Постепенно рождались мечты о преобразовании селения в агрогород. Жителям Псыгансу был хорошо известен пример колхозов-миллионеров — Кенжи, «Ленинцы», Заюково. Этим трем стало уже по средствам приступить к строительству агрогородов.

Беталу Калмыкову не удалось довести до конца идею осуществления агрогородов в Кабарде. Но то, что происходило в тридцатые годы в Кабардино-Балкарской области, не может исчезнуть из памяти и должно дойти до потомков.

В 1934 году Калмыков собрал в Нальчике архитектурную конференцию, посвященную реорганизации нескольких селений Кабарды в агрогорода. Перестройка кабардинского селения Кенжи была поручена одному из известнейших архитекторов страны — Желтовскому.

Архитектор Желтовский, занятый многими другими работами, задерживал изготовление проекта агрогорода Кенжи. Я был свидетелем, как эта задержка волновала кабардинских колхозников!

Уже стало известно, что дома для жителей агрогорода будут строиться одно- и двухквартирные.

В колхозе «Ленинцы», для которого также был заказан проект, потребовали ванную в каждой квартире. После того как колхозники увидели такие ванные в полевом стане, они пожелали иметь их и в своих новых жилищах агрогорода.

Калмыков, очень довольный, улыбался, когда слышал об этом.

Каждый из кварталов агрогорода был задуман как самостоятельный архитектурный ансамбль. Для прогона скота намечались особые улицы. Калмыков предлагал на главной улице агрогорода разбить цветники: скот должен обходить главную улицу! В центре агрогорода — несколько двухэтажных домов для агрономов, учителей, врачей, гостиница, дом стариков, школа, клуб, театр, библиотека, лечебница. Где-то в стороне — стадион. На окраинах — производственные постройки.

Калмыков верил в действенную силу мечты. Он не только сам всегда видел сквозь время. Он непрестанно подсказывал своим ученикам необходимость «видеть сквозь время».

Селение Псыгансу было еще недостаточно богато, чтобы приступить к строительству агрогорода. Калмыков приезжал в Псыгансу с проектами агрогорода «Ленинцы», показывал эти проекты, увлекательно рассказывал о будущем агрогорода и неизменно заканчивал:

— Это и ваше собственное будущее. Вы должны видеть сквозь время. Должны знать, во имя чего вы работаете!

Селение Псыгансу пока могло только в мечтах видеть себя агрогородом. Ему еще не по средствам было заказывать дорогие проекты столичным архитекторам. Но и Псыгансу уже было по средствам включиться в одно из тех удивительных соревнований, которые подсказывал колхозникам Кабарды Бетал Калмыков.

Так, по его мысли кабардинские колхозы соревновались: кто из них лучше заботится о детях, кто о немощных стариках!

Наконец объявили соревнование в наибольшей заботе о путниках!

Бетал Калмыков предложил: у перекрестков дорог, вдоль шоссе и тропинок насадить сады, огороды...

Он рисовал такую картину:

— Едет или идет человек по дороге. Вот он дошел до придорожного сада или баштана, сорвал всем и каждому принадлежащий арбуз, дыню, нарвал винограду, груш и присел полакомиться. Вы, может быть, спросите, а что, если он опустошит сад или баштан? Но зачем же он станет делать это, если таких садов и баштанов будет много и они никому не будут принадлежать? Пусть несознательные, дурные люди первое время будут портить или обирать такие сады и баштаны. Но изобилие, которое мы должны с вами создать, но сам факт существования таких всеобщих садов, огородов, баштанов перевоспитает дурных людей! Само по себе изобилие это еще не социализм и не коммунизм! Социализм, тем более коммунизм,— это изобилие, которое так же высоко, как высок нравственный уровень человека, его создающего.

18 сентября 1934 года Калмыков созвал одно из самых необыкновенных областных совещаний. Это было совещание секретарей партийных организаций худших колхозов области!

Накануне состоялось совещание партийных руководителей лучших колхозов. На совещании худших представители лучших присутствовали как гости.

Калмыкову пришлось на несколько минут отвлечься от худших, чтобы предостеречь лучших в присутствии худших.

Он говорил этим лучшим:

— Ваши колхозы работают сейчас лучше других. Вы сами тоже работаете лучше. Но между тем, что вы уже сделали в своих колхозах, и тем, что еще нужно сделать, очень большая разница. Только тогда, когда вы будете каждый день недовольны своей работой, недовольны собой, только тогда вы сможете по-настоящему бороться за наши цели! Вы должны всегда мечтать о большем, нежели то, чего вы уже достигли! Если вы не видите сквозь время большее, лучшее, то вы достигнете только немногого!

Он объявил, что пятьсот лучших колхозников и партийных работников области пойдут вместе с ним на вершину Эльбруса. В первый момент это вызвало недоумение даже среди ближайших учеников Калмыкова. В самом деле, что это за награда-совершить нелегкий альпинистский поход па высочайшую гору Европы?

И тут Калмыкову пришлось заново объехать все колхозы, селения, аулы Кабарды и Балкарии и терпеливо, вразумительно разъяснять: быть сытым — это еще не цель! Изобилие, к которому мы стремимся,—- это только средство зажить красивой жизнью красивого человека. Человеку должно быть интересно жить. Вы всю свою жизнь стремились только к тому, чтобы быть сытыми! Вам казалось, что вы только для того и живете, чтобы насытить себя... если это вам удавалось!

Отныне сытость должна освободить вас от «гнета мечты о сытости»! Вы должны быть сыты, чтобы мечтать, наслаждаться жизнью. Вами должны завладеть интересы, прежде недоступные вам! Теперь вы достаточно сыты, достаточно богаты, достаточно потрудились, чтобы позволить себе бескорыстное наслаждение,— вы испытаете наслаждение подъема на Эльбрус!

И он повел их на вершину Эльбруса — пятьсот кабардинцев и балкарцев на высочайшую гору Европы. Самое удивительное в этом походе, что это был, по выражению Калмыкова, бескорыстный поход. Поход ради наслаждения чувством властвующего над землей свободного человека!

Его выражение «гнет мечты о сытости» поразительно. Для него борьба за богатство народа была борьбой за избавление народа от гнета мечты о сытости...

...А в Кабарде и не перестают петь о нем песни.

ИВАН

КАТАЕВ

I

конце двадцатых годов стали поговаривать, что-де появился еще один писатель Катаев, не Валентин, уже известный и признанный, а другой, новый — Иван. И будто бы тоже талантливый. Первое время даже путали «старого» Валентина с молодым Иваном. А «старый» был всего лет на пять старше своего молодого однофамильца. И, кроме фамилии, не было у них ничего

общего — ни в стиле письма, ни в судьбах, ни в личных характерах.

«Старого» я знал с первых его литературных шагов в Москве и даже несколько ранее — еще со времен харьковского (до Мо* сквы) периода его жизни. Молодого впервые увидел, когда о нем уже писали как об интересном русском писателе, очень серьезном. Вышла книга Ивана Катаева «Сердце» и сразу приобрела популярность. Александр Безыменский откликнулся на книгу Ивана Катаева эпиграммой, и едва ли не все литературные острословы тотчас вооружились ею:

Написал Катаев хороший роман.

Только не тот Катаев, а Иван.

Впервые я встретился с ним в издательстве «Федерация», кажется в 1930 году. Издательство помещалось на Театральной площади где-то в соседстве со зданием нынешнего Центрального детского, а тогда Второго Художественного театра.

Я сдал было рукопись своей книги «Гольфстрем и фиорды» в «Федерацию». Книгу одобрили, приняли. Но другое издательство («Земля и фабрика»), за год до этого выпустившее мою первую книгу, упрекнуло меня: негоже, мол, изменять своему издательству, первым издавшему твою книгу!

Я устыдился и пошел в «Федерацию» к Борису Губеру (другу Ивана Катаева) забирать назад свою рукопись. Разговор был неловкий, неладный. Как же так? Сдал человек рукопись книги, а когда издательство одобрило ее и готово издать, ни с того ни с сего забирает обратно. Пришлось объяснять, извиняться. Я чувствовал себя тем менее ловко, что объяснение происходило в присутствии третьего —- незнакомого мне человека.