказ стал родным. Теперь опять нашлось дело, любимая работа. Как же не ликовать сердцу?!.. Да они готовы гнуть спину над чертежами день и ночь, ведь рожденное ими на бумаге превратится в реальность, будет служить людям...
Отпустив архитекторов, Емануель закурил очередную трубку и, прохаживаясь но мягкому ковру, отдался своим мыслям. Два вопроса не давали ему покоя: какова внутренняя жизнь Вод сейчас и какой она будет через два-три года, когда горцы начнут «священную» войну. Сегодня жизнь на Водах была внешне благополучной. Люди приезжают сюда, лечатся, уезжают довольные. Но все ли довольны? Штатных врачей всего пять — в Пятигорске три и по одному на Кислых и Железных Водах. Какую помощь могут оказать пять докторов тысячной толпе больных?.. Одному назначат
пройти полный курс: пятнадцать серных ванн с высокой температурой, пятнадцать — с умеренной, двадцать железистых, десять нарзанных. И питье разнообразят: молодым, с крепким желудком — употреблять за один прием по шесть стаканов, кто постарше да послабее — по три стакана... Получается, что лечение-то формальное, на глазок. Да и мучительны некоторые процедуры. У Елизаветинского источника толпы. Выпив один стакан, больной ходит около колодца, ожидает действия вод, чтобы через пятнадцать минут снова.принять стакан. А в зданиях горячих ванн люди, обливаясь потом, парятся в горячей воде. Выходят из ванны еле-еле, падают на кушетку, чтобы отдышаться и прийти в себя... В Кисловодске, перекрестившись, ныряют в холодный нарзан, выходят посиневшие, зуб на зуб не попадает.