Несколько мгновений он, сощурившись, смотрел ей в глаза и вдруг резко махнул в отчаянии рукой:
— Да что с вами говорить?!
Тяжело качнувшись, он повернулся и с вытянутой вперед рукой, как бы на ощупь, пошел к выходу.
— Постойте! — Лена загородила ему дорогу. — Нельзя же так! Я провожу вас.
— Не надо.— Неровным, но сильным движением он отстранил ее, потом обернулся, с укором покачал головой.— А вы мне так понравились тогда, помните?
Следом за ним Лена вышла из школы. На улице было прохладно, но она, разгоряченная, взволнованная, не чувствовала холода.
— Павел, вы можете мне объяснить, о чем вы говорите? — спросила Лена, когда ребячий шум и гам остался за дверью,
— Ах, вы еще делаете вид, что ничего не понимаете!— вновь распаляясь, заговорил он.— Ну, хорошо! Выскажемся яснее... Вы знаете, что Витька в отряде дружил с Олей Рантуевой?
— Да, знаю,— быстро отозвалась Лена, побледнев от предчувствия чего-то страшного и неотвратимого.
— Тогда все в порядке. Об остальном догадаться не трудно...
— Зачем вы так зло мстите? — растерянно и беззащитно улыбаясь, спросила Лена.— Я не верю вам, не верю, понимаете? — вдруг выкрикнула она и, опустившись па мокрую скамью, заплакала.— Я никогда вам не поверю, никогда, слышите! Уходите! Вы злой человек, и я никогда вам не поверю. Стойте, куда же вы? Идемте, идемте! Нет, нет, вы пойдете со мной!
Таща за собой слабо упиравшегося Павла, Лена почти бегом поднялась по лестнице на второй этаж. К счастью, следующий урок уже начался, и в учительской за письменным столом сидела одна Рябова.
— Анна Никитична! — бросилась к ней Лена.— Вы подруга Ольги Петровны! Вы все хорошо знаете... Вот он... он сказал страшную вещь... Он сказал, что Славик сын Виктора... Скажите ему, что это неправда! Вы ведь все знаете!
Рябова все поняла с полуслова. Она догадалась обо всем, едва лишь увидела взгляд Лены, устремленный на нее с такой отчаянной надеждой, что она испугалась. Она знала, что рано или поздно это должно было случиться. Она опасалась, что оно могло произойти вчера, и потому пошла незваной на вечер к Кочетыговым.
— Как тебе не стыдно! — грозно поднялась она над столом.— Как тебе не стыдно! — повторила она, приближаясь к Павлу и стараясь за суровостью тона скрыть свою растерянность.— О, да ты пьян, и поэтому болтаешь несуразицу!
— Я сказал правду! —упрямо мотнул головой Павел.
— Анна Никитична, скажите вы! Прошу вас! — Лена трогала директора за руку, заглядывала ей в глаза, которыми та гневно буравила угрюмо молчавшего Павла.
— Елена Сергеевна, успокойтесь! — Рябова даже не обернулась к Лене.— Кому нужна твоя правда! Ты думаешь, что говоришь и зачем это делаешь? Думаешь или нет? — выкрикнула она, как будто перед ней стоял не взрослый, так много повидавший в жизни человек, а па-шкодивший ученик.— Отправляйся сейчас же домой! Немедленно, слышишь! И выбрось всю эту ерунду из головы! Идем! Елена Сергеевна, вы подождите меня! Я провожу его, а то он один и до дому не доберется... Надо же так нализаться! Я просто не узнаю тебя, Павел!
4
Дверь за ними плотно захлопнулась. Лена так и осталась стоять посреди комнаты. Она ничего не понимала... Почему Анна Никитична не расхохоталась Павлу в лицо? Почему она не высмеяла его нелепых предположений? Ведь Рябова так остро и язвительно умеет это делать. Почему она поторопилась увести Павла из учительской? Неужели?..
И Лена вдруг поняла, что это, конечно же, правда. Торопливо одеваясь, она уже и верила и боялась поверить до конца, искала каких-то убедительных доводов и тут же настраивала себя на противоположное.
Она не помнила, как добежала до конторы лесопункта. В темном коридоре остановилась, почувствовав такое сердцебиение, что едва нашла в себе силы открыть тяжелую дверь.
Виктора в конторе не было. Если бы там не оказалось и Тихона Захаровича, Лена поехала бы на делянки, обязательно разыскала бы мужа. Но делать этого ей не потребовалось. Орлиев сидел в своем кабинете, он, конечно, знает все, и ему Лена верила.
Она имела возможность успокоиться, обдумать предстоящий разговор, так как Тихон Захарович долго говорил по телефону, потом бухгалтер принес на подпись целую кипу бумаг. Когда, наконец, Орлиев поднял на нее малоприветливый взгляд, Лена, собрав все свое мужество, прямо спросила: правда ли, что Виктор является отцом Славика Рантуева?
— Кто тебе сказал? — Седые брови Тихона Захаровича дрогнули и полезли вверх. Его удивление так обнадежило Лену, что она радостно ответила:
— Павел. Он пришел пьяный, злой какой-то...
Орлиев, упершись взглядом в стол, молчал. Каждая
секунда казалась Лене вечностью.
— Прошу вас, скажите только правду! — не выдержала она.— Вы понимаете, как это важно для меня?!
В третий раз, едва уже не плача, она повторила свой
вопрос, и Тихон Захарович, как бы подводя итог своим раздумьям, резко сказал:
— В таких делах я вам не судья. Разбирайтесь сами... Теперь сомнений не оставалось. Лена поднялась и медленно, ни слова не говоря, вышла.
Когда через час Рябова вернулась в учительскую, она нашла на своем столе записку:
«Дорогая и милая Анна Никитична! Я так благодарна Вам за все-все... Извините, что не дождалась Вас— я плохо себя чувствую... На всякий случай оставляю рабочие планы уроков и прошу заменить меня, если я заболею всерьез. Еще раз большое Вам спасибо
Е. С.»
ГЛАВА ПЯТАЯ 1
На заседание партийного бюро приехали Гурышев и Потапов.
Виктор пришел в контору прямо из лесу. Увидев стоявший на обочине дороги леспромхозовский «газик», он подумал, что сегодня должно произойти что-то важное, и это ощущение не покидало его весь вечер.
Гурышев, пожимая Виктору руку, вполголоса спросил:
— Я слышал, Кочетыгов вернулся?
— Да.
— Обязательно познакомь меня с ним, хорошо?
Заседание было открытым, и к семи часам в комнате
бухгалтерии мест уже не хватало. Пришли не только коммунисты, но и беспартийные. И как всегда у самых дверей робко прятался за спинами впереди сидящих молчавший до поры до времени дядя Саня.
Рябова как-то особенно приветливо поздоровалась с Виктором.
— Вы были дома? Как самочувствие Елены Сергеевны?
— Разве с ней что-то случилось? — встревоженно спросил Виктор.
— Нет, нет... Простудилась, наверное... Вы не видели ее?
— Я нс заходил домой...
Когда пришла Рантуева, Анна Никитична взяла ее под руку, увела из комнаты, и они возвратились к самому началу заседания. Рябова села к столу, чтобы вести протокол.
Члены партбюро тесным полукругом расположились возле стола, за которым нервничал празднично одетый, причесанный и побритый Мошников. Орлиев устроился чуть в отдалении, в правом переднем углу, прислонившись плечом к тяжелому шкафу, набитому бухгалтерскими папками.
Мошников, то и дело вытирая потное лицо, открыл заседание, объявил повестку дня и хотел уже предоставить слово докладчику, когда председатель рабочкома Сугреев, сидевший рядом с ним, удивленно спросил:
— Разве приема в партию не будет? Я слышал, у Курганова все документы оформлены.
Мошников замялся, посмотрел на Виктора, потом на Орлиева, зачем-то поворошил лежащие перед собой бумаги и сказал:
— Коммунист Орлиев взял назад свою рекомендацию, которую он дал Курганову.
— Как так?! Вот это новость! — воскликнул Сугреев, поворачиваясь к невозмутимо молчавшему Орлиеву.
«Начинается»,— подумал Виктор. Сообщение Мош-никова почти не удивило его. В последние дни он предчувствовал, что это могло случиться, и даже сам хотел объясниться с Орлиевым, но как-то не собрался. Обидно лишь то, что ни Тихон Захарович, ни Мошников не предупредили его.
В комнате нарастал тревожный шум. Случай был настолько необычным, что даже Гурышев посмотрел на Орлиева таким взглядом, словно видел его впервые.
— Я скажу об этом в докладе,— спокойно кивнул Орлиев.
Он дождался, пока Мошников официально предоставит ему слово для доклада, выдвинул вперед себя стул, неторопливо вынул из кармана несколько листков бумаги и начал говорить.