— Пусть опять будет по–твоему. Отправляй полусотню. Я задержусь на охоте. Вели взять из обоза амфору византийского вина. Я не намерен утолять жажду водой из болота.

Глава 5

СЫН ДИОРА

1

Как много лет назад скакал за своей женой и сыном в Потаисс Юргут, так сейчас мчался за Заренкой и своим сыном Диор. Бок о бок с ним торопился Алтай.

На одной из лесных полян по дороге в ставку нашла свою смерть вся полусотня охраны во главе с лысым помощником сотника. Для верности Диор влил в амфору, выставленную им для угощения воинов, не только приготовленный Ратмиром отвар цикуты, но и бросил все крупинки яда, оставшиеся в перстне. У каждого воина на поясе висит глиняная баклажка. Диор объявил, что сейчас они выпьют за великую победу гуннов и здоровье Богоравного. Алтай каждому наливал сам, следя, чтобы хватило всем. Диор произнес здравицу, и воины выпили разом. Умерли они тоже почти одновременно. Тех, кто еще шевелился, тысячник и Алтай добили. Пройдет не меньше двух дней, прежде чем Джизах заподозрит неладное и разошлет на поиски исчезнувших охотников отряды. За это время Диор уже будет в ставке. Алтай беспрекословно подчинился ему, ибо гунн превыше всего ценит дружбу, скрепленную кровью. Еще перед отправкой на охоту Диор предложил стать его побратимом. Алтай охотно согласился. Они надрезали себе руки, слили кровь в чашу, и смешанной таким образом кровью каждый провел на груди побратима алую черту в том месте, где бьется горячее сердце. Потом они поклялись в сторону восхода солнца, что отныне будут едины в желаниях и действиях.

Они мчались без отдыха день и ночь, взяв с собой сменных лошадей, и загнали их насмерть. В ставку Диор и Алтай прибыли в ночь третьего дня.

Еще за полдень их стали встречать заставы. Диор накинул на голову двойной капюшон, предохраняющий от стрел и закрывающий лицо. Старшие застав, завидя, что скачет скорый гонец самого Аттилы, отъезжали в сторону, ибо остановить скорого гонца — значило обречь себя на казнь.

Не замедляя скорости, Диор и Алтай промчались по мосткам, переброшенным через ров наружного укрепления. Воины, охраняющие мостки, едва успели отскочить в сторону, один из них сорвался в ров и разбился насмерть. Но всадники не слышали негодующих криков, что неслись им вслед. Какая–то женщина, бредущая по дороге, промедлила посторониться и была сбита грудью жеребца Диора. Охрана мостков внутреннего рва беспрепятственно пропустила побратимов.

Вдоль дороги горели факелы. Внутреннее укрепление ночью освещалось. Такое распоряжение отдал Аттила после нападения неизвестных на Диора. Вдоль ряда кольев с закрепленными на них факелами ходил полуголый раб–римлянин, заменяя сгоревшие на новые.

Вот и шатер Диора. Еще издали он заметил привязанную возле него чужую лошадь. Потный жеребец, храпя, из последних сил домчал советника и остановился, пошатываясь, с него хлопьями падала пена. Диор и Алтай едва успели соскочить с лошадей, как из шатра вывалился длиннорукий красногубый Ульген. Видимо, заслышал стук копыт подъехавших коней. Лицо его было мрачно и недовольно. Он открыл было рот, чтобы произнести нечто гневное, и замер, поняв, кто перед ним.

— Не смей мне помогать! — успел крикнуть Диор Алтаю, бросаясь на начальника соглядатаев.

Этот длиннорукий силач весьма искусно владел мечом, а страх удвоил его осторожность. Защищаясь, он выжидал удобного момента, чтобы покончить с низкорослым противником одним ударом. Диор бешено наступал. Его лицо было перекошено от ярости. Ульген заметил, что его противник рубится, презирая всякие уловки, и, чтобы еще более вывести его из себя, насмешливо крикнул:

— Хай, как хороша твоя жена в постели! Сегодня вечером она особенно была страстна! «О Ульген, — стонала она в моих объятиях, — о Ульген, как я хочу тебя!»

У Диора потемнело в глазах, он зарычал, нанося удары. Длиннорукий с трудом отбивался, в его глазах плескался страх, но он не терял самообладания, пятясь к коновязи, откуда мог бы позвать на помощь своих людей. Возле воротного столба Ульген неожиданно изогнулся и мгновенно оказался по ту сторону коновязи. Меч Диора врубился в столб и застрял в металлической запорной петле. Ульген не замедлил обрушить на безоружного противника свой клинок. Но ему помешала коновязь. Диор успел проскочить под бревном, обхватил Ульгена руками, повалил, добираясь до горла. Ярость и горе удесятерили его силы. Он сломал начальнику охраны шею и для верности переломил ему еще и хребет. Из шатра вышел горестный Алтай, держа на руках Заренку. В груди ее торчал кинжал, платье залито кровью.

— Она не далась ему, зарезала себя, — проговорил побратим, — там плачет твой ребенок.

Диор метнулся в шатер. В кожаной зыбке, подвешенной на крюке, возилось и кряхтело крохотное существо, запеленутое в мягкую козью шкуру. Он схватил сына, бережно прижал к груди. Алтай вдруг тревожно позвал:

— Побратим! Сюда бегут люди Ульгена! Спасай себя и сына!

Диор выскочил из шатра, держа в одной руке плачущий сверток. К шатру с криками бежали воины охраны. Они были уже недалеко. Мертвая Заренка лежала на траве. Лицо ее было бледно и спокойно. Казалось, она спит. Алтай бегом подвел к Диору жеребца Ульгена. Побратим держал меч и пику с красным флажком — знак срочного гонца. Жеребец храпел, переступая ногами, и косил на людей огненным глазом, предчувствуя бешеную скачку. К его седлу были привязаны щит и лук с колчаном, полным стрел. Ульген был запаслив.

— Скорей садись! — кричал Алтай, — Я задержу их! Возьми пику!

Диор взлетел в седло. Надо было спасать сына. Алтай подал ему меч и пику, стегнул плеткой жеребца. Тот прыгнул, помчался к мосткам через ров внутреннего укрепления. На скаку Диор оглянулся. Прикрывшись щитом, побратим рубился с подоспевшими воинами охраны. Диор поднял пику гонца. В свете факелов стал виден красный флажок. Воины охраны ворот поспешно расступились. Копыта жеребца Диора прогрохотали по мосткам.

2

Поистине, все повторяется в этом мире. Держа сына на руке, Диор уходил от погони. Спасла его темнота. Диор направил жеребца по дороге на Сармизегутту.

Сын плакал, требуя еды. В походной сумке была черствая лепешка и кусок вяленого мяса. Пришлось разжевать хлеб, завернуть в чистую тряпицу, дать сынишке пососать. Тот замолчал, но ненадолго. Растерявшийся Диор не знал, что предпринять. Много лет назад его отец оказался в точно таком же положении, что и он сейчас. Но отца тогда выручила коза.

Когда рассвело, Диор, приподнимаясь на стременах, стал оглядывать равнину.

Вдоль горизонта синели леса. Там же передвигались стада. Но до них далеко. Сын зашелся в требовательном плаче. Диор догадался его развернуть. Сынок был белокож, голубоглаз, на головке уже отрастали льняные волосики, похожие на пух. Диор перепеленал его в холщовую тряпицу, предназначенную для перевязки ран.

Жеребец Ульгена оказался на редкость вынослив и горяч, мчался неутомимо, покрывая милю за милей. Погоня если и шла по его следу, то наверняка отстала. Ближе к полудню Диор, проезжая вдоль опушки леса, заметил меж деревьев пасущуюся олениху с олененком. Олененок тыкался мордочкой в наполненное вымя матери, требуя еды. Олениха, поднимая голову, пугливо посматривала вокруг огромными влажными глазами. Диор спешился, привязал жеребца, положил в траву сынишку, стал подкрадываться к самке. Шагах в тридцати он остановился, спрятавшись за деревьями, прицелился. Дальнобойная стрела пронзила самку. Олененок жалобно закричал, но не убежал, а продолжал тыкаться мордочкой в вымя матери. Диор, боясь, что молока не достанется его сыну, отогнал олененка, поспешил к жеребцу. Раздвинув кустарник, он замер. Возле плачущего свертка, свившись кольцом, лежала огромная змея и тихонько шипела, покачивая высоко поднятой плоской коричневой головой. Диор схватился за лук. Но змея вдруг перестала шипеть, скользнула в траву и исчезла. Диор бросился к сыну, решив больше не выпускать его из рук. Молока у оленихи оказалось достаточно. Диор накормил сына и нацедил в глиняную фляжку, отрезал несколько сочных кусков мяса, затем удалился в чащу, развел костер, зажарил их и сложил в походную сумку. Когда он выезжал из леса, над останками самки уже трудились шакалы.