Последний удар нанесли по фашистским аэродромам в Гумраке и Воропоново.

Оттуда пытались взлететь истребители. Я видел, как поливал их огнем Шестаков, и слышал, как его ведомый Иван Королев азартно кричал:

— Горит, еще один горит!

Под надежным прикрытием группы Шестакова, которую, в свою очередь, бдительно охраняли мы, «илы» и «петляковы» смертельным ураганом прошлись над вражескими аэродромами, оставив на них лишь груды искореженного металла да бушующее пламя вокруг топливных цистерн.

Много фашистской техники было уничтожено на земле, шесть «мессеров» сбили в воздухе, четыре из них — группа Шестакова.

Мы обошлись без единой потери. Даже шальной снаряд никого не царапнул.

Это было торжество возмездия! Фашисты получили сполна по заслугам.

И теперь, мы были в том уверены, будут свое получать, пока последнего из них не вгоним в землю.

…На прежний аэродром мы больше не вернулись. По личному приказанию командарма нас посадили у села со странным названием — Зеты. Вместе с этим приказом была передана и благодарность нашему полку от командующего за исключительно активную боевую работу.

Действительно, мы все были как единый, хорошо слаженный механизм. «Слетанность полка начинается на земле», — многим из нас тогда вспомнились слова Шестакова.

Зеты — калмыцкое село, от которого осталось всего три хаты. Местность вокруг него та же, что и ранее — сколько глаз видит, степь да степь. Только теперь — белая, заснеженная. Холодная, ветреная зима властно вступала в свои права. Немцы при бегстве оставили здесь наспех оборудованные землянки и капониры для самолетов. Но дров никаких не было, топить печи нечем, приходилось закутываться в чехлы и в них спать.

Некоторые недоумевали: разве мало более порядочных аэродромов?

Пришлось Верховцу поручить парторгам и комсоргам эскадрилий побеседовать с людьми, разъяснить что к чему.

Дело было в том, что немецкая группировка в Сталинграде оказалась в котле, отрезанной от остальных своих войск. Фашистское командование начало срочную переброску окруженным по воздуху оружия, боеприпасов, продовольствия, а от них — раненых. Зеты располагались как раз на пути, по которому сновали туда и обратно транспортные «юнкерсы». Уничтожать их — такая задача была поставлена перед нашим полком. Когда всем стала ясна цель нашего пребывания в Зетах — жизнь пошла веселее, мы с большей охотой начали устраиваться на новом месте.

Перед ужином Шестаков в столовой, оборудованной в одной из хат, подвел итоги дня.

На черной доске, которую всегда возил с собой Никитин, четко нарисовал мелком боевой порядок полка, обозначил самолеты противника, его аэродромы.

— Итак, прошу слушать внимательно. Сегодня у нас был весьма удачный вылет, но он мог пройти с еще большей эффективностью, если бы…

Я никогда не думал, что, возглавляя в бою полк, лично участвуя в схватке, можно одновременно видеть и оценивать действия каждого летчика. Когда Лев Львович раскрывал Алелюхину, Ковачевичу, Серогодскому, Королеву, мне и другим летчикам глаза на то, где и когда мы совершили ошибку, допустили неправильный маневр, вели неточный огонь — нам, честно скажу, становилось не по себе. Каким объемом внимания, какой осмотрительностью и памятью нужно обладать, чтобы все это заметить и запомнить, проанализировать и растолковать подчиненным. Нет, неспроста его позывной «Сокол-1».

Но закончив анализ боевого вылета, Лев Львович не остановился на этом.

— А теперь рассмотрим возможные другие варианты наших действий в подобной ситуации.

Это уже начинался урок тактики, урок творческого мышления, поиска наиболее целесообразных приемов и способов решения боевой задачи.

В заключение — советы.

— Огонь открывайте с дальности сто метров. Стрельба с большого расстояния малорезультативна, позволяет противнику мобилизоваться для отпора… Не заходите бомбардировщикам в хвост. Лучше всего — сзади под ракурсом в две четверти или снизу под сорок пять градусов. Это обеспечит вам неуязвимость от огня стрелков-радистов. Пошли в атаку — не сворачивайте, даже если вас осыпают пулями. Подходите вплотную, бейте в упор… Если идет группа бомбардировщиков — сверху, в спину бейте ведущего. Остальные тут же расползутся по сторонам… Не ввязывайтесь в бой на виражах. Наши моторы позволяют вести его на вертикалях, где немцы слабее… Нужно уйти — стремитесь вверх. Высота легко превращается в скорость, а с ней вы не пропадете. Если же вынудят уходить вниз — только резким переворотом. Из пикирования выходите боевым разворотом, чтобы можно было осмотреться… Держитесь группы, не рассыпайтесь. Из атак выходите в ту сторону, где большинство своих… Всегда старайтесь находиться со стороны солнца. Оно слепит врага. Для этого смелее используйте прием «люлька» — ходите так, чтобы солнце было сзади вас. Увидел врага — в атаку разворотом «Все вдруг!»… В воздухе ваша голова должна вращаться как на шарнирах. Кто все видит — того не застанешь врасплох… После боя — не расслабляться до выхода из кабины на аэродроме. Враг хитер и коварен, в любую минуту может подстеречь…

Мы слушали Шестакова и думали: «Это же наука побеждать! В основе ее — опыт боев в Испании, Одессе, под Харьковом и теперь здесь, в Сталинграде. С такой наукой будет легче бить врага!»

Многие из нас торопливо записывали все, что говорил командир. Я же на всю жизнь запомнил его науку. И до сих пор не сомневаюсь в том, что именно она помогла мне потом при самых крутых поворотах судьбы…

Первая ночь в Зетах показалась нам бесконечно длинной: все замерзли, не могли спать. Немцы, конечно же, узнали о нашем месторасположении. И с рассветом обрушили такой бомбовый удар, какой никому из нас еще не приходилось испытывать.

Услышав знакомое завывание бомб, мы бросились в капониры. Увидели, как на одном из них бесстрашно, в полный рост стоял Шестаков и во весь голос командовал:

— Всем в укрытие, быстрей, быстрей! Ложись!

Он проводил взглядом падающие бомбы до самой земли и тут же сам бросился в снег. Раздалась серия взрывов, от которых содрогалось все вокруг.

«Юнкерсы-87» или, как их называли «лапотники», тройка за тройкой заходили на аэродром, а мы ничего не могли предпринять — самолеты в капонирах, их моторы позастывали, взлететь невозможно.

Бомбежка продолжалась минут двадцать. Потом наступила необычная звонкая тишина. Мы вылезли из укрытий, увидели на белом снегу распластанную человеческую фигуру. Подошли — техник Жук. Это была единственная наша потеря от той бомбежки.

Немцы своей цели не достигли. Полк продолжал жить. Несколько самолетов, получивших незначительные повреждения, к вечеру были введены в строй.

Но урок, как говорится, пошел впрок.

Во избежание подобных «сюрпризов» организовали боевое дежурство экипажей. Больше внезапных налетов нам переживать не приходилось.

А мы, совершая в день максимально возможное количество вылетов, один за другим сваливали на землю тяжело груженные транспортные «юнкерсы». Они падали недалеко от нас, благодаря чему мы перешли на питание трофейными пайками. И кстати: с продуктами в то время у нас было бедновато.

В Зетах к нам прибыло пополнение — Остапченко, Кильговатов, Киреев, Контанистов. Все ребята молодые, необстрелянные. Шестаков слетал с каждым. Помню, Киреев его разозлил тем, что в воздухе почти ничего не видел, у него была слабо отработана осмотрительность.

— Два часа сидеть в кабине, крутить головой, замечать все вокруг! — приказал ему Лев Львович. — И чему их только в училищах учат, — бросил подошедшему Верховцу.

— Ускоренная подготовка, Лев Львович, — ответил замполит. — А два часа крутить головой — обалдеть можно. Разрешите, я займусь с Киреевым.

Спокойствие и уравновешенность комиссара, как все продолжали его звать, подействовали на командира отрезвляюще.

— Пожалуй, ты прав, Николай Андреевич. Вот что, давай-ка закрепим молодых за нашими «стариками». Пусть учат.

— Годится. Я займусь Киреевым, Алелюхину поручим Кильговатова, Серогодскому — Контанистова…