Как же на все это отреагировал Ленин?

Он привел такие, на его взгляд, неотразимые аргументы: «Свобода печати в Р.С.Ф.С.Р., окруженной буржуазными врагами всего мира, есть свобода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг, — меньшевиков и эсэров. Это факт неопровержимый. Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу…

Свобода печати поможет силе мировой буржуазии. Это факт. Не очистке коммунистической партии в России от ряда ее слабостей, ошибок, бед, болезней (куча болезней есть, это бесспорно) послужит свобода печати. Ибо этого не хочет мировая буржуазия, — а свобода печати станет оружием в руках этой мировой буржуазии»[907]. Такая постановка вопроса, которая, — и на это указывал в своем ответе Ленину Мясников — не учитывала коренных изменений в России, где у власти находился рабочий класс, все командные высоты были в его руках, и он был вполне способен не допустить чисто правовыми (законными) мерами попытки новой буржуазии скупить газеты и другие средства информации, чтобы использовать свободу слова для подрыва новой власти, для реставрации старых порядков.

В конечном счете вся аргументация Ленина концентрировалась на доказательстве постулата, согласно которому в советском государстве не может быть свободы печати до тех пор, пока мировая буржуазия находится в более выгодном положении, нежели Советская власть, пока существует так называемое капиталистическое окружение (по более поздней терминологии, которую внедрил уже Сталин).

Суммируя, можно сказать, что уже тогда по такому важному вопросу, как выступления за свободу слова (не для буржуазии, а вообще для всего населения) рассматривались руководством партии как проявление антипартийности. Такие взгляды объявлялись несовместимыми с пребыванием в рядах партии. Тот же Мясников вскоре был исключен из партии, поскольку последовательно отстаивал свою точку зрения.

Едва ли есть необходимость специально подчеркивать, что взгляды Ленина на свободу слова в полной мере разделялись и Сталиным. В этом смысле он был наиболее последовательным и твердым сторонником Ленина. Опыт борьбы против сторонников свободы слова и свободы печати, накопленный в первый период НЭПа, был в полной мере взят на вооружение Сталиным, развит им до таких масштабов, что сама постановка данного вопроса в партийных кругах стала рассматриваться едва ли не как самое страшное проявление буржуазного либерализма.

Оппозиционные группы в партии, равно как и отельные критически мыслящие партийные делегаты, подвергли на X съезде РКП(б) беспощадной критике и многие другие явные отклонения от провозглашенных ранее большевиками принципов. Не случайно, что одним из предметов критики явилась нарождавшаяся в партии система привилегий, которая в конечном счете стала той «ахиллесовой пятой», которая способствовала через много десятилетий крушению социалистического режима в Советском Союзе. Один из представителей оппозиции В.Н. Максимовский, выступая в прениях, заметил: ««Съезд целиком подтверждает курс на уравнительность в области материального положения членов партии». Подумаешь, какой курс на «великое» пайковое дело! Смысл сентябрьской конференции не в пайках заключается. Нужно опять-таки говорить по существу дела: суть постановлений сентябрьской конференции не в этом. Можно очень много сказать об уравнительности и прочих вещах, можно очень много сказать против них и в гражданских учреждениях и в армии, но все это производные вещи, зависящие от общего положения.

Почему [существуют] эти привилегии? Потому что существует бюрократия — только потому и привилегированность! Если вы создаете настоящую квалифицированную бюрократию, она будет обязательно привилегированной, и все это отражается на состоянии партии и ее членов»[908]. Как говорится, Максимовский смотрел в корень и усматривал проблему не в простых фактах наличия привилегий, а в том, что они с железной закономерностью порождаются существованием и постоянным упрочением позиций бюрократии. В том числе и рабочей, и, в особенности, партийной бюрократии!

Ему вторил другой представитель оппозиции С.П. Медведев, подчеркнувший, что важны не громкие декларации, а реальные меры, способные стать мощной преградой на пути обюрокрачивания партийных рядов и отрыва их от основной массы трудящихся: «Мы предлагаем, чтобы каждый член нашей партии ежегодно не менее трех месяцев отбывал трудовую повинность на заводе, фабрике, руднике, на железной дороге, чтобы он, пришедши оттуда, знал, как живут теперь рабочие, как эти рабочие, жившие во времена царизма в ужасных условиях, спавшие на нарах, теперь не имеют даже этих нар. Тогда эти члены партии будут тоже говорить, что они сторонники «Рабочей оппозиции»»[909].

Чтобы завершить этот небольшой экскурс в историю дискуссии, развернувшейся на X съезде партии, и показавшей, вопреки официальным утверждениям, весьма глубокие и принципиальные разногласия в партийных рядах, отмечу еще одно немаловажное обстоятельство. Сторонники оппозиции подвергли критическому разбору и деятельность органов ЦК партии — прежде всего Политбюро и Оргбюро. И эта критика, надо сказать, для Ленина, Сталина и других сторонников ленинской платформы оказалась весьма кстати. Она как бы подводила основу для довольно радикальной перетряски этих органов. Речь шла прежде всего об устранении из них сторонников Троцкого, что явно было на руку Сталину, поскольку не только ослабляло реальные политические позиции Троцкого и его личный авторитет в партии, но и непосредственно укрепляло собственные позиции Сталина.

Критикуя центральные органы партии, В.Н. Максимовский, в частности, заявил: «Что касается организации ЦК, то я полагал бы, что нужно наметить некоторое улучшение аппарата ЦК в сторону большей его демократизации. Еще вопрос, который разделяет нас с тезисами (т. Бухарина), это — вопрос относительно Организационного и Политического бюро. Не нужно сохранять ту систему, которая была до сих пор, потому что она достаточно обнаружила свои недостатки. Это — система самостоятельных отдельных органов — Политического и Организационного бюро — при неопределенном разделении работы между ними. Организационное и Политическое бюро должны быть обращены в простые, по существу говоря, исполнительные комиссии, должны быть такими органами, которые проводят решения по отдельным вопросам, что избавит нас от затруднений, которые могут встретиться в работе ЦК благодаря его составу»[910].

Видимо, сам того не ведая, оратор замахнулся на святая святых устройства сложившегося партийного мироздания. Политбюро к тому времени стало фактически верховным органом власти не только в партии, но и в стране: в его руках, точнее в руках кучки людей из 5–8 человек, сосредоточилась необъятная власть. Не случайно Троцкий называл его «сверхправительством». Превращение же ПБ и Оргбюро в простые исполнительные комиссии коренным образом меняло бы положение дел. И бросая ретроспективный взгляд в прошлое, можно сказать, что такая чисто организационная мера могла бы сыграть огромную прогрессивную историческую роль в жизни самой партии и страны. Возможно, в таком случае нам не пришлось бы в дальнейшем столкнуться с фактами, которые вошли в историю под названием культа личности. Однако тогда даже сама постановка вопроса о превращении ПБ и Оргбюро в простые исполнительные комиссии ЦК представлялась чем-то кощунственным и повисла в воздухе. Этой темы больше уже никто не касался: она стала своего рода табу.

Из приведенных выше фактов и материалов читатель сам в состоянии сделать вывод о характере противостояния различных группировок в партии накануне, в период и после X съезда РКП(б). Он сам увидит как сильные, так и слабые стороны оппозиционных платформ. Мне бы хотелось в данном случае, чтобы сохранить необходимую объективность, сослаться на мнение одного из крупнейших западных специалистов по истории внутрипартийной борьбы в партии большевиков Р. Даниелса. Специально посвященная этим вопросам книга носит довольно претенциозное название «Совесть революции» (под ней подразумеваются различные оппозиционные течения в партии). Его обобщающий вывод, характеризующий основные особенности противоборствовавших платформ, звучит следующим образом (хотя эта цитата и довольно обширна, но она заслуживает того, чтобы ее привести без купюр). Давая оценку платформе «рабочей оппозиции», он пишет: «Их программа неограниченной рабочей демократии и контроля над экономикой через «ассоциацию производителей» означала попытку немедленного введения форм социальной организации, относительно которой и среди революционеров в 1917 году было общее согласие, что она является конечной целью коммунистического общества.