этаже в комнате разбросана солома, на которой группами сидели девушки: одни из них плакали, другие в отчаянии ломали руки, третьи молчали, опустив головы в безвыходном горе. Страшное отчаяние овладело мною, когда я это увидела. «Лучше смерть, чем неволя» — решила я и прыгнула со второго этажа в раскрытое окно... Потом я очутилась в больнице... ¹⁶⁹

Я спаслась, но осталась калекой на всю жизнь. Однако я счастлива, что не поехала работать на мерзких гадов» Чтобы не ехать на каторгу в фашистскую Германию, подобным образом поступали многие сотни советских людей.

В Киеве пересыльный лагерь «штаба по набору рабочей силы в Германию» помещался в доме № 24 по Львовской улице. Начальником лагеря был Краузе. Во дворе находились две большие каменные казармы — одна для мужчин, другая для женщин. В первые же дни после освобождения Киева автор настоящих строк посетил этот бывший лагерь. Грязь была всюду неимоверная, по углам остатки соломы, какие-то лохмотья. Стены, двери и подоконники испещрены сотнями надписей, в которых с мольбой и надеждой звучала просьба измученных и несчастных людей: «Отомстите за нас палачам...» И девушек из с. Красное Полтавской области записали на стене: «...здесь мы находились две недели, мучились, ели «баланду» один раз на день, а клопы ночью не давали покоя... Прощайте, наши товарищи! Не попадайтесь сюда, выкручивайтесь!»^{170 171}

В другом углу на стене надпись краткая и выразительная: «1демо добров1льно, пщ гвинт1вкою. Бойченко Ганна, Полтавська область». А Василий Струк из с. Ядловки, что в 60 километрах от Киева, 21 сентября 1942 г. записал: «Было в нем 1500 дворов и 6000 населения. Немцы все село сожгли, а мирных людей выгнали в Германию на вечную каторгу и муку. Их тут всех мучают, бьют и голодом морят. Никогда еще не было, чтобы людей так истязали! Да сгинет Гитлер со своей сворой! Скоро придет время, когда он будет висеть на суку вместе со своими собаками!» Эти надписи невольников как нельзя ярче характеризуют страдания людей на пересыльных пунктах.

Издевательства над угоняемыми на каторжные работы еще более усиливались во время транспортировки их в Германию. В грязные товарные вагоны набивали по 60 человек, так что люди могли лишь стоять. Двери и люки в вагонах во время следования в пути всегда оставались наглухо закрытыми. Эшелоны пленников сопровождали специальные охранные команды. Гитлеровцы издали специальную инструкцию о том, как кормить, присматривать за рабами в дороге. Им запрещалось иметь при себе ножи, вилки, вообще острые предметы. Запрещалось везти бумагу, карандаши, записывать станции, через которые следовали эшелоны. Во время транспортировки людей почти не кормили и не давали воды. Одна девушка из Краснодона заявила, что их эшелон находился в пути 24 суток, и за это время они получили 2 килограмма хлеба, 300 граммов колбасы и один раз «баланду». В дороге за попытку к бегству были убиты 3 девушки и 2 юноши¹⁷². Несчастные пленники не имели даже возможности для отправления естественных надобностей. Больные находились вместе со здоровыми, не получая никакой медицинской помощи. В результате голода и болезней многие умирали по дороге, и их трупы выбрасывали в придорожные канавы.

Попав в Германию, порабощенные советские люди подвергались невероятно жестокому обращению, терпели страшные лишения и унижения человеческого достоинства. Преступная гитлеровская клика дала указание всех прибывающих с «Востока» рабов «расселять, кормить и обращаться с ними таким образом, чтобы эксплуатировать их в самой высокой степени и при этом при самых минимальных расходах».

Изданная немецкими рабовладельцами инструкция об обращении с советскими людьми гласила: «Всегда показывай им, что ты их хозяин. Будь с ними всегда только суровым... Ограничивайся только отдачей приказов. Не делай ничего такого, что бы могло облегчить их положение. Стремись заставить их работать возможно интенсивнее...» ¹⁷³

Фактическое осуществление политики в отношении обращения с «восточными рабочими», и прежде всего русскими и украинцами, было еще более жестоким и ужасным, чем рекомендовалось в инструкциях. Прибывавших с востока рабочих загоняли в концентрационные лагеря, огороженные колючей проволокой. Их держали в страшной тесноте, как арестантов, без элементарных удобств, без достаточного количества одежды, без минимальной медицинской помощи. «Восточные рабочие» были лишены своих имен, им были присвоены номера и нагрудные знаки «Ост». Их гоняли на работу и с работы колоннами под охраной вооруженных гитлеровцев. Их загружали непосильной работой и заставляли работать до полного изнеможения и истощения. Рабочие подвергались нечеловеческим унижениям и частым побоям.

Свыше 40 процентов рабочих, прибывавших с оккупированной территории Советской Украины, направлялись на предприятия военной промышленности и в строительную организацию Тодта, которые возглавлял Шпеер. Это был один из самых ярых проповедников жестокостей и насилий над советскими ра-бочимй для выжимания из них наиболее высокой выработки. На многих заводах Круппа русские и украинские рабочие были доведены до такого состояния, что не имели сил даже взять в руки кусок металла, чтобы положить его на станок. Потерявший здоровье и вернувшийся на родину из фашистской каторги житель с. Мироновки Филипп Боцман рассказывает: «Я попал на трикотажную фабрику, где изготовляли военное обмундирование... Придирчивее всего немецкие мастера и надзиратели относились к нам, русским. Чуть что —■ рукоприкладство, ругань. Обед тут же в цеху — миска холодного супа из картофельной шелухи. Хлеба к обеду уже не оставалось. Все 300 граммов суррогатного хлеба поедались утром. Вечером пригоняли обратно в казармы. И так каждый день — голод, усталость, тоска. Одна девушка из Орловской области, избитая надзирателем, повесилась» К

16-летний юноша из Краматорска, А. Ревякин, угнанный вместе с братом в Германию, рассказал, что он работал на заводе боеприпасов около с. Логанно по 14 часов в сутки, он опух от голода и не мог идти на работу, за это ему дали 25 розог. На этом заводе было установлено такое наказание: кто не выйдет первый раз на работу — 25 розог, во второй раз — тюрьма, из которой почти никто не возвращался^{174 175}. За малейшее нарушение установленных правил администрация предприятий часто передавала виновных в руки гестапо. Здесь их били плетьми, вырывали ногти, сажали в подвалы, которые заливали водой, и люди многие часы стояли по грудь в ледяной воде.

Не лучшей была судьба и тех рабочих и работниц, которые попадали в сельское хозяйство. Преступное правительство Гитлера организовало невольничьи рынки. Каждый немецкий собственник за 10—15 марок мог купить себе раба. На этих рынках, как во времена рабовладельческого строя, покупатели ощупывали мускулы на руках и ногах, смотрели зубы и забирали в рабство советских людей, обменивали изнуренных непосильной работой на более крепких.

Немецкие господа, покупая восточных рабов, считали их своей собственностью. Подрядчик Лоренс Шпеер в письме к своему зятю Иосифу Шпееру писал: «У нас теперь работает украинская девка 19 лет. Будь спокоен ■— она будет работать. В воскресенье в деревню прибудет еще 20 русских. Я возьму себе несколько штук...» ¹⁷⁶

Приобретая работниц из оккупированных советских районов, немецкие рабовладельцы обращались с ними, как со скотом. Они подвергались издевательствам, побоям. Об одном из таких фактов писала Галина Новак, угнанная из Сумской области: «Здравствуй, дорогая мамо! Пишу, а сльози оч1 застилають. ©й, як я мучусь тут!.. Сьогодш хозя1н, побив мене за те, що я прогнала його хлопця, який привъязав до мого Л1Ж-ка собаку. АИй хозяш — справжний зв1р. Вш тшьки 1 обзиваэ мене «руською свинею», за кожну найдр1бшш помилку бьэ по обличчю, доржаэ, що багато заплатив за нас, а користь маэ невелику. Отак, мамо, нас розцшюють як худобу...»