— Нет, джавшингир.

Аттила знаком показал на римлянина. Ульген подскочил к тому, рванул с него плащ, повалил на пол и, приставив лезвие к горлу римлянина, прохрипел:

— Говори! Сказал ли тебе советник, куда пойдет конница Аттилы?

— Но ведь я знал об этом! — выкрикнул тот. — И все знают! На Аквилей! Разве не так?

Острое лезвие кинжала медленно вдавливалось в плоть нежной шеи юноши, показалась и закапала кровь. Но он молчал. Аттила велел Ябгу остановить пытку, спросил у Диора, знает ли он, кто этот юноша.

— Нет, джавшингир, он не назвал себя.

— Это сын Флавия Аэция по имени Гауденций!

Глава 4

ДАЖЕ МУДРЕЦЫ ОШИБАЮТСЯ

1

— Джавшингир, подумай, прежде чем совершить непоправимое! — вскричал Диор. — На возвращение посольству потребуется двадцать дней. Тот купец, что отправился в Аквилей, прибудет туда гораздо раньше! И не меньше двадцати дней понадобится Аэцию на сборы и на переход в Северную Галлию. В любом случае ты придешь в Августу Тревелов раньше римлян. Аэций не захочет оставить Медиолан, не убедившись, что твоя конница направилась на север. Что выиграешь ты, убив его сына? Аэций противостоит тебе как полководец, но ты приобретешь еще личного врага! Жажда мести удвоит его энергию! Не будь столь мелочно злобен! Если ты перестал доверять мне, то убей меня, но оставь сына Флавия!

Впервые с вождем гуннов разговаривали так грубо и бесцеремонно. И это поразило и Аттилу, и присутствующих. Все затаили дыхание, ожидая взрыва ярости. Аттила замер. Впервые его советник разговаривал с ним в подобном тоне, и он размышлял, что бы это значило?

Диор, не обращая ни на кого внимания, смело подошел к римлянину, вынул из своей походной сумки чистую холщовую тряпку и склянку с кровоостанавливающей мазью, перевязал сына великого полководца. Послышался шумный вздох Аттилы. Онемевшие тарханы вздрогнули, съежились. Но гунн, переведя дух, спокойно сказал:

— Пусть сын Аэция удалится. Не трогайте его. Советник прав!

Когда Гауденция вывели, Верховный правитель торжественно объявил Ябгу:

— Назначаю тебя тысячником!

Ябгу от радости взвизгнул, подпрыгнул чуть ли не до потолка, упал к ногам правителя, вопя, что отдаст за него жизнь. Не без удовольствия выслушав изъявления преданности, Аттила сказал Диору:

— Твои заслуги перед гуннами неоспоримы, поэтому я сохраню тебе жизнь. Но твоя вина велика, поэтому я отстраняю тебя от участия в походе. Назначаю советником к тысячнику Ябгу! Его тысяча встанет на постой возле дворца дакийских царей. Твоя жена останется в ставке. Ее будет охранять Ульген! Мне говорили, что славянка скоро родит ребенка. Если ты сбежишь или выдашь наши секреты, Ульген вырежет младенца из чрева твоей жены и отдаст его собакам. Ратмира можешь взять с собой. Я все сказал!

Диор не испытал ни малейшей радости оттого, что остался жив, лишь подумал, что Тайный Совет, возможно, не скоро дождется его. Это было далеко не худшее из возможных наказаний. Но когда он выходил из шатра, то встретился взглядом с похотливо ухмыляющимся длинноруким Ульгеном, и сердце его сжалось.

Прощание с Заренкой было тягостным. Она сказала, что отныне всегда будет иметь при себе острый кинжал, и если кто осмелится коснуться ее, она убьет себя.

Уже в дороге Ябгу зловеще сказал:

— Великий, уподобленный богам Верховный правитель, к ногам которого я бессчетно припадаю, велел передать тебе третье условие! Твоя жена и ребенок будут отданы на поругание Ульгену и только после казнены, если с моей тысячей случится что–то плохое.

Диор промолчал и лишь внимательно осматривал луг, по которому они проезжали в поисках травы цикуты.

На привалах преданный Ратмир утешал приунывшего побратима:

— Рано или поздно, друже, выход найдем. Аттила умен, но ведь не умнее же нас двоих!

Утром следующего дня дорога пошла по болотистой низине, заросшей густым разнотравьем. Диор показал Ратмиру невысокое растение с вершиной из десятка розовых соцветий.

— Вот цикута.

Ратмир, вглядевшись, сказал, что это растение ему знакомо, на его родине оно тоже растет, и называют его кикиморник болотный. Им пользуются, если хотят наслать на человека необоримый сон, от которого можно и не проснуться. Еще говорят, что соком этой травы обмазывают себя, чтобы сделаться невидимым и творить зло добрым людям.

У вечерних костров воины Ябгу с любопытством посматривали на Диора, будучи наслышаны о нем как о силаче и колдуне. Среди воинов давно уже ходили разговоры, что советник Аттилы властвует над духами ночи чэрнэ, и те указывают ему, где следует искать клады. Не раз шепотом передавались рассказы, как таинственные голоса звали советника и он улетал к ним, превращаясь в птицу. Диор не был бы столь знаменит, будь он только силачом, или храбрецом, или даже магом, ибо тех и других среди гуннов столько, сколько трав на лугу, но мысль о несметных сокровищах, коими, возможно, владеет этот человек, разжигала алчное воображение воинов.

Ябгу, за короткое время превратившийся из простолюдина в знатного, умом не отличался от своих воинов. Поэтому не было ничего удивительного в том, что однажды он осторожно спросил у Диора, много ли еще осталось сокровищ там, где он раздобыл золотое кресло.

— Много, — помолчав, отозвался советник.

У костра тысячника они были вдвоем. Ябгу воровато оглянулся, спросил:

— Где?

— Это тайна Аттилы, — сурово отозвался Диор. — Разве не при тебе Богоравный объявил, что, если я разглашу его секреты, он уничтожит мою жену и ребенка? А если любимец богов узнает, что ты у меня выпытывал? — возвысил он голос.

Ябгу перепугался, его смуглое лицо посерело, он зашипел, чтобы советник не говорил так громко.

— Почему? — простодушно удивился Диор. — Ты хочешь что–то скрыть от Богоравного?

— Не от повелителя, а от чужих ушей! — сообразил, как выкрутиться, Ябгу.

В последующие дни Ябгу не приставал к советнику с расспросами, но по его виду было ясно, что тысячник что–то усиленно обдумывает.

2

Они прибыли на бывшую стоянку, где еще сохранились коновязи, навесы, шалаши и капище тысячи Карабура. Вновь были разосланы дозоры. На день пути вокруг не было ни единой живой души. Возможно, по этой причине в здешних лесах появилось много диких зверей.

Прощаясь, Аттила предупредил Ябгу, чтобы тот сам осмотрел руины сторожевой башни и приемного зала дворца и убедился, что их не пытались разобрать, равно как и обрушившийся вход в потайную долину.

Прошлой осенью воины Карабура несколько дней ломали могучие стены дворца, хороня под обломками железную дверь и потайной люк. Сейчас на месте бывшего приемного зала высилась гора огромных камней, среди которых обитало множество змей, и хоть была уже поздняя осень, но дни стояли теплые, солнечные, гады не впали в спячку, а продолжали ползать по завалу. Вход в потайную долину преграждала рухнувшая скала. Сдвинуть ее не сумела бы и тысяча воинов.

— Что за ней? — спросил Ябгу, показав на упавшую скалу.

— Обиталище злых духов, — ответил Диор.

Ябгу зло засопел и покосился на него узкими горячими глазами. В его взгляде светилась ненависть.

Вскоре Диор и Ратмир отправились на охоту. Они проехали вдоль гряды скал, пробрались через лес в лощину поминального храма. Здесь они оставили лошадей и пошли вдоль ручья к тому месту возле кольцевого хребта, где ручей раздваивался. Здесь Диор показал Ратмиру скрытый в кустарнике потайной водоток.

— Задержишь дыхание, нырнешь в ручей и окажешься в расселине, — объяснил он Ратмиру. — Из нее попадешь в долину, о которой я тебе рассказывал. Если есть на земле место, которое христиане назвали бы раем, то оно здесь и нигде больше!

— За нами следят! — вдруг шепнул Ратмир.

И тотчас в лесу тревожно застрекотала сорока. На опушке леса ветки кустарника осторожно шевельнулись. Но густая листва скрывала преследователей. Диор поднял лук, который держал наготове, и послал туда стрелу. То же сделал и Ратмир. Стрелы, пробив листву, исчезли в чаще. Послышался тихий вскрик, поспешно удаляющиеся шаги. Не вызывало сомнения, что следили за ними люди Ябгу. Но кто их послал — сам Ябгу или это поручение Аттилы?