Она подошла.

— Виктор? Что ты здесь делаешь? — спросила она.

Зять посмотрел на нее глазами, полными тоски и боли. Несмотря на дождь, Амайя заметила на его щеках слезы, струящиеся из его красных и распухших глаз.

— Виктор, — повторила она, — что..?

— Амайя, почему она со мной это делает? Почему твоя сестра так со мной поступает?

Она посмотрела в окна ресторана и увидела свою сестру. Флора смеялась над чем-то, что говорил ей Фермин Монтес. Он наклонился к ней и поцеловал ее в губы. Флора улыбнулась.

— Почему? — повторил совершенно подавленный Виктор.

— Потому что она сволочь, — ответила Амайя, не отводя глаз от стеклянной двери ресторана. — И сукина дочь.

Виктор начал жалобно стонать, как будто слова его золовки разверзли перед ним непреодолимую пропасть.

— Вчера мы вместе провели вечер, и сегодня утром она позвонила мне, чтобы сообщить, что мы ужинаем у вас. Я поверил в то, что наши отношения начали улучшаться, и вдруг она так поступает. А я все делаю только ради нее. Все. Чтобы она была мной довольна. Почему, Амайя? Чего она хочет?

— Причинять боль, Виктор. Она хочет причинять боль, потому что она очень злая.

Как ама. Бессердечная ведьма и манипулятор.

Он зарыдал еще громче, согнувшись так сильно, что, казалось, вот-вот упадет на землю. Амайе было очень грустно видеть этого человека таким сломленным. Виктор не был хорошим мужем. Как, впрочем, и плохим. Он был всего лишь пьяницей, спившимся под гнетом тирании ее сестры. Она сделала шаг вперед и обняла его, ощутив запах лосьона после бритья, смешавшийся с запахом мокрой кожаной куртки.

Они несколько минут стояли, обнявшись под дождем. Слушая хриплый плач Виктора и глядя, как ее сестра улыбается Фермину, Амайя пыталась упорядочить свои мятущиеся мысли. Ее мозг закипал, обрабатывая информацию, загруженную в него учеными из Уэски, и она ощущала первые признаки чудовищной мигрени.

— Пойдем отсюда, Виктор, — позвала она в полной уверенности, что столкнется с сопротивлением. Но он безропотно повиновался. — Хочешь, я тебя довезу, — предложила она, кивая на свой автомобиль.

— Нет, спасибо, я не могу оставить здесь мотоцикл, и вообще, я в порядке, — ответил он, проводя ладонями по глазам. — Не волнуйся за меня.

Амайя обеспокоенно смотрела на него. Ей казалось, что в таком состоянии он способен на любую глупость.

— Хочешь, посидим где-нибудь и немного поговорим?

— Спасибо, Амайя, но, я думаю, мне лучше поехать домой, принять горячий душ и лечь в постель. И тебе стоит сделать то же самое, — добавил он, пытаясь улыбнуться. — Я не хочу, чтобы ты из-за меня подхватила воспаление легких.

Он надел шлем и перчатки и наклонился, чтобы поцеловать золовку, одновременно слегка пожав ее руку.

Мотоцикл сорвался с места и вылетел со стоянки, быстро скрывшись в направлении Элисондо.

Амайя еще несколько секунд стояла, думая о Викторе и наблюдая за сестрой, ужинающей в обществе Монтеса в окутанном теплым золотистым светом ресторане. Затем она сняла промокший пуховик и бросила его в салон. Уже сидя за рулем, она вытащила из кармана телефон.

— Роз… Розаура.

— Амайя, что случилось?

— Послушай меня, Роз, это важно.

— Говори.

— Ты не изменила своей привычке приносить домой муку из цеха?

— Нет, конечно.

— Попытайся вспомнить, когда ты в последний раз брала там муку для домашних нужд.

— Наверняка это было не меньше месяца назад, еще до того, как я ушла с работы.

— Хорошо, мне нужна твоя помощь. Я пришлю к тебе Хонана Эчайде. Вы вместе сходите к тебе домой, где он возьмет образец муки из твоей кухни. Если не захочешь входить, подождешь его на улице. Хонан заслуживает доверия.

— Хорошо, — очень серьезно ответила Роз.

— Еще одно: кто, кроме тебя, мог взять муку из цеха?

— Кто? Думаю, что все рабочие берут там муку, но… Что происходит, Амайя? Ты расследуешь кражу муки? — попыталась пошутить она.

— Роз, я не могу об этом говорить. Сделай то, о чем я тебя прошу.

Она набрала другой номер.

Женщина, ответившая на другом конце линии, пару минут занимала ее своей неумолчной болтовней, прежде чем Амайе удалось ее прервать.

— Жосан, я пришлю к тебе с коллегой кое-какие образцы. Мне нужно, чтобы ты сделала анализ и сравнила результаты. Жосан, это очень важно, иначе я не стала бы к тебе обращаться. Это необходимо сделать как можно скорее… И будь осторожна, никому об этом не говори и не отсылай результаты в комиссариат. Их можно отдать только человеку, который привезет тебе образцы.

— Разумеется, Амайя, можешь быть спокойна.

— Сколько времени это займет?

— Все зависит от того, когда я получу образцы.

— Они будут у тебя через два часа.

— Амайя, сегодня воскресенье, и я войду в лабораторию только в понедельник, в восемь утра… Но я сделаю исключение и приду в шесть часов, чтобы запустить в работу твои образцы. Завтра же ты их и получишь, хотя это будет уже под вечер.

— Спасибо, мой ангел. За мной должок, — произнесла Амайя, прежде чем закончить разговор и набрать следующий номер.

— Хонан, возьми образец муки С-11, образец чачингорри и приезжай к дому моей тети. Вместе с моей сестрой съездишь к ней домой и возьмешь образец муки там, а затем отправляйся в Доности. В институте судебной медицины тебя будет ждать Жосан Уркиса из Эрцайнцы^[44]. Ты должен будешь находиться рядом с ней, пока не получишь результаты. Когда они будут готовы, ты позвонишь мне и никому другому. Ни слова об этом в комиссариате. Если тебе позвонят Ириарте или Сабальса, скажи им, что находишься в Доности по семейным делам и что я тебя отпустила.

— Ясно, шеф. — Он замялся. — Шеф, я должен еще что-то знать?

Из всех своих знакомых полицейских Амайя никому не доверяла так, как Хонану. Он был одним из самых лучших людей, с кем ей приходилось встречаться, и она высоко ценила дружбу с ним.

— Ты должен знать абсолютно все, помощник инспектора Эчайде, и я тебе все расскажу, как только ты вернешься. А пока я скажу тебе только то, что, как мне кажется, кто-то выносит информацию из комиссариата.

— А, понял.

— Я на тебя полагаюсь, Хонан.

Она почти физически ощутила его улыбку, прежде чем нажать на кнопку окончания разговора.

Шел уже десятый час вечера, и Ириарте только что закончил укладывать своих детей. Это было его любимое время дня. Плотный график работы терял свою актуальность, и он наконец-то мог расслабиться, глядя на ребятишек и удивляясь тому, как быстро они растут, обнять их, в очередной раз внять их просьбам не выключать свет и снова рассказать им сказку, которую они помнили наизусть. Когда ему, наконец, удалось уложить их и пожелать им спокойной ночи, он вошел в спальню, где его жена, лежа на кровати, смотрела новости. Ложиться рано у них вошло в привычку давно, когда у них только появились дети. И хотя они не спали, а просто лежали, болтая или глядя телевизор, в девять они обычно были в постели. Сбросив халат, он вытянулся рядом с женой, которая сделала тише звук телевизора.

— Заснули? — спросила она.

— Думаю, да, — отозвался он, закрывая глаза.

Ей был знаком этот жест супруга, не имеющий ничего общего с желанием поспать.

— Тебя что-то беспокоит? — спросила она, проводя пальцем по его лбу.

— Да.

Она слишком хорошо его знала, поэтому не было никакого смысла ей лгать.

— Расскажи мне.

— Я не знаю, что происходит, это меня и беспокоит. Что-то идет не так, но я не знаю, что именно.

— Это наверняка имеет отношение к этой красивой даме из Памплоны, — с легкой иронией произнесла она.

— Возможно, отчасти, — не обращая внимания на иронию, серьезно ответил он. — Но я в этом не уверен. Она все делает несколько иначе, но это скорее хорошо, чем плохо.

— Ты думаешь, что она знает, что делает?

— Да, я думаю, что она отлично знает свое дело, но… я не знаю, как это объяснить… в ней есть что-то темное… что-то, что мне не удается разглядеть, и, наверное, именно это не дает мне покоя.