Умный разговор на музыкальные темы, к огорчению госпожи Прукстер, не удался: у гостей на этот счет познаний было не больше, чем в санскритском языке, и критик свои стремления к прекрасному вскоре перенес на молодую и изящную госпожу Тинтерл, к полному неудовольствию ее супруга, уже известного нам розовощекого старичка.
Когда надежды на заезжую знаменитость не оправдались (критик бестактно предпочел всему дамскому обществу только одну его представительницу), все дамы пожелали узнать, где же обворожительный Арчибальд, единственный двадцатидвухлетний сын Прукстеров, глава местной золотой молодежи, футболист, автомобилист и рекордсмен во многих видах спорта.
— Ах, боже мой, — озабоченно закудахтала госпожа Элеонора Прукстер, — иногда мне кажется, что Арчибальд самый занятой человек на свете! Ни минуты отдыха! Он только утром вернулся из поездки. Вы же знаете, он капитан медианской футбольной команды "Вдребезги"! Они ездили в Комбию. Целую неделю трудились. О, совершенно разгромили тамошний колледж. Я забыла, Оскар, какой результат?
— Итоговый счет сорок один на двадцать два в пользу Медианы, — сказал господин Прукстер и, повернувшись к мэру, понизив голос, доверительно сообщил: — Честь Медианы обошлась мне в три тысячи. Заметьте, Иолш!
— Вы представляете, как мальчик устал? — между тем волновалась госпожа Прукстер. — Ах, Арчи, моя малютка, говорю ему, тебе нужен отдых, отдых… Не хочет и слушать. Днем был на автомобильных гонках… Вы знаете, Оскар купил ему новую гоночную машину. Бесподобна, бесподобна! Тигр, приготовившийся к прыжку… Он и назвал ее: "Тигр". Сейчас ее обмывает… Молодежь, что поделать…
— Как, он сам моет? — изумленно спросила госпожа Тинтерл.
— Ах, душечка, это так говорится… — засмеялась госпожа Прукстер. — Ну, слегка выпивают… По поводу покупки… В компании, в спортклубе "Боевой Петух". Вы же знаете. Арчи — вице-председатель правления. И то по молодости. Все говорят: по-настоящему надо бы председателем Арчибальда… Но молод… Ну что ж, я не тщеславна. Можно подождать…
Затем госпожа Прукстер пожелала показать приезжей знаменитости, что у нее есть связи с лицом более знаменитым, чем даже знаменитый критик. Именно поэтому она рассказала о том, как пышно прошла свадьба Маргарет Блейк, дочери "мясного короля". Это были новости трехмесячной давности — большинство гостей слышало это восторженное повествование не раз, но они стоически переносили его, так как, идя к Прукстерам, знали, что это испытание неизбежно.
— Мне довелось тогда быть в столице. А госпожа Блейк, вы же знаете, она моя кузина, — тут и без того пышная Элеонора Прукстер раздувалась от гордости, — госпожа Блейк пригласила меня. Жених Мари — принц Альфонс девятый — милейший молодой человек. Вы же знаете, он наследный принц королевства… королевства… Как это, Оскар? Всегда забываю…
— Собственно, не королевство, а герцогство… — сказал господин Прукстер. — Великое герцогство… герцогство… гм… да… Оно где-то далеко… — закончил он неопределенно.
— Да, да, герцогство… — подхватила госпожа Прукстер. — А он — наследный принц…
— Я слышал, там была революция. Ему пришлось уехать, — вставил господин Айкобл, директор-совладелец местного отделения универсального магазина Конрой и Конрой.
— Ах боже мой, они все там помешались на революциях! Что поделать, отсталость…
— Но, госпожа Прукстер, и у нас была революция, — осторожно заметил Айкобл.
— Ах боже мой, это из учебника истории! Зачем вспоминать? Но я убеждена: Альфонс возвратит престол, он рожден для престола! Манеры, осанка, взгляд… Знаете, что-то величественное, царственное, я бы сказала, божественное… — тут госпожа Прукстер закатывала глаза, пытаясь этим передать ощущение величия. Затем она опять оживлялась: — Но моя милочка Маргарет не уступала ему. О, она покорила платьем. Представьте: по черному шелку серебром изречения, изречения, изречения… Господин Сэмсам, знаменитый доктор… как это, Оскар?
— Социология…
— Да, вот именно доктор социологии, он очень остроумно заметил: "Это не платье, говорит, это большая энциклопедия!" Очень милый старик…
В этом месте гости, как обычно, смеялись…
Рассказали несколько пикантных анекдотов из жизни замечательных современников.
Госпожа Тинтерл, воспользовавшись паузой, поспешно сказала:
— А слышали, господа, о новом предсказании Баумбарлей?
— Нет, нет, а что такое? — раздались любопытные возгласы.
Баумбарлей была модная предсказательница, к которой обращался высший свет столицы.
— Вчера приехала моя кузина, — оживленно блестя глазами, рассказывала Тинтерл. — Представьте, Баумбарлей предсказывает конец света. И до чего точно: не только день, а часы и минуты!
— Как астрономы — затмение солнца… Научно… Вполне научно… У меня есть книжка… да, вот именно… у меня… затмение… — вставил судья Сайдахи.
— Боже мой, и когда же? — испуганно воскликнула госпожа Иолш, супруга мэра. Она шила новое, чрезвычайно эффектное платье и теперь была встревожена: успеет ли показаться в свете до конца света? Ох уж эти портнихи, всегда подведут!..
— Не помню точно… Что-то месяца через два… — все так же оживленно сказала хорошенькая Тинтерл. Видимо, перспектива окончания света мало ее тревожила, особенно в тот момент, когда за ней ухаживала приезжая знаменитость.
— Ах, душечка, неужели так скоро? — спросила госпожа Айкобл.
— Не верю я что-то, — спокойно возразил господин Крок, директор местного отделения страхового общества "Саламандра".
— Это почему же? — возмутилась Тинтерл. Так как новость принесла она, недоверие Крока она сочла личным оскорблением.
— А очень просто, — улыбнулся Крок. — Не слышал я, чтобы госпожа Баумбарлей стала меньше брать за свои прорицания. А у нее и без того порядочно на счету. Зачем же ей деньги, если на носу всемирный крах?
— Ну, не скажите… нет, не скажите! — важно заметил судья Сайдахи. — Деньги — это… это… это деньги… Может, и на том свете… Да, пригодятся и на том свете…
— Разве? — ехидно спросил господин Тинтерл, искавший, на ком бы сорвать свою злость, которую возбудила в нем кокетничавшая с критиком жена. — Но ведь на страшном суде председательствовать будет не господин Сайдахи…
Намек был понят, и гости, к неудовольствию судьи, засмеялись довольно дружно.
Редактор Милбэнксон заметил, что есть более неприятные вещи, чем предсказания страшного суда, например, эта возмутительная коммунистическая забастовка. Он сейчас же прикусил язык, заметив, что допустил бестактность: тема не подходила для беседы на именинах. Но было поздно: господин Прукстер нахмурился.
— Нам не пришлось бы иметь этих неприятностей, если бы печать лучше понимала свой долг перед обществом, — веско сказал он.
Милбэнксон не посмел возразить, ограничившись своей иронической улыбкой, впрочем, в сторону, чтобы не задеть сердитого хозяина.
— Все это сторонники мира мутят! — решительно сказал лейтенант, командир присланного в Медиану отряда. — Я б их живьем на улице ловил, как крыс, и шкуру с них сдирал.
Разговор внезапно смолк, все глаза невольно уставились на священника. Прукстер поморщился. Конечно, лейтенант человек в городе новый, он не обязан знать, но получилось неловко… Это было не то деликатное, осторожное внушение, которым господин Прукстер хотел воздействовать на заблудшего пастыря.
Прукстер засмеялся коротким смешком и поспешно сказал:
— Ох, уж эти рубаки-военные! Рубят сплеча! Перехватили, господин лейтенант. Есть среди них люди и искренне заблуждающиеся… Нельзя так…
— Знаю я их! — безапелляционным тоном заявил лейтенант. — Тряхни хорошенько — из кармана у каждого коммунистическое золото посыплется. Известно: все до одного иностранные агенты.
— Нет, господин лейтенант, вы несправедливы. Другое дело: все они играют на руку коммунистам — это верно. Но некоторые сами этого не понимают.
Священник сидел неподвижно, точно не слыша разговора и не замечая устремленных на него взглядов. Но при последних словах Прукстера он повернулся к нему и спросил: