Изменить стиль страницы

Долго молчала дружина, а потом раздался ропот:

- Подвёл нас проклятый и хитрый варяг. Одному владычествовать на Руси захотелось при малолетних князьях, пёс смердящий.

- И этот, князь, твой «брат», - Калокир, как стервятник, попил русской крови и смылся.

- Отблагодарил он тебя, князь, как лезвие в мешке, как змея за пазухой, как огниво в рукаве.

Тяжело было слушать Святославу подобные речи, и он сказал:

- Валить вину на других - и глупое и бесполезное занятие. Я за всё в ответе… Приедем в Киев, там разберёмся. А не приедем: умрём на поле брани как воины. Мёртвые сраму не имут.

- Домой, на Русь! - послышалось со всех сторон. В стольный Киев град. Без страху, без печали. Отвага мёд пьёт и кандалы трёт…

- Дело. Дело, ребятушки, - одобрил князь. - А ну-ко что скажут христиане?

Анастасий ответил за всех крещёных:

- Люди, князь неразумны были всегда. Они сперва делали ошибки, потом в них раскаивались. Потому что человек - не бог, он подвержен заблуждениям, это было, это будет. И чем дальше от нас и впредь человек хоть и станет умнее, но и ошибки его будут крупнее наших. Апостол Павел говорил по этому поводу: «не понимаю что делаю, потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то и делаю». А уж что про нас, простых людей, говорить… Все под твоей рукой. Куда иголка, туда и ниточка.

- Добро! Готовьтесь к отплытию, - приказал Святослав. - Мешкать нечего.

Дружина и воины починили лодки, оснастили их, перенесли все драгоценности и добычу, скарб, оружие, а также остатки еды - вяленую конину, сухую рыбу, сухие овощи. Перед тем как садиться в судно-однодревку, Святослав долго глядел вдаль, в ту сторону, где была Болгария, Дунай, на берегу которого он высадился три года назад и победоносно пошёл по стране, полоня город за городом. Так было оба раза, когда он вторгался и теперь лелеял мечту вторгнуться третий раз и уж остаться там навсегда. Он полюбил эти места.

Наконец оттолкнулись от берега, поплыли. Синее море за спиной глухо рокотало. Да стая белых чаек крутилась и кричала над головами.

- А ну-ко, куда подевались запевалы? - сказал Святослав. - Гряньте боевую.

Воины прилегли на весла, и над морем взвилась вихрем удалая, молодая, задорная песня и заглушила рокот волн. Чайки ещё тревожнее закричали и разлетелись в разные стороны.

А песня взвивалась над морем.

Глава L .В ЛОГОВЕ КУРИ

Не доезжая до днепровских порогов, Святослав послал в разведку людей, и они донесли, что недалеко от берега расположился своею ордою печенежский князь Куря. Чего всего более опасался Святослав, то и вышло. Кровожадный Куря несомненно его поджидал. Выход был только один: задобрить Курю, отвезти ему часть добычи, хотя бы временно отвлечь его внимание и в это время перескочить через пороги вверх по Днепру.

Возложил Святослав это поручение на добровольцев. Вызвались многие, но он отобрал самую смелую пятёрку, владеющую печенежским языком и знающую их обычаи. Улеба назначил вожаком.

Улеб оделся как грек, в тунику с короткими рукавами, в короткие по колени штаны в обтяжку, и подвязанные башмаки тёмного цвета. Но иначе одел товарищей. На голое тело они напялили шкуры, обёрнутые вокруг бёдер. Шкуры эти походили на юбки и стянуты были у пояса ремнями. По второй большой шкуре перекинули на плечи. Сваляли волосы и вымазали лица, а в руки взяли кто гладкий кол, кто волосяной аркан, смотанный в кольцо. За спиной каждого покачивался большой лук, искусно изукрашенный резьбою. К поясам прицеплены хазарские ножи. В таком виде они походили на обыкновенных печенегов.

Им надлежало пройти в печенежский стан, не возбуждая подозрения, высмотреть печенежское войско, узнать его намерения. Они везли в дар Куре много драгоценных вещей, а также дорогих тканей для его многочисленных жён.

Они поехали вдоль берега степью. Улеб, гордо сидящий на единственном, оставшемся от голодовки, княжеском коне и выглядел среди них знатным боярином или даже доместиком Византии, союзницы печенегов, а его спутники - печенежской охраной. Улеб поскакал вперёд раньше товарищей, везущих поклажу.

Вскоре запахло кизячным дымом. Улеб слышал отдалённый лай собак, плач детей и скрип повозок. Различил вдалеке куполообразные белеющие верха печенежских веж. Он поехал прямо на них. И вот отчётливее стал различать кочевное становище. Повозки, сделанные из деревянных дуг, покрытых толстою кошмою, в которых передвигались и жили круглый год семьи кочевников, образовывали кривые ряды. Вот потянуло запахом конского помета, тропы обозначились в траве, примятой и утоптанной копытами.

Вдруг из ковыля вынырнули две женщины. На бёдрах их трепыхались куски яркой ткани, всё остальное тело было голо. В длинных, свешивающихся космами на плечи волосах, жёстких как конская грива, были вплетены ракушки и кусочки цветного стекла. На обнажённых грудях шевелились и побрякивали мониста из разноцветных камешков. Печенежки пугливо поглядели на всадника, отчаянно завизжали и бросились бежать. Вслед за ними из высокой сочной травы выскочили на тропу голые ребятишки, заголосили и тоже помчались к вежам. На их крик к ближайшим вежам стали сбегаться люди и собаки. И как только Улеб подъехал, стараясь придать своей позе важный вид, тотчас же был окружён со всех сторон печенегами в шкурах. Поднялся галдёж, появились и всадники с арканами и луками. Их становилось всё больше и больше. Они съезжались по одиночке, на бегу останавливали коней, пригибались в седле и зорко всматривались в Улеба. По мере того, как увеличивалось количество всадников, женщины становились смелее и уже щупали одежду Улеба, щипали его и улыбались. Намётанным взглядом Улеб различил среди них щеголих, у которых на руках сверкали перстни, мочки ушей оттягивались крупными, из драгоценных камней, серьгами, а на голых руках и ногах звенели серебряные запястья, груди покрыты были набором ярких бус. Это не простые женщины, это - жены знатных и богатых печенегов. Нагие, загорелые, кривоногие, большеголовые ребятишки тёрлись подле них, хватали матерей за косы и за повязки вокруг бёдер.

- Я посланец от великого князя Святослава, - сказал Улеб. - Еду к вашему пресветлому князю Куре с добрыми вестями и дарами. Дары везут вслед за мной. Проводите меня.

Все разом загалдели. Улеб понял, что русских тут ждут и крайне недовольны, что прибытие их проморгали.

- Слезай с коня, я тебя провожу к князю, - сказал суровый седой старик, и взял коня Улеба под уздцы. - Князь Куря давно ждёт руссов.

Улеб почувствовал во всем этом что-то недоброе, но всё-таки спрыгнул с седла. И тут же два здоровенных печенега набросились на него и скрутили ему руки. Седой старик выхватил из-за пояса грязную тряпку и завязал Улебу глаза. У него немного отошло от сердца. Значит пока не будут убивать, а в самом деле поведут к князю.

Одним взмахом Улеба подняли на круп лошади и привязали ремнём к чьей-то спине. Лошадь быстро помчалась вперёд и голоса стали стихать. Запахло опять степью, вольным ветром. Улеб догадался, что его везут в самое отдалённое место становища. Ехали недолго, и опять он ощутил запах жилья и стал различать голоса кочевников. Лошадь вдруг остановилась, и его стащили с седла. Ему развязали глаза, и он увидел перед собою самого князя Курю.

Печенежский князь был плешив и толст. Реденькие клочья седин чуть обозначились только на подбородке. Бабье мятое лицо, воспалённые глаза и плоский багровый нос придавали его лицу злое и хищное выражение. Жирный, расплывшийся в шёлковом хазарском халате, с золотой серьгой в ухе, он сидел, поджав под себя ноги, у самого шатра на конском потнике. Перед ним на золотом блюде лежали куски вяленого мяса в слизистой серой пене. Сырая баранина в конском поту считалась у кочевников самым лакомым блюдом. Куря хватал с блюда кусочек такого мяса, обсасывал с него пену и клал его в рот. Щеки его отдувались. Он закрывал от удовольствия глаза и вытирал в это время жирные пальцы о засаленную полу халата. Потом ему рядом стоящий подавал золотой кубок, и он жадными глотками пил из него заквашенное кобылье молоко.