Последние слова Джучи проговорил уже уходя и не оглянулся даже тогда, когда Тенгери оседлал свою новую лошадь и поехал на ней через площадь. Перед маленькой юртой, в которой незадолго до этого ему пришлось разоблачиться, снова стоял слуга в голубом халате.

— Я вижу, наш добросердечный хан вознаградил тебя?

— Да, за мои заслуги, — ответил Тенгери с улыбкой.

Слуга, обиженный словом «заслуги» в устах Тенгери, ответил:

— Он и меня наконец–то отблагодарил за мои заслуги. К празднику Полнолуния он прислал мне жирную козу, чтобы я смог хорошо отпраздновать!

— Козу? Странное дело, — проговорил Тенгери. — Меня он одарил дорогой лошадью за то, что я стерег его белого жеребца. А вам за то, что вы день за днем ощупываете чужие платья и охраняете тем самым его драгоценнейшую жизнь, посылает всего лишь жирную козу.

— Все, что хан ни сделает, справедливо! — возразил ему слуга.

— Я в этом никогда не сомневался, — с едкой улыбкой проговорил Тенгери и направился к воротам. По главной дороге он пустил лошадь галопом, а его гнедой бежал в нескольких шагах сзади. Когда он оказался у камня, где недавно сидел слепой, он спешился и пошел к его юрте.

— Эй, ты спишь? Или заполз сюда из страха от моих слов?

— Ты опять здесь? Вернулся?

— Да! К хану я ехал на одной лошади, а возвращаюсь с. двумя!

— Ты лжешь! И твоя болтовня принесет мне несчастье! — испуганно прошептал слепой.

— Наоборот, отец, я привел к тебе моего гнедого, обменяйте его на несколько баранов, и у вас целый год не будет никаких забот.

Слепой вылез из юрты и сказал:

— Выходит, хан меня все–таки не забыл! Он посылает мне лошадь! А ты, значит, говорил с ним обо мне? Это правда, брат?

— Нет, это не хан, а я дарю тебе мою лошадь! Хан дал мне другую, замечательную. О вас я с властителем не говорил… Но его сыну Джучи рассказал, какая беда с тобой стряслась.

— А Джучи на это что?

— Вот что: «Станет табунщик ходить за лошадью о трех ногах, на которой никогда больше не поедешь верхом? Станет он ее кормить только потому, что когда–то ездил на ней, а не задаст побольше корма тем, что носят его сейчас?»

Слепец отполз немного назад, поближе к своей юрте, и подумал: «Мой отец, служивший еще Есугею, часто вспоминал, как в былые времена уважали старость, как следовали законам и обычаям. А сын Есугея Чингис забыл законы предков и написал свои».

— Ты ничего мне не скажешь? — спросил Тенгери, — Знал ты моего отца?

— За лошадь тебе спасибо! Но если желаешь получить что–то взамен, забери ее!

Солнце тем временем зашло. Над Ононом повисла тонкая полоска тумана, а над ней высились громады могучих деревьев. У кибиток сбились в кучи овцы и козы, вокруг которых бегали крупные черные псы.

Ошаб с Герел сидели у костра. Увидев подъехавшего на высокой лошади Тенгери, Герел воскликнула:

— Нам, значит, нечего больше бояться?

— Это ты насчет подарка?

— Ну и дорогая же эта лошадь! — восхищался Ошаб, заглядывая ей в рот и похлопывая по крупу и по бабкам. А потом ласково погладил упруго выгнутый хвост. — Заходи в юрту, поешь с нами!

— Да, а потом появится еще один гонец — и вы опять разбежитесь! — пошутил Тенгери.

— Он правда появится? — Герел встала перед юртой, словно раздумала впускать его внутрь.

— Откуда мне знать? Может, это был не последний гонец. Кто делает подарки, иногда требует за это других услуг.

Наклонив головы, они прошли в войлочную юрту.

Там они с любопытством выслушали рассказ Тенгери о поездке к хану. Он не упустил ни одной подробности, в том числе и встречи со слепым, и разговора со слугой.

— Тебя правда угощали настоящим ханским вином? — спросила Герел.

— Да, у военачальников, стоявших рядом с Джучи, его было сколько угодно.

Когда Ошаб заметил, что, по слухам, это вино на вкус получше кобыльего молока и веселит быстрее, Тенгери поправил его:

— С виду оно похоже на воду Онона, но не такое вкусное.

Герел и Ошаб рассмеялись, а Герел потом сказала:

— Не говори чепухи! Это все потому, что мы к вину не привыкли. Все равно как к тем сладостям, что нам привозят китайские купцы. Когда я первый раз положила в рот сладкий кусочек, я его чуть сразу же не выплюнула, таким противным он мне показался. А теперь? Запросто могу съесть целый мешочек!

Вдруг в юрту просунулась голова кузнеца:

— Я видел, юноша, как ты вернулся на лошади благороднейших кровей…

— Присаживайся к нам, кузнец!

— С радостью, с радостью, Ошаб. Юноша рассказывает о своей поездке к властителю?

Тенгери кивнул и подумал: «Это страх привел его ко мне».

— Ты сегодня выковал больше наконечников, чем вчера?

— Намного, намного больше, — ответил кузнец и задышал так же часто, как его мехи. — Властитель случайно не спрашивал обо мне?

— Да, — солгал Тенгери. — Он так, между делом, полюбопытствовал, как ты живешь, и я сказал, что ты очень много работаешь, стараешься.

— Большое спасибо. Пусть боги будут благосклонны к тебе.

— Ты, никак, уже собрался уходить? — спросила Герел.

— Жена ждет меня, пойду поскорее обрадую ее. — И он на четвереньках выполз из юрты.

Сквозь приоткрытый полог на оставшихся упал косой луч луны, отчего они сделались мертвенно–бледными.

«Отнять страх у человека так же легко, как и внушить его», — подумал Тенгери. Некоторое время спустя он тоже вышел из юрты. Вечер был холодный, и на траву уже пала роса. Кутаясь в меховые шубы, пастухи сидели у костров рядом с отарами. Впервые за долгие годы Тенгери спал этой ночью не в степи.

Из тени навстречу ему вышел человек в островерхой войлочной шапке и сказал:

— Не пугайся! Я знал, что ты будешь проходить здесь, и ждал тебя!

— A-а, это ты, кузнец!

— Да! Мне было совестно переспрашивать тебя там, в юрте. Не то они подумали бы, чего доброго, будто я тебе не доверяю. Ты правда рассказал хану, какой я усердный работник?

— Правда!

— Я‑то подумал… человек ты молодой, почему бы тебе и не подшутить над стариком?

— Нет, все так и было.

— Ну, тогда хорошо!

Старик снова исчез, а Тенгери подумал: «Моя ложь ему не во вред, ничего, кроме спокойствия и счастья, она ему не принесет. Ему никогда не узнать, что я обманул его. Кузнецов в главном лагере прорва, не упомнит же хан каждого из них!»

Глава 2

СЫН НЕБА

Часах в десяти езды верхом от главного лагеря, на восточном берегу Онона, возвышается почти отвесная каменная стена. Здесь, у реки, крутая излучина, а дальше она спокойно катит свои воды по степи. Там, где она ближе всего к синему небу, у неприступных вершин кружат орлы, которые потом камнем падают вниз, в ущелья.

Чингисхану вспомнилась эта каменная стена, когда гонцы доложили ему, что на пути в главный лагерь находится важное посольство из империи Хин. Он велел плотникам сбивать длинные штурмовые лестницы и, когда ему доложили, что они готовы, распорядился день за днем посылать к реке новые тысячи воинов. Утром они уходили в ту сторону, поздним вечером возвращались.

Вскоре Тенгери, возвысившийся из простых пастухов в воина, тоже оказался у Онона. Он не радовался этому и не досадовал, ему просто было любопытно, как–то теперь повернется его жизнь.

Кое–кто поддразнивал его из–за дорогой лошади:

— Он такой же воин, как мы, а одна его лошадь стоит дороже всех наших девяти, вместе взятых.

Однако десятник по имени Бат, строго следивший за тем, чтобы в десятке никаких распрей не возникало, примирительно говорил:

— Он служил хану и получил от него награду, и служил настолько хорошо, что вознагражден был щедро. Кто вам мешает последовать его примеру? — Подойдя поближе к Тенгери, он озадаченно спросил его: — Да, между прочим, а зовут–то тебя как?

— Тенгери!