— Что сделает отец, если заподозрит? Айна только тяжело вздохнула.

— Мы совершаем сейчас воровство, — сказал Артык.

Айна сознавала, какую опасность представляла для нее эта ночная встреча, но отступать было поздно, и она ответила поговоркой:

— Вор может украсть даже у шаха.

Артык облегченно вздохнул: смелая любовь Айны радовала его. Но он решил до конца испытать сердце девушки.

— Айна, — продолжал он, — мы с тобой не равны.

— Ах, оставь!..

— У твоего отца есть достаток, а я...

Айна поняла, что хотел сказать Артык, и задумалась. В самом деле, отец будет стараться выдать ее за человека с достатком, Мама... — Айна уже чувстовала, с чем приходила Умсагюль. Если придет Нурджахан, Мама прогонит ее.

Артык досказал, наконец, свою мысль:

— ...я беден, я не могу прямо прийти и посвататься. Имущий не пожелает сесть рядом с бедным.

— Артык! — с упреком сказала Айна и прижалась к нему.

Гладя ее руку, Артык зашептал страстно:

— Айна моя, я люблю тебя всей душой. Когда не вижу тебя, сердце разрывается на части. Твои сияющие глаза — свет моего сердца; твое радостное лицо — гордость моей души; мед твоих уст — источник жизни. Я — твой...

— Я — твоя!— не в силах больше сдерживаться, призналась Айна.

Артык взглянул ей в лицо и нерешительно предложил:

— Тогда, Айна, милая, у нас только один путь — бежать.

Но, сказав это, Артык тотчас же вспомнил, что у него нет гнедого, и опустил голову.

— Ах, милый, что же это опять с тобой? — спросила Айна.

— Разве может улететь птица, если у нее подрезаны крылья? — печально ответил Артык.

— Будешь здоров — будешь счастлив. У здорового вырастут крылья...

Но тут заурчал верблюжонок. Айна, боясь, как бы не проснулась мачеха, отвязала его и пустила к верблюдице. Он быстро сунул голову к вымени и, помахивая хвостиком, стал попеременно сосать из всех сосков.

Вдруг на дороге послышался топот копыт, и по всему ряду кибиток громко залаяли собаки. Быть может, это возвращается Меред.

Артык и Айна поспешили досказать друг другу самое важное. Они решили ждать, когда будет снят урожай, а пока почаще встречаться.

Оборвав поцелуй, Артык торопливо спросил:

— Айна моя, сдержишь ли обещание?

Айна ответила:

— Умру — земле достанусь, не умру — буду твоя!— И, бесшумно скользнув за кибитку, она осторожно легла на кошму рядом с сестренкой.

Подъезжавший к кибитке всадник, вероятно, заметил человека, который в этот момент, крадучись, уходил мимо верблюдов в сторону Полярной звезды.

На следующий день Меред выехал из дома, как всегда, с первыми лучами солнца, но вернулся рано. Сняв уздечку и привязав лошадь, он прошел под навес, намереваясь прилечь отдохнуть. Мама, развалив-лишь на толстой набитой шерстью подушке, занимала всю тень. Меред, потоптавшись около нее, несколько раз повторил:

— Эх-я-яй! Ну, вставай же! Вставай!

Мама продолжала спать, но ее десятилетняя дочь Сона тотчас раскрыла глаза. Меред спросил ее:

— Козочка, мама давно спит?

Сона сперва не поняла отца и потянулась. Когда

Меред повторил вопрос, она, протирая кулачками глазенки, ответила:

— Давно уж, давно!

Меред толкнул ногой толстую ляжку Мамы:

— Эх-я-яй! Вставай!

Мама хотела повернуться на другой бок, но Меред продолжал ее толкать. Наконец, Мама открыла глаза и увидала желтоватое лицо мужа, редкую русую бороду. Она с трудом поднялась:

— Я только что прилегла...

Сона всплеснула маленькими ручками:

— Вай, что она говорит! Когда мама заснула, я поиграла с Шекер, сходила на грядки, принесла дыньку и поспала еще!

Мама сонными глазами посмотрела на девочку:

— А ну, сгинь, чтоб земля тебя проглотила!

Но Сона продолжала, обращаясь к отцу:

— Если не веришь, спроси Айну. А вчера спала сначала в кибитке, а потом здесь — до самого вечера!

Мама совсем рассердилась:

— Сгинь, чтоб тебе отрезали голову!.. Когда это я сплю днем в кибитке? Вчера только что задремала — пришла Умсагюль... Да если и спала, тебе что за дело?

Меред сел на попону и снял папаху. Вырвавшиеся у жены слова о приходе Умсагюль заставили его призадуматься. Зачем приходила эта сваха? Видя его недоумение, Мама пояснила:

— Она приходила искать родства.

— Какого родства?

— Ну, насчет сватовства.

— Сватовства?

— Не для себя, конечно. Ее прислал Халназар-бай.

— Разве мы не дали ему отвела?

— Знаешь, отец, не надо большого ума, чтобы поворачивать назад каждого приходящего. Девушка подросла, придется же ее куда-нибудь пристраивать.

Меред чесал пальцем подбородок, хмурил брови и ничего не говорил, а Мама, не давая ему опомниться, продолжала выкладывать свои доводы:

— Ну и что хорошего в том, что мы сразу отказали Халназару? Сам Мамедвели-ходжа обругал нас за это.

Когда Мереду что-либо не нравилось, он молчал, и вытянуть из него слово было не легче, чем добыть молоко от кулана. Мама хорошо знала характер мужа и потому сразу высказала свое решение:

— Поговорив с Умсагюль-эдже, я передумала. Девушку лучше отдать за степенного человека в богатую семью, чем за какого-нибудь обездоленного.

Меред долго шевелил губами и, наконец, сказал:

— Неужели наше счастье не идет дальше неимущего или вдовца?

— Вдовец, вдовец... Ну, съехала у него шапка, так разве он старик? Что ж, ты сам не был вдовцом?

— Но у него ребенок.

— А у тебя его не было?

— Ну, я вижу, Умсагюль уже успела заморочить тебе голову.

— Она заботится не о том, чтобы найти Халназару невестку. Она ко мне хорошо относится и пришла сказать, что дом Халназара — подходящее место.

Меред понурил голову. Жена снова заговорила:

— Дочь твоя будет жить в довольстве, утопать в шелках, носить серебро. Пищей ей будет масло и мед...

— Выдать Айну за вдовца?.. Нет, — покачал головой Меред, — мы не из тех, кто ищет кусок хлеба.

Мама, отдаваясь мечтам о богатстве, видимо, совсем забыла, кто ее собеседник. Поставив на голове торчком свой борык, она заговорила вкрадчиво, подобно Умсагюль:

— Девонька ты моя... — И тут же оборвала себя: — Вах, отец!..

Этого было достаточно, чтобы Сона вскочила на ноги и захлопала в ладоши.

— Ай, мама назвала отца девушкой!.. — взвизгнув от восторга, проговорила она и побежала в кибитку, крича: — Айна, ай, Айна, мама назвала отца девушкой!

— Ах, чтоб тебя!.. — выругалась Мама. — Теперь разнесет по всему аулу.

Меред по-прежнему сидел молча, а Мама стала говорить запальчиво:

— Мне никто не помогал растить детей! Никто каплей воды не помог! Пусть говорят люди, что хотят! А я буду довольна, что дочь пристроена в хорошую семью.

Меред подумал: «Пожалуй, если б дело коснулось твоей дочери, ты бы так не говорила». Пошевелив губами, он хотел что-то сказать, но, встретив решительный взгляд жены, понял, что ее ничем не образумишь.

Мама, вставая, сказала свое последнее слово:

— Судьбой дочери распоряжается мать. Я знаю, что делаю!

Под стук гребня Айна вспоминала ночную встречу с Артыком и тихо напевала:

В белой кибитке мой постелив ковер,

Я нагляжусь ли вдоволь на тебя, Артык-джан?

Средь поцелуев, милый встречая взор,

Буду ль лоб твой нежить рукой, Артык-джан?

Она не слышала, о чем разговаривала Мама с отцом, но догадывалась. Не без дела приходила эта Умсагюль, неспроста назвала она имя Халназар-бая. Не будь встречи с Артыком, вероятно Айна плакала бы. Теперь ее не особенно тревожили разговоры под навесом. Айна слышала об ответе отца Халназарам, она знала теперь намерения Артыка и верила в то, что ему удастся ее увезти, поэтому она продолжала напевать, сидя у своего ковра, когда вбежала Сона и взобралась ей на спину. Обняв сестру, Сона стала болтать ногами.

— Айна, ай, Айна, слышишь. Мать назвала отца девушкой! — повторила она и звонко засмеялась.