В телеграмме главнокомандующего, полученной Витгефтом одновременно с письмом, вопрос о выходе эскадры был уже поставлен как приказ:

«Пополнив все запасы... обеспечив безопасный выход и избрав благоприятный момент, выйти с эскадрой в море и, по возможности, избежав боя, следовать во Владивосток, избрав путь по усмотрению» {100}.

В этот же день на броненосце «Цесаревич» состоялось совещание флагманов и командиров кораблей 1 ранга совместно с сухопутным командованием крепости. Витгефт ознакомил собравшихся с подробностями выхода флота 23 июня и обратился к Стесселю и его генералам с просьбой высказаться, чего они в данной обстановке ждут от эскадры. Стессель и его свита потребовали все силы флота обратить на поддержку сухопутной обороны. После обмена мнениями было решено, что новый выход флота в море возможен только в случае оставления крепости гарнизоном или когда выход будет необходим для обеспечения флангов войск Куропаткина при движении их из Южной Маньчжурии к Порт-Артуру. На совещании было также решено орудий с кораблей больше не снимать, а участие флота в обороне крепости осуществлять свозом, при необходимости, с кораблей морского десанта и поддержкой сухопутной обороны корабельной артиллерией.

Только генерал Кондратенко высказал особое мнение, не согласившись с решением большинства. Он заявил, что «необходим выход всего флота в море, несмотря на все препятствия и превосходство в силе японского флота, чтобы помериться силами [109] с противником, а все вспомогательные действия флота только паллиативы и к освобождению Артура не ведут»{101}. Это был единственно верный взгляд на роль флота в создавшейся обстановке.

Витгефт в заключительном слове сказал, что, по его мнению, выход флота в море состоится тогда, когда останется выбор между гибелью в гавани или гибелью на рейде.

О совещании командующий эскадрой не счел даже нужным своевременно донести главнокомандующему. Донесение об этом было отправлено через месяц, накануне второго выхода эскадры для прорыва во Владивосток. Естественно, что адмирал Алексеев не знал о решениях совещания.

На его письмо и телеграмму Витгефт ответил 12 июля: «...Не оправдываюсь, а по долгу совести доношу... Благоприятного момента, как указал опыт, выходу нет, хотя ежедневно тралит весь караван. Выход без потери судов случай помощи божией. Тралили проход, рейд два месяца. Защищать его почти от еженочного нового заграждения безусловно бессилен. Даже в проходах вдоль берега под батареями вылавливаю десятки мин. Миноносцы от охранной, другой службы выбились из сил...» {102}.

Подробно остановившись на причинах возвращения эскадры в Порт-Артур 23 июня, Витгефт в заключение писал: «Не считаю себя способным флотоводцем, командую лишь в силу случая и необходимости по мере разумения и совести до прибытия командующего флотом...»

Но приказ Алексеева был все же приказом, поэтому Витгефт в этом, же письме далее писал: «...по долгу присяги докладываю на благовоззрение, что, согласно положению дел в Артуре и состоянию эскадры, есть только два решения: или эскадре совместно с войсками отстоять Артур до выручки, или погибнуть, так как момент выхода во Владивосток наступить может только, когда смерть одинаково будет спереди и сзади» {103}.

После получения этого доклада адмирал Алексеев убедился, что Витгефт не в состоянии лично принять решение о выходе флота во Владивосток. Алексеев решился на последнюю меру и предложил командующему обсудить на совете флагманов и командиров кораблей приказ, отданный им от имени царя.

Совет состоялся 17 июля. Руководители флота единогласно решили, что, не имея благоприятных условий, эскадра не может выйти в море; ход у нее мал — во Владивосток не прорваться, кроме того, противник, имея много миноносцев, будет уклоняться от сражения, а после того, как его миноносцы ослабят русскую эскадру, вступит в бой при самых неблагоприятных для русских обстоятельствах. Далее флагманы пели старую Песню, что [110] эскадра может выйти тогда, когда все меры по удержанию Порт-Артура будут исчерпаны, в том числе и средства флота, и, наконец, в заключение заявляли, что если эскадра уйдет в настоящее время из Порт-Артура, то этим она ускорит падение крепости{104}.

Решение совета подтверждало, что Витгефт и его командиры не знали обстановки на театре и неправильно понимали роль флота в происходящих событиях, а некоторые из них несомненно трусили, боясь японского флота. Адмирал Алексеев не согласился с доводами флагманов и командиров и снова приказал Витгефту при первой возможности выйти в море и прорваться во Владивосток, а если будет необходимость, то и вступить в бой с японским флотом и даже ценой потери кораблей нанести поражение противнику.

Обмен телеграммами между главнокомандующим и командующим эскадрой продолжался до тех пор, пока Алексеев, наконец, 30 июля категорически не приказал Витгефту выходить с флотом во Владивосток. «...Принимая во внимание, — писал он, — что поддержка Артуру может быть оказана не ранее сентября и что Балтийская эскадра может прибыть сюда только в декабре, для Артурской эскадры не может быть другого решения, как напрячь все усилия и энергию и, очистив себе проход через неприятельские препятствия... выйти в море и проложить себе путь во Владивосток, избегая боя, если позволят обстоятельства» {105}.

Приказывая Витгефту прорываться во Владивосток, наместник исходил из того, что Порт-Артур до прихода Балтийского флота не продержится, и если эскадра не уйдет из крепости, погибнет. Прорвавшись во Владивосток и соединившись там с крейсерами, она будет постоянно угрожать морским коммуникациям противника, а после прихода на Дальний Восток 2-й эскадры русский флот будет иметь возможность с надеждой на успех встретиться с флотом противника в морском сражении.

7 августа Витгефт получил от наместника последнюю депешу: «Вновь подтверждаю... к неуклонному исполнению вывести эскадру из Порт-Артура... невыход эскадры в море вопреки высочайшей воле и моим приказаниям и гибель ее в гавани в случае падения крепости лягут тяжелой ответственностью перед законом, лягут неизгладимым пятном на андреевский флаг и честь родного флота. Настоящую телеграмму сделать известной всем адмиралам и командирам»{106}.

Оставаться флоту в Порт-Артуре в это время было крайне опасно еще и потому, что японцы установили осадные батареи и 7 августа открыли огонь по городу, порту и кораблям. [111]

Стрельба не корректировалась, попадания в корабли были случайными, но тем не менее в первый же день обстрела пострадал броненосец «Цесаревич»: снаряд попал в его боевую рубку.

9 августа в броненосец «Ретвизан» попало семь снарядов. Через образовавшуюся пробоину ниже ватерлинии корабль принял до 500 тонн воды.

После телеграммы Алексеева и начала расстрела кораблей в гавани Витгефт приступил к выполнению приказа, хотя в благополучный исход операции попрежнему не верил. 8 августа на броненосце «Цесаревич» он объявил флагманам и командирам кораблей последнюю телеграмму Алексеева и назначил выход эскадры на 6 часов утра 10 августа. К этому времени он приказал принять топливо, снабжение и пр. Указаний, как вести бой при встрече с противником, адмирал не дал, сказав, что он будет пользоваться инструкциями, выработанными в свое время адмиралом Макаровым.

Взгляды Витгефта на исход операции с предельной ясностью были высказаны им в конце совещания. «Кто может, тот и прорвется, — говорил адмирал, — никого не ждать, даже не спасать, не задерживаясь из-за этого; в случае невозможности продолжать путь, выкидываться на берег и по возможности спасать команды, а судно топить и взрывать; если же не представится возможности продолжать путь, а представится возможным дойти до нейтрального порта, то заходить в нейтральный порт, даже если бы пришлось разоружиться, но никоим образом в Артур не возвращаться, и только совершенно подбитый под Порт-Артуром корабль, безусловно не могущий следовать далее, волей-неволей возвращается в Артур»{107}.