Ссылаясь на то, что «фюрер» разработал новый и весьма срочный план вооружения, для осуществления которого требовалось не менее 2 млн. иностранных рабочих, Заукель в своем письме Розенбергу потребовал любыми мерами обеспечить мобилизацию с Украины уже к 31 марта 1942 г. 225 тыс. рабочих, а к 1 мая — еще 225 тыс. человек. Позже, 5 октября

1942 г., Заукель писал Розенбергу о необходимости вербовки из восточных областей 2 млн., а 17 марта

1943 г.— еще 1 млн. мужчин и женщин, которые должны были быть доставлены в Германию в течение четырех последующих месяцев¹⁶⁶. В той же «программе» Заукель заявил, что по поручению «фюрера» «необходимо доставить из восточных областей 400—500 тыс. здоровых и крепких девушек для того, чтобы заметно разгрузить крайне занятую немецкую крестьянку».

В конце ноября 1941 г. и особенно после поражения немецко-фашистских армий в битве под Москвой геббельсовские пропагандисты развернули на захваченных ими территориях широкую кампанию за добровольный набор рабочей силы для промышленности Германии.

Были изданы миллионными тиражами листовки и плакаты, призывавшие трудоспособное население ехать на работу в Германию и обещавшие всем добровольцам обеспечить «райскую» жизнь в империи. В городах и селах появились по этому вопросу воззвания генерал-комиссаров, штадткомиссаров, бирж труда, управ и других органов оккупационных властей. При этом указывалось, что немецкие власти якобы дают возможность всем получить полезную и хорошо оплачиваемую работу и что оставшиеся на месте члены семей добровольцев будут полностью обеспечены. Однако, невзирая на эту демагогическую пропаганду, кампания по добровольному набору рабочей силы принесла плачевные результаты. Советские люди решительно отказывались работать на фашистских захватчиков. Так, уже 6 декабря 1941 г. немецкая биржа труда в Кривом Роге отмечала неудовлетворительный ход вербовки горняков на работу в Германию и обязала всех ранее работавших на местных рудниках в возрасте от 17 до 55 лет немедленно явиться на биржу.

В одном из докладов начальника политической полиции и службы безопасности при руководителе СС в Харькове указывалось, что вербовка рабочей силы доставляет учреждениям беспокойство, так как среди населения наблюдается крайне отрицательное отношение к отправке на работу в Германию и что о добровольной отправке уже давно не может быть и речи. Чтобы принудить население ехать на работу в Германию, оккупационные власти города объявили о снятии со снабжения 70 тыс. человек, хотя никакого снабжения, по существу, и не было¹⁶⁷. Вскоре оккупационные власти стали на путь обязательных разверсток по городам, районам и селам. При этом указывалось, что все уклоняющиеся от явки будут преследоваться полицией.

По приказу Заукеля с Украины должно было отправляться в Германию, начиная с апреля 1943 г., ежедневно не менее 6 тыс. человек. Чтобы выполнить это задание, во всех городах и селах Украины оккупационные власти издали приказы об обязательной явке всех граждан обоего пола в возрасте от 15 до 50 лет. Началась повсеместная погоня за людьми. Угоняли наиболее здоровых и трудоспособных работников, нередко целыми семьями. Так, из колхоза «Вперед» Смеловского района было забрано 72 человека, в том числе семья Харченко С. В. в составе трех человек, в семье Чернухи И. М. были угнаны две дочери. Из Станиславского района гитлеровцы угнали 1002 человека, в том числе около 100 семей по 2—3 человека Г

Оккупационные власти всех уклонявшихся от «вербовки» и поездки в Германию объявляли вне закона. В районы, не выполнявшие «разверстки» по поставке рабов, направлялись карательные экспедиции, которые внезапно, чаще ночью, оцепляли населенные пункты, сталкивали с постелей оторопевших от ужаса людей, сгоняли их в колонны и направляли на сборные пункты. Деревни зачастую сжигались. Такой, например, была операция против села Карабчиева Ру-жинского района, проведенная по приказу обер-лейте-нанта жандармерии Бернгардта. В Мелитополе во время массовой облавы были схвачены тысячи людей, многие за попытку скрыться тут же были расстреляны.

Имеются многочисленные документы, в которых сами гитлеровские главари отмечали жестокости при «вербовке» рабочей силы, которые они всячески поощряли. В отчете генерального комиссара Житомирского округа Лейзера о совещании с Розенбергом в г. Виннице говорится: «...Я разрешил уполномоченному применять самые жестокие меры для того, чтобы достигнуть необходимого результата и получить контрольную цифру... Проблема мобилизации рабочей силы не может быть разрешена в «белых перчатках»².

В письме Розенберга к Заукелю от 21 декабря 1942 г. отмечалось, что из с. Боровичи нужно было взять 25 рабочих, но никто не явился, тогда полиция начала поджигать дома и хватать кого попало и арестовывать их. «Там, где не находили самих мобилизуемых, они задерживали их родителей, как заложников до тех пор, пока не являлись их дети. Это же они проделали в Белоозерке. Те, которые не появлялись вовремя, должны были быть расстреляны. Люди многих деревень отправлялись в монастырь, но их всех арестовали, заперли и направили на работу. Среди них были слепые, хромые и старики... На Украине в качестве террористической меры были использованы поджоги...

В результате массового угона в рабство и сжигания сел в ряде районов появилось много беспризорных детей. Фашистские работорговцы подбирали их и продавали на рынках. Так, по сообщению командиров партизанских соединений А. Н. Сабурова, С. Ф. Маликова, В. А. Бегмы, в Новоград-Волынске, Олевске и др. мальчиков продавали по 5 марок, а девочек — по 3 марки» *.

В г. Олевске за отказ от поездки на каторжные работы в Германию было расстреляно 70 человек. В Полтаве оккупанты приговорили к повешению 65 железнодорожников, отказавшихся ехать на гитлеровскую каторгу. На Украине трудно было найти город или село, где подобные факты не имели бы места. Повсеместно проводились массовые облавы. Людей хватали где попало, на улицах, площадях, на станции и в кинотеатрах, на рынках и даже в церквах. Всякий подвергался опасности быть схваченным в любом месте и в любое время полицейскими внезапно и быть привезенным на сборный пункт для отправки в Германию. Так, начальник отдела пропаганды Львовской городской управы доносил генерал-губернатору «дистрикта Галичина», что 20 октября 1942 г. кинотеатры «Студио», «Центральный», «Мева», «Рокс» и оперный театр работали почти при пустых креслах, так как накануне полиция совершила на них налеты и забрала всех зрителей, и поэтому публика, боясь быть схваченной на улице или в театре для отправки в Германию, не выходит из домов. Налеты полиции на кинотеатры и театры с этой целью были в Бердичеве, Житомире, ¹⁶⁸

Звягиле и во многих других городах и районах Украины.

Нередко изголодавшиеся и истощенные люди заманивались на станции или к продуктовым магазинам обещаниями раздачи хлеба или соли, где их немедленно оцепляли и насильно грузили в вагоны.

Американский обвинитель Додд, выступая на Нюрнбергском процессе, подчеркивал, что фактически была санкционирована охота на людей. «Безгранично издеваясь над славянством,— говорил он,— нацисты применяли методы «набора» рабочей силы, которые берут начало в самых черных периодах работорговли» К

Советские люди, попавшие в руки фашистских извергов, с первых же дней пребывания в пересыльных лагерях и пунктах испытывали страшные муки, зверское обращение и издевательства. Поскольку многих из них захватывали на улице врасплох, стаскивали с постелей ит.д., они оказывались часто раздетыми, без обуви, без постельных принадлежностей и без самых необходимых вещей для личного обихода. До отправки в Германию арестованные или пойманные люди часто содержались в холодных и сырых подвалах или же на пересыльных пунктах под охраной полицейских за колючей проволокой. Невероятная скученность и антисанитария были всюду. На пунктах санобработки женщины подвергались унижению и глумлению. Подобные факты имели место на сборном пункте Харькова и в других городах. Пересыльным пунктом в Житомире была 17-я школа, которую гитлеровцы превратили в настоящую тюрьму для угоняемой молодежи. Жительница Житомира Валентина Орленко, доставленная на этот пересыльный пункт, рассказывала: «Дом охранялся полицейскими. На втором