- Да вот… - Роська пожал плечами. – Пришел, меня же мамка твоя на чай звала.

          - Дак нету ее…

          - Ого, Нюрка, ты, что ли? – удивился Роська, увидев младшую сестру Любки.

          - Ну я… - засмущалась Нюрка.

          - Ни фига себе… Растешь!

          - Чего бы ей не расти? – проворчала Любка.

          - А там у вас кто? – спросил Роська про ребячьи голоса, доносившиеся из комнаты.

          - Спиногрызы Андрюхины, - ответила Люба.

          - А, значит, младших скучили?

          Любка пожала плечами.

          Нюрка ушла в комнату и Любка с Роськой стояли посреди кухни, и оба не знали, что говорить и делать дальше.

          - Борщ будешь? – наконец ожила Любка.

          -Буду! – улыбнулся Роська. – Я по борщу соскучился ужас как. И по тебе тоже…

          Сердце в груди у Любки чуть не выскочило от такого признания.

          Но поесть они так и не успели. Потому что пришел отец и сказал, что Андрея нашли.

***

          Как показала экспертиза, у Андрея Семенова, молодого и как всем казалось здорового парня, случился инсульт, когда он шел к своему другу в Мытницы. Может быть, он и остался бы жив, если бы в этот вечер не было сильного мороза…

          Юлька замерла этой зимой. Не умерла, нет, умер ее муж… Но душой углубилась в сон, похожий на летаргический. Она безучастно, почти с испугом наблюдала за тем, что происходит вокруг нее, но ни в чем не принимала участие. После похорон Андрея ее родители, естественно, пытались вывезти ее с сыновьями в Тверь, но Юля ни в какую не хотела уезжать.

          И вот тут появился Пашка. Он приезжал на похороны брата, потом еще на неделю уехал, а после пришел к Юльке. Он зашел к ней по-свойски, не стучась, наполнив избу морозным воздухом. Юля как-то испуганно смотрела на него, вжавшись в стену – Пашка казался ей огромным медведем, от которого она не знала, чего и ожидать. Павел, видимо, догадался о такой реакции, поэтому его решительность как ветром сдуло, и он замялся посреди кухни.

          - Эта… - протянул он, стягивая шапку, - ты не бойся… я по делу…

          Юля продолжала молча сверлить его глазами. Павел нерешительно сделал шаг к столу и снова остановился.

          - Дак вот же я… - вдруг спохватился он и вытащил из кармана скомканный пакет, который сначала протянул Юле, но потом передумал и положил его на стол.

          - Чего это? – тихо спросила Юля.

          - Да это вам. С пацанами… - Павел, наконец, улыбнулся. – Я потом еще привезу…

          Юля развернула пакет. Там были деньги.

          - Ты что, Паш? Я не могу взять это…

          - Чего это не можешь? – оживился Паша. – Бери… На что вам жить-то… Я еще привезу, мне-то хватает, а вы-то не чужие… Кому мне их давать-то? Девкам что ли?

          Юля молчала. Паша увидел у нее на глазах слезы.

          - Да ты че? – удивился он. – Не надо вот. Ты лучше мне скажи, что может купить в городе надо? Я завтра поеду, а на выходных привезу.

          - Спасибо тебе.… Не надо ничего… - Юля закрыла лицо руками. – Пока ничего…

***

          Любка тоже сильно переживала смерть брата. Она впервые так близко увидела все, что связано со смертью, с похоронами. Никогда раньше даже и мысли о смерти не было у нее в голове, но теперь она чувствовала, что прежней беспечности уже не будет, все теперь будет по-другому – и дома, и за порогом. Какая-то смутная тревога постепенно уступила место тихой скорби, причем не столько по Андрею, сколько по себе. Как будто тем морозным днем, когда отец сообщил ей о смерти брата, она узнала какую-то тайну, хранившуюся в душе, тайну о ней самой и ее жизни.

          Роська стал часто приезжать на выходные в деревню, но с Любкой поговорить никак не получалось. Казалось, она избегала его. Отчасти это так и было. На выходные она старалась уйти к Юльке, или наоборот просилась работать в магазине не в свою смену, одним словом она знала, что с Роськой нужно поговорить, но почему-то его боялась.

          Но Роська подкараулил ее в магазине перед закрытием, когда там уже никого не было.

          - Любка, ты чего, бегаешь от меня, что ли? – прямо спросил он.

          Любка исподлобья посмотрела на него и пожала плечами.

          - Ну ладно тебе… Чего ты, в самом деле? Надо уж как-то нам с тобой разруливать… Что мы устроили детский сад?

          - Какой еще детский сад? – хмуро спросила Любка.

          - Штаны на лямках! – усмехнулся Роська. – Любит – не любит… Заморочила ты мне голову. Давай уже, бросай такое дело. Проехали уже давно, что там у кого и с кем было… Будем заново все начинать…

          - Чего начинать-то?

          - Ну как чего… Любовь…

          Любка молча покачала головой, взяла замок и направилась к двери. Роська продолжал стоять у прилавка.

          - Чего встал? Мне закрывать надо! – резко проговорила Любка.

          Они вышли, Любка закрыла магазин и молча, не взглянув даже на Роську, пошла к дому.

          - Стой! – крикнул он.

          Любка повиновалась. Роська подошел к ней и взял за руку. Любка смотрела под ноги, ждала, что он скажет.

          - Чего ты Любк.… Зачем ты так?

          Любка подняла голову, посмотрела ему в глаза. Потом перевела взгляд, на купол Прямухинской церкви, увидела, как горит на солнце крест и  прищурилась. Потом вынула свою руку из Роськиной, достала из кармана варежки, стала их одевать.

          - Ну что ты молчишь-то? – не выдержал Роська.

          - Да какая любовь, Роськ… - спокойно проговорила она. – У меня брат умер.… А ты про любовь…

          - Ну что же теперь тебе любить нельзя?

          - А не знаю… - Любка пожала плечами. – Может мне и нельзя…

          - Ты вообще чего несешь-то?

          - А ты?.. Ну какая любовь? Щас ты меня любишь, а завтра тебе опять напоют че-то в оба уха, и ты мне от ворот поворот? Да и вообще.… Не знаю я, Роська, че ты щас тут мне запел про любовь, может тебе просто больше не найти никого, или еще что.… Не верю я тебе.

          - Ты чего? – ошалело спросил Роська. – С чего ты все это взяла-то?

          - Дак с нас с  тобой и взяла. Ну не связывается у нас, че тут поделаешь. Как говорится, умерла, так умерла…

          Любка говорила все это и сама себе не верила, такое у нее было ощущение, что это все кто-то за нее говорит. Но в душе ее было такое спокойствие, что она ни на секунду не усомнилась в своей правоте. Позже она раскается еще, что наговорила ему сейчас. Но Роську после этого она не видела долго.

***

          Прошли морозы, началась оттепель, растаял снег, вышла из берегов Осуга, набухли на деревьях почки, дороги по-русски развезло под припекающим апрельским солнышком. На Пасху Надежда собрала дома всех родственников. С Любкой и Нюркой они чуть ли не неделю красили яйца, пекли куличи, пироги, намывали избу. Ночью все, кроме Юрия, пошли постоять на службу в храм. Даже Егора с Федюшкой Юля привела.

          Надежду впечатлила праздничная служба. Сама себя она к особо верующим не причисляла, да и церковь в Прямухино только недавно стала действовать, а до этого в ней был сырзавод, клуб, поэтому и службу большинство сельчан увидели только, когда к ним прислали молодого батюшку, который потихоньку начал восстанавливать старинный Троицкий храм.

          Днем, выспавшись после бессонной ночи, за одним столом собрались Надежда с Юрой, их дети – Павел, Любка и Нюрка, сноха Юля с внуками Егором и Федором. На праздник к ним приехали сваты – родители Юли.

Позвали и Асю с ее мамой – Анной Сергеевной. Расселись шумно, охотно выпили по первой крепкой самогонки, нагнанной специально для такого дня, только девчонкам налили красненькой. Закусили окорочками с картошкой да салатом. Налили по второй, помянули Андрея. Замолчали, задумались, уронили горькую слезу. Молчание нарушил Пашка.