Известный советолог Р. Конквест в своей книге о Сталине специальное внимание обращает на процитированное выше выступление. Он отмечает, что высказывания Сталина, сделанные в Тифлисе, не привлекли того внимания, которого они заслуживают. По мнению Р. Конквеста, Сталин, да и другие лидеры большевиков, включая Ленина, кардинально недооценили новую ситуацию, сложившуюся в национальных республиках после падения царизма. Главной чертой этой новой ситуации был колоссальный рост национального самосознания народов окраин. Это, мол, хорошо поняли и умело использовали в своей политике грузинские меньшевики, завоевавшие широкую поддержку возродившейся нации на основе программы реальной и полной независимости[919]. Сталин же, как полагает Р. Конквест, выступая с критикой национализма, смотрел не вперед, а назад, отражая реалии уже навсегда ушедшего времени.
С таким толкованием трудно согласиться, поскольку речь у Сталина шла не о подавлении независимости и духа национального самосознания грузинского и других народов Закавказья. Напротив, речь шла о союзе национальностей не на основе отрицания их независимости, не на базе восстановления прежних царских принципов и устоев, а на платформе классового единения трудящихся, на основе свободного союза свободных народов.
Ведь не случайно, подвергая жесткой критике рост национализма, Сталин одновременно выступил против тех, кто ратовал за восстановление существовавшего при царизме деления на губернии — Тифлисскую, Бакинскую, Эриванскую. Он расценил такие планы как попытку повернуть колесо истории вспять и категорически подчеркнул необходимость сохранения независимости Грузии, Азербайджана и Армении. В качестве одной из важнейших задач коммунистов Закавказья Сталин выдвинул задачу — «раздавить гидру национализма и создать здоровую атмосферу интернационализма для облегчения дела объединения хозяйственных усилий советских республик Закавказья при сохранении независимости этих республик»[920].
В принципиальном подходе Сталина к проблемам отношения к великорусскому шовинизму и местному национализму наличествуют как бы два измерения, два угла зрения, через призму которых он пытается найти наиболее приемлемое решение проблемы. С одной стороны, это фундаментальный, основополагающий подход, где его позиции проглядывают достаточно четко. С другой стороны, тактический или прагматический подход, который, пользуясь юридической терминологией, можно было бы определить как подход на основе принципа ad hoc (латинское — для данного случая, для данной цели — Н.К.). Бросающаяся в глаза двойственность — отнюдь не проявление беспринципности. Она скорее отражение необходимой гибкости и чрезвычайной осторожности, без которых любое решение по национальной проблематике (в каждом национальном регионе со множеством местных особенностей) тех времен было просто немыслимо. Эта двойственность проглядывает во многих выступлениях Сталина того периода и накладывает на них свою неизгладимую печать. Однако объективный (в том числе и ретроспективный) взгляд позволяет сделать вывод, что именно первый подход был у него доминирующим, в конечном счете предопределявшим и его точку зрения по отдельным конкретным проблемам национальной политики советской России начала 20-х годов.
Специального внимания заслуживает общая политическая позиция Сталина в период профсоюзной дискуссии и его роль в борьбе за отстаивание ленинской платформы. На этот счет существуют различные, порой полярные, точки зрения. Одна из них лаконично и безапелляционно изложена в официальной биографии Сталина. В ней говорится буквально следующее: «Вместе о Лениным Сталин последовательно проводил и отстаивал партийную линию и громил всех этих врагов партии. Сталин организационно руководил борьбой с антиленинскими группировками в период профсоюзной дискуссии, сплачивая партию вокруг ленинской платформы. К Сталину стекались все данные с мест о ходе борьбы за линию партии. Сталин направлял в «Правду» в те дни данные об итогах дискуссии в местных организациях, демонстрировавшие победу партии и поражение антиленинских группировок»[921].
Факты, однако, рисуют, мягко говоря, несколько иную картину. Хотя в целом принципиальная позиция Сталина здесь отражена верно с точки зрения исторической действительности.
В период дискуссии о профсоюзах политическая позиция Сталина с самого начала определялась приверженностью ленинской линии. Он был одним из тех, кто энергично поддерживал ленинскую точку зрения и выступал в ее защиту. Однако следует подчеркнуть, что участие Сталина в открытой политической борьбе, яркой формой которой фактически и была дискуссия о профсоюзах, выражалось скорее не в форме открытых публичных выступлений (хотя имели место и такие выступления), сколько в организационной работе, нацеленной на сплочение рядов ленинской платформы и изоляцию противников этой платформы. Непосредственно анализу предмета споров, обнаживших перед партией и страной всю глубину политических расхождений в руководстве, посвящена одна статья Сталина под довольно нейтральным заголовком «Наши разногласия».
Едва ли есть необходимость уделять специальное внимание этой статье, поскольку она не выделяется ни глубиной, ни остротой, ни оригинальностью постановки вопросов. Обращают на себя внимание лишь три момента. Первый — то, что Сталин явно вопреки реальным фактам, утверждает, что «наши разногласия — не принципиальные разногласия»[922]. Второй — то, что острие атак направлено персонально против Троцкого, взгляды которого Сталин подвергает справедливой, но довольно вялой критике. Третий момент характерен тем, что Сталин выступает в роли ярого противника методов принуждения, защитника демократических способов убеждения и т. д. Это как-то не вписывается в свойственный ему с самого начала его деятельности образ человека, ставившего на первый план жесткие меры, вплоть до принуждения как эффективного средства достижения политических целей. В этой же статье он писал: «Осуществить эту задачу (имеется в виду вовлечение широких масс трудящихся в строительство нового общественного строя — Н.К.) методами принуждения и «перетряхивания» союзов сверху, очевидно, нельзя, ибо эти методы раскалывают рабочий класс… и порождают недоверие к Советской власти. Кроме того, нетрудно понять, что методами принуждения, вообще говоря, немыслимо развить ни сознательность масс, ни доверие их к Советской власти.
Ясно, что только «нормальными методами пролетарской демократии внутри союзов», только методами убеждения можно будет осуществить задачу сплочения рабочего класса, поднятия его самодеятельности и упрочения его доверия к Советской власти, доверия, столь необходимого теперь для того, чтобы поднять страну на борьбу с хозяйственной разрухой»[923].
Тема преодоления хозяйственной разрухи неизменно присутствует в публикациях, принадлежащих перу Сталина. Знакомясь с его взглядами на методы борьбы с экономическим хаосом, захлестнувшим страну, можно констатировать: он демонстрирует достаточно широкий экономический кругозор, умение выделить узловые моменты хозяйственной жизни, ухватившись за которые можно сдвинуть дело с мертвой точки. Особый акцент Сталин делает на сопоставлении тех положительных моментов, которые позволяют стране преодолеть разруху, с отрицательными последствиями, неизбежно вытекающими из нового экономического курса. Весь смысл его аргументации сводится к тому, что партия и Советская власть способны справиться с негативными последствиями новой экономической политики. Участие в работе Политбюро и в Совнаркоме, где вопросы хозяйственной политики занимали чуть ли не доминирующее место, очевидно, обогатило Сталина экономическими знаниями, дало ему хотя бы самое общее представление о формах и методах управления экономическими процессами в стране. Поэтому, читая его статьи и выступления, невольно поражаешься, как легко он оперирует многими сугубо экономическими, финансовыми, валютными и иными категориями. Причем формулирует свои соображения и предложения не как дилетант, а как человек, достаточно хорошо разбирающийся в проблемах, о которых он ведет речь.