Наконец количество пустых бутылок выросло настолько, что всем уже по большому счету было все равно,  по какому поводу пить. Ася с Лешкой куда-то ушли, остальные сидели кучками, что-то оживленно обсуждали, Андрюха как заведенный пел Цоя. Любка поднялась и, слыша только удары собственного сердца, подошла к Роське.

          - Ну что, Ромашка, прокатишь меня напоследок?

          - Поехали, - легко согласился Роська, как будто только того и ждал.

          Они сели на мотоцикл, и последнее, что слышала Любка – это как резко оборвал песню Андрей, и кто-то присвистнул. Потом все потонуло в реве мотоцикла.

          Любка и не сомневалась, что Роська привезет ее на Осугу, на их место.  Они остановились, Роська выключил фару,  и все потонуло в лунном свете, разбавленном туманом.  Круглая желтая луна висела над речкой,  где-то протяжно, жалобно, как ребенок, кричала птица, слегка шевелились густые тени. Любка села на старое бревно, лежавшее здесь уже несколько лет,  и закрыла лицо руками.

          - Чего не поступаешь никуда? – откуда-то сзади спросил Роська.

          Любка с Асей в этом году окончили школу, но обе остались в деревне, отказавшись от возможности учиться дальше. Почему Ася не стала учиться, даже она сама не знала, а Любка просто ждала, что Роська вернется. Надеялась на что-то. Но ему об этом сказать она не могла.

          - Лень… - Тихо ответила она. – А ты в Мытницах жить будешь?

          И Роська, и Вика жили в Мытницах, в паре километров от Прямухино. Любе совсем не хотелось знать, где будут жить они вместе, просто не знала, что спросить, потому, что на самом деле хотела поговорить о другом, но даже алкоголь не прибавил смелости.

          - Не знаю еще…

          Роське хотелось ответить, что он будет жить где угодно, хоть в чистом поле, лишь бы не видеть Любку. Забыть о ней. Отвыкнуть от мыслей о ней. Больше всего ему хотелось сейчас, чтобы он не знал ничего об изменах Любки. Он любил ее. Видел во снах. Вздрагивал, когда видел кого-то хоть отдаленно похожего на нее. А уж когда ее видел, и вовсе сердце останавливалось. Но простить не мог. Слишком много боли она ему причинила. Слишком страшно было читать письма матери и друга Ильи о похождениях Любки и ее заверениях, что Роська ей все простит, потому что любит ее до одури.

          - Тебе Илья письма те писал? – вдруг спросила Любка.

          - Какие письма? – спросил Роська, хотя понимал о чем речь.

          - Ну, про меня-то…

          Роська сел рядом на бревно.

          - Любка, какая теперь разница, кто и что писал? – спросил он.

          - Какая разница? Тебе все равно? – она хотела посмотреть ему в глаза и не смогла. – Тебе все равно – было это или нет? Тебе все равно – помню я или нет? Мне больно, Ромашка, знаешь, как больно? Я думала, что ты переступишь свою гордость тупую, придешь, поговоришь. В конце концов, ты же знал, что я честная, что я тебя люблю! Ну как так можно? Вику ты не любишь. Я знаю. Ты мстишь, тупо, подло мстишь, как баба худая! Только мстить-то мне не за что. А Илюха твою Викулю любит, он ради нее с моста прыгал, неужели не мог бы тебе письма написать? Как ты так легко поверил ему и не поверил мне?

          - Ты глупости какие-то говоришь! Ну что они с матерью писали вместе что ли?

          - Ромашка, так мамка твоя меня не любила! А Викуля – соседка, на виду, да и мало ли что там…

          - Любка, ты сериалов насмотрелась…- покачал головой Роська.

          - Да в жизни всякое бывает.

          - Да что ж моя мамка на школьный развод такой пошла?

          Любка заплакала.

          - Любка, ты сама тогда что же молчала?

          - Ну, каким же надо быть тупым, чтобы во все это поверить! – сквозь слезы проговорила Люба.

          - Ты в армии не была. Там все по-другому понимаешь и даже думаешь по-другому.

          - А ты не был в моей шкуре, когда даже мать родная на тебя косится. Если бы ты не поверил, никто бы не поверил, а ты поверил, что я…

          Роська вскочил и заходил по берегу.

          - Ну какой бред! Целый год ты молчала, и теперь…

          - Я ждала тебя…

          - Ну почему не поговорила?

          - А ты почему?..

          Роська почувствовал, что сейчас заплачет. Любка как будто тоже поняла это, подошла к нему и обняла. Он прижал ее к себе. Так было тяжело на душе, так больно, что он почти физически ощущал эту боль.

          - Поцелуй меня… - шепнула Любка.

          Он поцеловал ее, и земля поплыла куда-то из-под ног… Роська забыл все – обиды, страхи, Вику, мать. Остались только они вдвоем и луна в небе.

          Перед армией, когда они все время проводили вместе, Роська берег Любку, не позволял себе лишнего, хоть и знал, что она верит ему абсолютно и не будет против. Но он даже в мыслях не допускал большего, чем поцелуй. А сейчас понял, почувствовал, что Любка не смогла бы так загулять, что она была честна, и не понимал, почему поверил этим письмам.

          Любка отстранилась.

          - Все ты сломал, Ромашка… - вздохнула она. -  Теперь поздно… Ничего не исправишь.

          - Еще не поздно, еще можно исправить все…

          - Может быть, – согласилась Любка, - только ты забыл спросить меня кое о чем.

          - О чем?

          - Прощаю ли я тебя…

          - Не прощаешь? – спросил Роська и почувствовал, как внутри разливается холод.

          Любка отрицательно покачала головой.

          - Почему?

          - Потому что ты не просил этого, и потому что ты бы меня не простил,  – не глядя на Роську, проговорила Любка и пошла в сторону дороги. – Можешь не провожать.

          Роська долго смотрел ей вслед. Потом сел на бревно и уставился в одну точку.

***

          Роська вернулся домой уже на рассвете. Нашел спортивную сумку, начал скидывать в нее вещи.

          - Роськ, ты чего? – сонно спросила мать, не вставая с кровати.

          - Уезжаю.

          - Чего? – Ирина села. – Куда?

          - Не знаю еще. Подальше от вас всех.

          - А Вика? Свадьба?

          - Да пошли вы…

          - Роськ, ты че же говоришь? Вовка, - Ирина толкнула мужа в бок, - Ну ты хоть скажи ему, чего он творит!

          Отец не спал. Он молча наблюдал за Роськой.

          - Сами вы творите… - пробурчал он.

          - Божечки мои! – всплеснула руками мать. – Что творится!

          - А что творится? – Роська остановился посреди избы. – Как там говорится – время собирать камни…

          - Время бежать из этого дурдома, – поддержал его отец.

          - Вова! Ну ты-то хоть думал, что говоришь! – Ирина поднялась с кровати и подошла к сыну. – Роськ, что стряслось-то?

          - А ничего мам… Тебе бы сказки писать. У тебя получилось бы неплохо.

          - Чего?

          - Чего-чего… Хорошие истории придумываешь… Вот и сочиняйте тут дальше. С Викой.

          - Роська! Да ты пьяный что ль? Ничего я не пойму!

          - Это я не пойму! – вдруг закричал Роська. – Не пойму, зачем вы про Любку напридумывали, зачем влезли вообще? Я вам что – теленок? Куда привяжут – там и стой? Не будет этого! Хватит!

          - Разрубил Гордеев узел, - засмеялся отец.

          - Вы оба с ума посходили? – растерянно спросила Ирина.

          - Мать! – еще громче заорал Роська, - Ты мне жизнь сломала! Так и знай! – и выскочил из дома.

          Ирина выбежала за сыном на крыльцо.

          - Что тебе Любка напела, то ты и слушаешь? А матери родной слушать не хочешь?

          Но Роська молча сел на мотоцикл и уехал. Ирина заплакала. На крыльцо вышел Вова и закурил.

          - Стыд-то какой… Что мы Самсоновым теперь скажем?

          - Что наш сын бросил их дочку в день свадьбы, – равнодушно проговорил Вова.