Гвардии капитан Ирина Дрягина, помощник начальника политотдела дивизии по комсомольской работе (до этого была летчицей знаменитого 46-го женского авиаполка ночных бомбардировщиков) вспоминает любопытные штрихи из жизни советских асов:

«Я прибыла в 16-й гвардейский полк в разгар горячих воздушных боев за Яссы, в которых особенно отличился будущий дважды Герой Советского Союза Саша Клубов. Он сбил за два дня воздушных боев шесть фашистских самолетов. Тут в полк прибыли писатели — братья Тур. Они решили сфотографировать Героя перед вылетом на боевое задание.

Летчики прибежали ко мне на КП, требуя, чтобы я запретила фотографировать Клубова, так как он считает, что это плохая примета. Я запретила фотографировать Клубова, и он спокойно полетел на боевое задание. С писателями у меня возник серьезный конфликт, и они поехали жаловаться на меня А.И. Покрышкину.

Сначала он соглашался с ними и сожалел, что «девчонку» пришлось поставить комиссаром в такой боевой полк, хотя и временно. Однако когда услышал, что писатели возмущены тем, что комиссар якобы поддержала суеверие летчика, его веру в примету, то дал другую оценку моим действиям. Он сказал:

— Я не ожидал, что такая молодая девчонка поняла суть дела и отдала правильный приказ. Ведь если бы она поддержала вас, писателей, не верящих в приметы, и летчика сфотографировали перед боем, то он бы воевал с позиции обреченного и не смог выйти победителем.

Боевой вылет пары А. Клубова оказался сложным: десять Ме-109 и два «Фокке-Вульфа-190» дрались с двумя нашими истребителями. Саша Клубов сбил в этом бою еще два самолета противника».

Что интересно, сам Покрышкин незыблемо придерживался такой приметы: до вылета к его самолету женщины подходить не могли. Ни оружейницы, ни мотористки, ни даже любимая жена.

Рисует Ирина Викторовна Дрягина в своей книге «Записки летчицы У-2» и выразительный.портрет нашего вологодского героя:

«Александр Клубов был очень серьезным, сдержанным и в какой-то мере стеснительным человеком. Коренастый, среднего роста, выделялся внутренней собранностью, сбитостью своей фигуры. Все в нем было как бы продумано и равномерно распределено — и в походке, и в улыбке, и в разговоре с товарищами. Все к нему относились с большим уважением, внимательно прислушивались к его замечаниям и советам. Хотя ему было тогда 26 лет, но большинству — восемнадца-ти-двадцатилетним ребятам — он уже казался умудренным, солидным человеком. Его белокурая голова хорошо гармонировала со всей его фигурой, а боевые шрамы от ожогов на лице не снижали его «коэффициент красоты», как он шутил иногда. Он привлекал всех своей начитанностью и аналитическим умом. Изредка некоторым удавалось услышать пение и мастерское чтение стихов Александром Клубовым».

После войны И.В. Дрягина стала ученым, доктором сельскохозяйственных наук. Она вспоминает:

«И еще об одном и, думаю, неожиданном для многих, замечательном свойстве нашего командира хочу рассказать. Александр Иванович Покрышкин очень любил цветы. Мы всегда удивлялись, что у него в землянке, в хате, где он размещал необходимые для совершенствования летного мастерства атрибуты (макеты самолетов, секстанты, мишени и прочее), всегда были цветы. Чаще всего полевые ромашки, васильки, а на Кубани — пионы, ирисы. После войны, когда Александр Иванович узнал, что я работаю по выведению новых сортов цветочных культур и создаю свои сорта, он был восхищен тем, что имена наших героев войны — Вадима Фадеева, Михаила Девятаева, Евгении Рудневой, Марины Расковой и других — носят ирисы и гладиолусы. В день моего 60-летия он писал в приветственной телеграмме: «Продолжай дальше своими цветами рассказывать о героях, защищавших нашу Родину».

Один из лучших отечественных сортов ириса был назван «Маршал Покрышкин»...

Я долго подбирала сорт ириса, который как бы соответствовал героическому летчику Александру Клу-бову... И решила я, что такому скромному дважды Герою Советского Союза подойдет сорт «Бордюрный белый». Этот сорт отличается обильным цветением, плотным строением куста. Цветки белые с небольшой дымкой, слегка гофрированные. Сорт хорошо размножается, зимостоек, устойчив к болезням. На Международной выставке цветов в Нидерландах в 1992 году сорт «Александр Клубов» получил призовую оценку».

В первых числах июля дивизия Покрышкина переходит в подчинение командующего 2-й воздушной армии генерала С.А. Красовского. Гвардейцы ликуют — на Берлинское направление! Сам комдив вспоминал: «Кто из нас, фронтовиков, мысленно не рисовал тот непостижимо радостный день, когда Красная армия ререступит границу гитлеровского рейха?!»

Задача исключительно ответственная — прикрыть на всем пути наступления войска 13-й армии и вводимую в прорыв подвижную группу в составе знаменитой 1-й танковой армии М.Е. Катукова и конномеханизированного корпуса В.К. Баранова.

На рассвете, когда противника ослепляли лучи восходящего солнца, в режиме полного радиомолчания наиболее опытные летчики дивизии, среди которых был Александр Клубов, проводили «Аэрокобры» над самыми верхушками деревьев к аэродрому Михалу-вка и с ходу садились. Остальные самолеты перелетели в сумерках. Только так можно было избежать немецкого артиллерийского удара, который был вполне возможен. Короткая летняя ночь. Совсем близко слышались пулеметные и автоматные очереди, разрывы снарядов. Над передним краем взлетали ракеты. Тревожило зарево пожара — горело соседнее село.

На следующий день началась мощнейшая артподготовка. От залпов орудий и «катюш» задрожала земля. В небе эшелонами шли армады наших бомбардировщиков Пе-2 и Ту-2.

В Львовско-Сандомирской операции (13 июля — 29 августа) войска 1-го Украинского фронта разгромили группу армий «Северная Украина», освободили вместе с войсками 4-го Украинского фронта Западную Украину, совместно с 1-м Белорусским фронтом — юго-восточные районы Польши. На западных берегах Вислы был захвачен крупный Сандомирский плацдарм.

В первые дни операции завязались ожесточенные бои в воздухе. 14 июля Покрышкин в одном бою сбивает три немецких самолета, один подбит. 16 июля 12 «Аэрокобр» атаковали немецкую группу из 60 Ю-87, прикрытых восьмеркой ФВ-190. Александр Клубов «соколиным ударом» расстреливает «Юнкере», повторной атакой сбивает фоккер. Георгий Голубев рассказывал о тех днях: «Вылетая с Клубовым на выполнение боевого задания, я всегда был уверен в успехе. Руководил он воздушным боем твердо, спокойно, тактически грамотно, вел его в высоком темпе. Атаки Клубова были дерзкими, стремительными, неотразимыми. Он обладал высокой физической выносливостью, крепкой волей, уравновешенностью. Он не знал страха в бою, никогда не пасовал перед численно превосходящими силами противника».

Правда, значительно увеличить свои боевые счета гвардейцам не удается. Немцы откровенно избегают схваток с покрышкинцами. Силы у них уже не те. И.Д. Гурвиц, в 1944—1945 годах механик по электро-и радиооборудованию самолета А.И. Покрышкина, вспоминал:

«У нас в звене управления стоял хороший американский радиоприемник. Когда наши уходили в бой, мы настраивали его и слушали, что происходит в воздухе. Доносилось до нас и немецкое «Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин!..» Истеричные выкрики надорванным голосом».

Известный ученый, лауреат Ленинской и Государственной премий Ю.Н. Мажоров, в годы войны служивший в 1-й отдельной радиобригаде Ставки ВГК, говорит, что лишь в трех случаях педантичные немцы переходили с цифровых радиосообщений на передачу открытым текстом: «Ахтунг, партизанен!» (внезапное нападение партизан); «Ахтунг, панцер!» (прорыв советских танков) и «Ахтунг, Покрышкин!». Именно там, в ходе Львовско-Сандомирской операции, он слышал это немецкое предупреждение.

Стоило появиться в небе «кобрам» покрышкинцев, и немцы стремились уйти от схватки.

Но, как пишет А.И. Покрышкин, «невысокая напряженность в боях породила у летного состава недооценку противника», вела к потерям. Погиб талантливый летчик, заместитель комэска 16-го гвардейского полка Александр Ивашко. 13 июля восьмерка командира 104-го гвардейского полка Владимира Боброва атаковала большую группу бомбардировщиков, несколько «Юнкерсов» было сбито. Увлеклось атакой и звено прикрытия, тем самым пропустив внезапный, из-за облаков, удар «Мессершмиттов». Был сбит ведомый Боброва Михаил Девятаев. Потеряв сознание от удара о стабилизатор «кобры», обгоревший, он приземлился на парашюте в расположении немецкой части. Пройдя ряд концлагерей, в их числе Заксенхаузен, Девятаев в итоге оказался среди пленных в строго засекреченном немецком ракетном центре на острове Узедом в Балтийском море. В феврале 1945-го он смог вместе с несколькими узниками угнать бомбардировщик «Хейнкель-111» и приземлиться у своих. Судьба Михаила Девятаева стала легендой.