Изменить стиль страницы

— Тут, видишь, какое дело: немцы — мастера на такие штуки. Ко всем остальным, к бедным народам, Маркса отправили, а вершки все себе забрали.

Это степенное рассуждение Вашика едва не вызвало ссоры.

— Глупости! А ты знаешь, чего хочет Маркс? Маркс бы как раз и отнял у них эти вершки!

— Не ругайтесь! Мы прежде всего чехи, а потом уже партийцы разные.

Гомолка перевернулся на бок и плюнул далеко в траву.

— А что проку, когда немцы Маркса своего предали и вершки себе забрали!

— Как в Болгарии [146].

Помолчали, раздумывая.

Снопка лег на живот и вздохнул:

— И верно, нынче все могло быть иначе, если б не болгары. Предали славянство!

— Ну, я сказал бы — болгарский народ тут, пожалуй, не при чем. Это все ихний царь, немец!

— Нет, сами они виноваты. И болгары и поляки. Хороши славяне…

Гомолка расстегнул мундир, надетый прямо на голое тело, и снова плюнул.

— Вон в Румынии тоже немец на троне, а он, как положено, заодно с Антантой [147]. И со славянами.

Райныш сел и вдруг злорадно выпалил:

— А русские цари — тоже немцы.

— Только не такие, как ты, вот что! Русский царь — он единственный, у кого совесть славянская, и он не изменил своему народу ради Вильгельма!

— И никогда не пойдет на измену!

— И русские цари всегда прямо и честно, делом помогали всем славянам. Ты не знаешь истории! На вот, прочти хоть это!

Когоут стал отыскивать какое-то место в газете, чтоб доказать справедливость своих слов.

— Все это очень хорошо, но для верности лучше бы посадить на трон в Чехии чешского короля. Чеха по крови и происхождению и преданного славянству.

— Где такого взять, голова! Мы — бедный народ. У нас вон даже дворянства нет.

— Ну, так пускай будет президент, как во Франции. У поляков есть дворянство, а многого ли оно стоило в австрийском парламенте?

— Я думаю — пусть будет какой-нибудь русский царевич, а то как же еще? Да у нас чеха заедят!

— Тогда почему не английский принц? Тоже ведь союзники, а Англия в мировом масштабе посильнее России будет. Был бы чертовски богатый дядюшка!

Гомолка только слушал, смакуя, как лакомка, мечты, которые ему подбрасывали другие, да развлекался, перебирая швы своей рубашки. В этот самый момент он обнаружил вошь, но сейчас же забыл о ней, забыл потому, что в эту минуту некая мысль захватила его целиком. Отложив рубашку, он подсел ближе к своим столь щедрым товарищам.

— Ребята! — начал он, понизив голос и озираясь, словно остерегался быть услышанным непосвященными. Лукаво улыбнулся. — Ребята! Я вот все думаю… мы-то тут все свои, так что можно говорить. Я, ребята, не могу понять, как может король — к примеру, скажем, немец или англичанин, — отречься от своей нации, от своей родины? — Он обвел глазами лица солдат, невольно ставших серьезными. — Верно ведь? Как это так — одним разом сделаться верховным вождем вчерашних чужих народов? Возьмем, к примеру, того же румынского короля… Нынче он — самый главный румын… Ну и слава богу! Но он бодро-весело воюет теперь против собственной родины, против своих. Погоди! — Гомолка мягким жестом остановил протест Завадила. — Для нас-то это хорошо, не кричи, я ведь тоже не говорю об этом громко — но среди нас поди поищи таких болванов! Я простой, честный парень, и образования у меня только начальная школа. И вот по моему обыкновенному человеческому разумению это, как ни говори — предательство! Это что же получается, — менять свою национальность, менять веру, как, черт возьми, вот эту вшивую рубаху!.. Детей своих при всем параде в румын переделать!.. Да я, простой мужик, ради своих пострелят с завода вылетел — но я бы им лучше головы поотрывал, чем отдать в такую переделку… Ну вот, и эдакий-то божьей милостью висит перед глазами у детишек в каждой начальной школе, рядом с господом богом. Вот чего я никак понять не могу. Ну, о религии я не говорю, это, как сказал Гавличек, всего лишь сделка [148]. С религией не родишься. И господь бог — он интернациональный. Но как это ни один немецкий патриот не плюнул в глаза румынскому королю — вот что мне очень удивительно. Да сделай такую подлость хоть вот Гавел — и я, простой парень, плюну ему в глаза и до самой смерти руки своей честной ему не подам. Правда, Гавел?

— «Изменнику народа — кинжал в предательскую грудь!»

Переплетчик Завадил, который во время этой речи задумчиво глядел на дубовую веточку, распустившуюся на дуплистом стволе, ответил Гомолке не сразу, но еще при всеобщем молчании:

— Видишь ли, Гомолка, немец тоже ведь может бороться за справедливое дело. Верно? Даже если он перешел на сторону славян. И это делает ему честь, если он за справедливость даже против своих, против собственного интереса. Смотри: Христос был еврей, а основал целую религию против евреев. Почему бы и среди немцев не найтись справедливым людям?

Молчавшие почувствовали внезапную благодарность к Завадилу. А Гавел встал и, подняв руку, воскликнул:

— Правда! Таков Либкнехт.

Вашик засмеялся. Гавел хотел было оборвать его, но в это время Когоут уже нашел в газете место, которое отыскивал, и решительно вмешался в разговор — так что все моментально забыли о назревавшем споре.

— Вот! — вскричал Когоут. — Слушайте!

— «Австрийский император, расположив 28-й полк на немыслимых позициях, подвел его под расстрел [149]. Русский государь даровал свободу несчастным славянам, спасшимся с этих позиций и нашедшим прибежище в его государстве. В мировой истории — случай небывалый, для России же — логическое звено в цепи исторической миссии освобождения угнетенных славянских народов. Внук Освободителя закрепил и за собой это самое гордое звание из всех, которое еще и через тысячу лет так же будет импонировать людям, как ныне… Иначе и не могло быть. Государь сделал это воистину по-царски — без единой оговорки, без каких-либо условий, воздав этим деянием дань памяти своего деда. Первая наша обязанность — ни в коем случае не допускать, чтобы милость государева пала на недостойных. Мы отлично знаем — и не было минуты, когда бы мы не сознавали этого, — что Россия не испытывает недостатка в людских резервах для ведения войны и что в этом смысле она отнюдь не ожидает помощи от нас. Но русская промышленность, работающая на армию, нуждается в наших опытных руках, и тут-то можем мы наиболее действенно способствовать всеобщей победе. Мы знаем, что в этом отчасти даже наш долг перед братским народом, и никогда нам не приходило в голову какой-либо псевдоидеальной мерой лишить Россию специалистов, в которых она так нуждается».

— Вот это тоже верно!

— Одним словом, пушечного мяса у них своего хватает, а вот дешевых рабов для господ капиталистов маловато, — подытожил Райныш и плюнул, повернувшись на бок.

Гавел только прикрыл глаза и молвил:

— Райныша… придется выставить.

Солдаты нашли в газете статью, которую и прочитали вслух второй раз, когда уже явился Бауэр и открыл собрание, — прочитали, чтоб польстить своему руководителю.

— «В н и м а н и е! Д е я т е л ь н о с т ь н а ш и х и н т е л л и г е н т о в в п л е н у.

Наши интеллигенты в плену стараются всеми средствами быть полезными русскому обществу, чтоб тем самым пропагандировать способности чехов. В Тюмени четверо интеллигентов, и среди них известный адвокат, трудятся в почтовом ведомстве, цензуруя корреспонденцию военнопленных. Трое взялись упорядочить Пушкинскую библиотеку, где они заводят новые каталоги по темам. Один работает в канцелярии градоначальника, еще некоторые обучают русских солдат хоровому пению. Таким образом, все они заняты делами, которые без сомнения сумеет оценить русская общественность. Будем надеяться, что в ближайшее время чешская интеллигенция найдет себе в России более полное применение».

вернуться

146

Болгарией правил немецкий принц Фердинанд Саксен-Кобургский, с 1887 года — князь, в 1909 году провозглашенный царем Болгарии. 1 октября 1915 года Болгария вступила в мировую войну на стороне Центральных держав.

вернуться

147

Вскоре после смерти румынского короля Карла Гогенцоллерна-Зигмарингена, происходившего из боковой ветви прусской королевской династии, и восшествия на престол его племянника Фердинанда Румыния вступила в войну (конец августа 1916 года) на стороне Антанты.

вернуться

148

Карел Гавличек-Боровский (1821–1856) — выдающийся чешский поэт-сатирик, публицист и политический деятель. Активно выступал против абсолютизма Габсбургов, национального гнета и клерикализма.

вернуться

149

3 апреля 1915 года в районе Дукельского перевала (Карпаты) 1100 солдат и 21 офицер 28-го пехотного полка австро-венгерской армии добровольно сдались в плен русским войскам. Специальным приказом императора 28-й полк был расформирован и вычеркнут из списков австро-венгерской армии. Полк состоял в основном из чехов — жителей Праги.