В этот роковой миг и решилась судьба летчика...
Вот что пишет А.И. Покрышкин в своей книге «Познать себя в бою»: «Виной тому был не только отказ матчасти, но и безответственность командира полка Речкалова при организации учебных полетов в тот день. Плохо отремонтированная бетонная полоса, подорванная немцами при отступлении, очень сильный боковой ветер не гарантировали безопасность посадок и взлета даже на исправных самолетах. Проводить полеты в таких условиях было неразумно. Но, как всегда, Речкалов отнесся к этому беспечно...»
«Хоронил Клубова весь полк, — писал К.В. Сухов. — Моему звену было поручено пролететь над траурной процессией и дать прощальный салют.
Выполнив горку, я, Жигалов, Березкин и Руденко дали троекратный залп.
Возвратившись на аэродром, долго не могли прийти в себя, мы не скрывали своих слез и никак не могли, не хотели верить, что нет среди нас этого чудесного человека, отважного бойца».
Сам Покрышкин не мог сдержать слез впервые за всю войну: «Тяжело было выступать на траурном митинге перед гробом Клубова. Горло перехватывали спазмы. Саша Клубов был для меня настоящим боевым другом. С ним провели не один бой, начиная с Кубани. После Вадима Фадеева это был самый дорогой для меня человек. В моей жизни Клубов занимал так много места, я так любил его, что никто из самых лучших друзей не мог возместить этой утраты. Он был беззаветно предан Родине, авиации, дружбе, умный и прямой в суждениях, горячий в споре и тонкий в опасном деле войны».
Александр Иванович вспоминал, как вскоре после гибели Клубова к ним «нагрянули целой гурьбой танкисты, стоявшие в соседнем селе. Они помнили Клубова по его боям под Львовом — он не раз очищал там небо от немецких бомбардировщиков.
— Что же вы не уберегли такого сокола? —«спросили танкисты летчиков.
— Мы-то берегли. Машина подвела.
Танкисты долго не могли успокоиться, узнав, как
погиб их любимец». И Покрышкин принимает нелегкое и, судя по всему, весьма отрицательно отразившееся на его послевоенной карьере решение. Он отказывается от перевооружения дивизии с американских «Аэрокобр» на советские самолеты. Было ясно, что такое перевооружение с хорошо освоенной техники на новую может стоить еще не одной жертвы перед началом и в ходе решающего наступления на Берлин. Нет, как говорится, коней на переправе не меняют... А ведь Покрышкин знал, что его награждение третьей медалью «Золотая Звезда» задерживалось потому, что были возражения и такого плана, что воюет и побеждает Покрышкин на американской технике, тем самым поднимая ее престиж.
Но не было для него ничего дороже жизни боевых товарищей. Не было и не будет до конца его дней. Он и гордился до конца жизни прежде всего не своими наградами, а тем, что по его вине не погиб ни один из тех, кого он вел в бой. И в предсмертном забытьи в ноябре 1985-го маршал авиации Покрышкин руководил воздушной схваткой, направляя и прикрывая атаки своих ребят.
Что же касается американских поставок Советскому Союзу в рамках закона о ленд-лизе (этот закон с официальным названием «Акт содействия обороне США» был принят конгрессом 8 марта 1941 года), то здесь пора уйти от крайностей и по прошествии лет дать всему разумную оценку.
В годы «холодной войны» между СССР и США в советской литературе объем и значимость поставок стремились занизить, свести до 3—5 процентов и от американского, и от советского производства того или иного вида вооружений.
Генерал-майор авиации в отставке И.П. Лебедев, в 1943—1945 годах — военный представитель правительственной закупочной комиссии СССР в США, основываясь на изучении архивов, пришел к следующему заключению: поставки американских фронтовых истребителей составили 16 процентов от произведенных советской промышленностью и 38 процентов от выпуска промышленности США. По фронтовым бомбардировщикам соответственно — 20 и 22 процента. Конечно, это далеко не 3—5 процентов, а более весомая поддержка.
Наряду с этим И.П. Лебедев приводит высказывание президента США Ф. Рузвельта, который подчеркивал, что войну с Германией невозможно выиграть без СССР, а помощь по ленд-лизу — это шаг, направленный на защиту американских интересов.
Заместитель директора управления по ленд-лизу Д. Хазард писал: «Полагаю, что теперь вряд ли кто-нибудь в США возьмется утверждать, что поставки по ленд-лизу являлись основным фактором, обеспечившим победу советского народа и Красной армии в этой войне. Тем не менее поставляемые грузы помогли заполнить брешь в снабжении советского народа и его Вооруженных сил».
4 февраля 1945 года А.И. Покрышкин подписывает наградной лист — представление гвардии капитана А.Ф. Клубова к званию «дважды Герой Советского Союза» (посмертно).
Боевые товарищи, как это было принято среди летчиков, разобрали на память его немногие личные вещи. Ведомый Андрей Иванков долго хранил часы командира, переданные ему от президента американской корпорации, производившей «кобры», с надписью: «Капитану А.Ф. Клубову за победы на «Аэрокобре». Ларри
Белл». В 1960-е Иванков передал эти часы в уголок Славы одной из львовских школ. Сейчас они хранятся в семье дважды Героя.
...Александр Клубов — летчик от Бога и поэт в душе... Что же могло погружать его в печальные раздумья в те последние дни? Почему оставил его безучастным в тот вечер голливудский фильм 1937 года «В старом Чикаго» с его симпатичными персонажами и весьма зрелищно по тем временам снятыми картинами катастрофического пожара в американском городе?
Константин Сухов вспоминал поразившее всех чтение Клубовым его любимых произведений Александра Блока. Думается, чтобы понять его душу, стоит их перечитать. Вот первые строфы таинственного стихотворения «Русь»:
Ты и во сне необычайна.
Твоей одежды не коснусь.
Дремлю — и за дремотой тайна,
И в тайне — ты почиешь, Русь.
Русь, опоясана реками И дебрями окружена,
С болотами и журавлями,
И с мутным взором колдуна,
Где разноликие народы Из края в край, из дола в дол Ведут ночные хороводы Под заревом горящих сел...
Может быть, он вспоминал свое сиротское детство и отрочество в дебрях лесного края, трагическую гибель отца и расставание с матерью?..
Может быть, угадывал неотвратимое в строках «На поле Куликовом»:
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной —
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь...
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...
И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь...
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
Александр Блок был убежден, что Куликовская битва принадлежит к символическим событиям русской истории: «Таким событиям суждено возвращение. Разгадка их еще впереди».
Что интересно, Покрышкин ценил лермонтовский «Кинжал». Любимое пушкинское стихотворение Клу-бова тоже «Кинжал», хотя это произведение не столь хрестоматийно.
Лемносский бог тебя сковал Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал, Последний судия Позора и Обиды.
...Как адский луч, как молния богов,
Немое лезвие злодею в очи блещет,
И, озираясь, он трепещет Среди своих пиров.
Такой «молнией» для оккупантов, наверное, и был истребитель русского аса.
В Новосибирске автору довелось беседовать с женщиной, которая много лет, с 1960-х годов, собирает все материалы о жизни летчика, встречалась с его сестрой, боевыми друзьями, приезжала на родину Клубо-ва и во Львов, на его могилу. Благодаря ей сохранились некоторые штрихи к портрету Александра Клубова, которых не найдешь в официальных документах. Своего имени она просила не называть.