— У всех людей есть тайная сторона, а эту женщину ты знаешь совсем недолго. Еще слишком рано делать выводы, тебе не кажется?

— Речь не об этом. Это какое-то предчувствие, интуитивное ощущение. Ты же знаешь, что я не люблю делать выводы, основанные на первом впечатлении, но ощущения играют в моей работе очень важную роль. Я думаю, что зачастую мы не обращаем внимания на тревожные сигналы только потому, что они не имеют под собой прочного фундамента. Но потом эти ощущения, которые мы решили проигнорировать, возвращаются, подкрепленные весомыми аргументами, и мы сожалеем, что не прислушались к тому, что некоторые называют интуицией, инстинктом, первыми впечатлениями. Все это имеет под собой серьезное научное обоснование, поскольку базируется на восприятии языка тела, выражения лиц и мелких проявлений социальной лжи.

— Значит, ты считаешь, что она лжет?

— Я думаю, что она что-то скрывает.

— Тем не менее, ты утверждаешь, что доверяешь ее суждениям.

— Да, доверяю.

— Возможно, то, что ты чувствуешь, это внутренний эмоциональный дисбаланс. Такое впечатление производят люди, которые не любят или не любимы, у которых серьезные проблемы в семье.

— Я не думаю, что это ее случай. Ее муж знаменитый американский скульптор, и он приехал вместе с ней в Элисондо, чтобы поддержать ее во время этого трудного расследования. Я слышал, как она разговаривала с ним по телефону, и напряженности я не почувствовал. Кроме того, она живет в доме своей тети с одной из своих сестер. Похоже, что в семье у нее все в порядке.

— У них есть дети?

— Нет.

— Вот оно что, — вздохнула она, приподнимаясь на подушке и выключая лампу на своей тумбочке. — Я думаю, что ни одна женщина детородного возраста не может чувствовать себя состоявшейся, если у нее нет детей. Я уверяю тебя, это может быть невероятно тяжелым, тайным и темным грузом. Я тебя люблю, но если бы у меня не было детей, я бы чувствовала себя неполноценной, — произнесла жена и закрыла глаза. — Хотя и менее измученной.

Он с улыбкой смотрел на нее и думал о том, как прямо и несколько упрощенно его жена смотрит на мир и как часто это себя оправдывает.

42

Амайя долго стояла под горячим душем и, выйдя из ванной комнаты, почувствовала себя гораздо лучше, хотя окончательно расслабиться ей так и не удалось. Она ощущала, как ее мышцы сокращаются под кожей подобно мускулам спортсменки перед соревнованиями. Она не понимала, как работает интуиция, этот сложный процесс, внезапно запускающийся в голове и душе следователя. Тем не менее, на каком-то почти подсознательном уровне она ощущала, как вращаются, цепляясь друг за друга, шестерни расследования, в своем медленном движении увлекая за собой сотни мелких фактов, в свою очередь нанизывающие на себя другие детали, отчего все начинает обретать смысл. Ей казалось, что застилавшая ей глаза пелена тумана вдруг начинает расступаться. Она снова услышала голос агента Дюпре. Что мешает расследованию.

В очередной раз интуиция этого человека попала в яблочко, несмотря на то что мишень плавала где-то посреди океана.

То, что мешало расследованию, никуда не исчезло. В глубине души она была убеждена, что чудовище, являющееся к ее кровати по ночам, всего лишь отступило на один шаг, чтобы спрятаться во мраке. Оно вернулось во тьму подобно старому вампиру, испуганному солнечным светом, который потоком хлынул в разверзшуюся прошлой ночью расщелину. Раньше она подобно жертве стокгольмского синдрома страшилась одной мысли о необходимости пробить это отверстие, разрываясь между стремлением к свободе и паническим ужасом перед последствиями этого шага. Маленькое отверстие в темнице страха и безмолвия, из которых она создала железные брусья мучительных тайн. В этой тюрьме она надеялась удержать монстра, который приходил к ней по ночам. Не вызывало сомнения то, что в ближайшие месяцы через образовавшееся отверстие проникнет не только все проясняющий свет. Она себя не обманывала. Она знала, что если не будет осмотрительна, отверстие постепенно затянется и однажды ночью над ее постелью снова склонится старый вампир. Но сейчас ей было нетрудно представить себе мир, в котором призраки прошлого больше не будут являться к ней по ночам, мир, в котором она сможет открыться Джеймсу, как она была обязана сделать с самого начала, мир, в котором причудливые духи природы изгибают сияющие шлейфы звезд, чтобы озарить ее судьбу.

Но Дюпре сказал ей кое-что еще, и эти его слова тоже продолжали звучать у нее в голове, как навязчивый мотив, от которого, сколько ни старайся, избавиться почти невозможно и который напеваешь днями напролет, даже не помня ни единого слова текста.

«Как это все началось?» Это был очень важный вопрос, и она его уже себе задавала, хотя и не находила ответа, отчего он не терял своей актуальности. Такой убийца не мог возникнуть из ниоткуда, но поиски правонарушителей, соответствующих созданному ими психологическому портрету, не пролили ни единого луча света на расследование.

«Перезагрузись. Выключись и включись снова. Иногда ответ не становится разгадкой тайны. Все зависит от того, сумеешь ли ты задать правильный вопрос. Вопрос. Формулировка. Что я должна знать? Я должна знать, в чем заключается вопрос».

Амайя посмотрела на свое отражение в зеркале, и ее охватила уверенность. Она порывисто сбросила махровый халат и быстро оделась в прежнюю одежду. Когда она приехала в комиссариат, инспектор Сабальса все еще работал.

— Привет, инспектор, я уже собирался уходить, — произнес он, как будто извиняясь за то, что еще не ушел.

— К сожалению, я вынуждена попросить вас задержаться еще ненадолго.

Он кивнул.

— Конечно. Как скажете.

— Мне нужно, чтобы вы подняли все истории убийств несовершеннолетних девушек в этой долине за последние двадцать пять лет.

Он широко открыл глаза.

— Это может занять несколько часов. Кроме того, я не уверен, что мы располагаем всей необходимой информацией. В общем регистре она наверняка имеется, но полиция Наварры в те времена не допускалась к расследованию убийств.

— Вы правы, — вздохнула она, не скрывая досады. — На сколько лет назад мы сможем вернуться?

— Лет на десять, но мы с инспектором Ириарте уже это проделали без малейших результатов.

— Что ж, можете идти.

— Вы уверены? — уточнил Сабальса.

— Да, мне тут кое-что пришло в голову… Не беспокойтесь, мы все обсудим завтра.

Она достала из кармана телефон и нашла нужный номер.

— Падуа, вы помните об услуге, которую я вам оказала?

Через пятнадцать минут она уже была в штабе Гражданской гвардии.

— Двадцать пять лет — это очень большой период. Некоторые из этих дел даже не были введены в систему. Чтобы получить доступ ко всем материалам, придется ехать в Памплону. В те времена убийствами занималась Национальная полиция, а нам были поручены дорожное движение, горы, граница и терроризм… Но я сделаю все, что смогу. Что конкретно вас интересует?

— Преступления, совершенные против молодых женщин во всей долине. Мы проверили последние десять лет, но мне необходим более ранний период.

Он кивнул и сел за компьютер, чтобы разыскать то, что она просила.

— Начнем с 1987 года… Если бы вы могли уточнить параметры поиска… Какой вид агрессии мы ищем?

— Меня интересуют жертвы, найденные на берегу реки, в лесу, задушенные и раздетые…

— Ага! — воскликнул он, как будто что-то вспомнив. — Был один такой случай. Мне о нем рассказывал отец. Убийство девушки в Элисондо. Ее изнасиловали и задушили. Это было очень давно, я тогда был совсем пацаном. Ее фамилия была Краус, русская или что-то в этом роде… Сейчас я разыщу ее, — пробормотал он и снова принялся барабанить пальцами по клавиатуре. Введя несколько дат, он наконец обнаружил дело. — Вот она: не Краус, а Клас. Тереза Клас. Изнасилована и задушена. Ее нашли в полях неподалеку от хутора, на котором она работала. Хозяйкой хутора была пожилая женщина, и полиция тут же задержала ее сына. Вскоре его выпустили без предъявления обвинения. Допросили всех работников, но убийство так и осталось нераскрытым.