Притворное добродушие сразу слетело с лицо Артыка. Он гневно посмотрел на бая и заявил решительно: — Эти люди — не нищие, не попрошайки, чтобы бросать им по фунту зерна! Они пришли требовать от тебя свою долю — ту, что ты отнял у них в прошлом году. Согласен отдать добровольно — мы просим, а будешь вертеться, как ишак под седлом, силой возьмем!

— Ах, брат ты мой, если б ты и не говорил, а они не требовали, я ничего не пожалел бы для этих людей. Разве мне не понятно их горе? Не заставляй меня давать клятву, преступая коран, поверь — лишнего зерна у меня нет.

— Халназар-бай, это мы слышали. Не вынуждай нас к худому. Если будешь увиливать, мы сами найдем зерно и возьмем!

Поняв, что хитрость не удалась, Халназар попробовал круто изменить разговор:

— Ты, халиф, не очень-то повышай голос! «Найдем, возьмем!» Ты жив — и я еще не умер. Халназар всe еще Халназар. Не думай, что если ты нацепил себе на плечи эти зеленые подметки, так тебе все дозволено. Знай меру! Не то я с тебя собью спесь и погоны заставлю снять! И сапоги снимешь и сапоги отдашь...

Тут Ашир вырвался на два шага вперед. Пронизывающе глядя из-под козырька кепки горящими, как раскаленные угли, глазами, он крикнул в лицо баю:

— Если ты такой мастер раздевать людей, так раздень сначала меня! Если хочешь отнять последнее, — держи! — И он бросил на голову Халназару свою промасленную тужурку.

Едкий запах мазута ударил в лицо баю. На секунду он растерялся.

— Ах, чтоб тебе!.. — выругался он и ринулся на Ашира.

Ашир наотмашь ударил его, и он повалился на землю. Поднявшись, схватился за палку, но Ашир тут же поймал его за руку и стал выкручивать ее назад, готовясь расправиться в баем за прошлые побои. Халназар завопил не своим голосом:

— Ма-а-вы, э-эй!.. Валлы-ы-ы!..

Вопли бая услышали не только в ряду Халназара, но и Мамедвели-ходжа. В одном белье он выбежал из кибитки, но, увидя, как Ашир с одной стороны и Артык с другой расправляются с Халназаром, бросился наутек.

Из кибиток халназаровского ряда высыпали женщины. Мехинли сначала чуть не задохнулась от испуга, но, поняв, что ей ничто не грозит, не смогла сдержать улыбки. Атайры-гелин хотела броситься на Артыка, но и ей пришла в голову злорадная мысль: «А пусть поубавят ему спеси, может быть поменьше будет рычать!» Садап-бай со слезами на глазах схватила Артыка за руку:

— Сынок! Стыдно бить человека, который тебе в отцы годится! Что вы связались с ним? Войдите лучше в дом, поешьте, выпейте чаю!

Из крайней кибитки с непокрытой головой выбежал и Мавы.

— Э-э-эй! — закричал он еще издали. — Что это вы делаете с моим отцом?

Не успел он, однако, подбежать к Артыку, как Ашир и Черкез схватили его за шиворот и оттащили в сторону. Ашир гневно обрушился на него:

— Ты дурак из дураков! Люди защищают здесь не только себя, но и тебя. А ты кого защищаешь?

— Я?.. Я?..

— Молчи! Мало тебе четырех лет, загубленных в кабале у бая. Эх ты, глупец!.. — И Ашир, уже добродушно, потрепал Мавы по плечу.

Мавы смущенно пролепетал:

— Что же, думаешь, я рад этому?

— А кто тебя держит здесь?

Мавы опустил голову. Не мог же он сказать Аширу, что связывает его с домом бая. А тот, пристально всматриваясь в его лицо, вдруг спросил:

— Где яма с зерном? Хочешь быть с нами — скажи. Мавы оглянулся вокруг. Он и рад бы чем-нибудь отомстить баю, но, опасаясь его, промолчал.

— Мавы, где у Халназара яма с зерном? — повторил Ашир. — Ты мне скажи потихоньку. Я не выдам тебя.

— Скажу, только и на мою долю оставьте.

— Непременно.

— А когда будете открывать яму, я опять нападу на вас. Пусть бай ничего плохого обо мне не думает.

И Мавы повел взглядом на стойло Мелекуша. Ашир понял.

— Больше не знаю. Эту показала мне Мехинли. Кажется, и того, что там есть, хватит на всех.

Тем временем Халназар, руки которого были связаны рукавами его же халата, опустился на сложенные перед дверью кибитки дрова. На вопросы Артыка он не хотел отвечать и думал только о том, как бы поскорее вырваться, схватить двустволку и поскакать к Эзизу. «Но тогда от зерна ничего не останется и никогда не узнаешь, сколько кто взял, — с тревогой думал он. — Пусть даже мне удастся заставить Эзиза всех их истребить — что пользы в том, если сам я останусь нищим?..» Да и на Эзиза было мало надежды, и он удрученно вздохнул: «А бывало и старшина, и волостной, и сам баяр-полковник — все стояли на защите. Желания мои исполнялись... Нет, развалилась жизнь!»

Сопровождаемый дейханами, Артык обошел все кибитки. Как и говорил Халназар, ни в одной из них не было больше двух-трех чувалов зерна. Атайры-гелин никого не хотела впускать к себе в кибитку, — встала на пороге, расставила ноги.

— Убирайтесь прочь! — пронзительно закричала она, как только дейхане приблизились к ней.

— Что это за молодуха? — спросил Артык. — Не знаю ее. Да она и не похожа на женщину из семьи Халназара.

— Это новая жена Баллы. Она из ангатов.

Артык считал ниже своего достоинства драться с невесткой-фалангой. Он даже не рассердился на нее, а остановился перед ней и сказал:

— Оказывается, она из родичей моих дядюшек. Жаль, не было меня в ауле. Я расстроил бы свадьбу. Разве рябой Баллы достоин такой жены?

Атайры-гелин пригладила волосы, и ее скрипучий голос приобрел вдруг неожиданную мягкость:

— Сказано: с племянником — хоть семь чужих... Что ж заходи, племянничек, заходи! — сказала она и настежь распахнула обе створки узорчатой двери.

Артык вошел, окинул внимательным взглядом кибитку и, не заметив ничего подозрительного, сказал:

— Будь здорова, тетушка! Кончим дела — зайду, посидим.

Дейхане с пешнями, с кольями, ходили меж кибиток, вокруг стойбищ скота, всюду щупали, ковыряли землю. Ашир топал своими тяжелыми ботинками возле столба Мелекуша. И как ни толст был слой земли над ямой, скоро он нашел место, где яма ответила гулом. Вокруг него столпились люди. Десятки рук взялись за лопаты.

Тогда Халназар не выдержал. Кое-как освободив руки, он схватил кривую палку и с криком кинулся на людей. В слепой ярости он не думал о последствиях, — вместе с зерном, казалось ему, уходила и его душа. Когда он занес палку над головой Артыка, Ашир перехватил его сзади поперек туловища и бросил на землю, вдобавок ударив его еще по заду своим тяжелым солдатским ботинком.

Подбежавшего на помощь Халназару Мавы связали веревкой. Мехинли бросилась к нему с плачем, но он шепнул ей несколько слов, и она успокоилась. Женщины потащили в сторону Халназара и Мавы, причитая, как по покойникам. Атайры-гелин неожиданно вцепилась Аширу в лицо. Не помня себя, Ашир и ее круто ударил оземь.

Черкез отвел Ашира в сторону и сказал:

— Что ты делаешь! Хочешь, чтобы она выкинула? Кто будет отвечать за невинную кровь?

Атайры-гелин вдруг вскочила на ноги и схватилась за палку, выпавшую из рук Халназара. Подоспевшие женщины пытались остановить ее, но она расшвыряла их и с яростью настоящей фаланги ринулась на Ашира.

В конце концов пришлось связать и ее.

Ашир посмотрел на яму, раскопанную уже шагов на семь в окружности, и улыбнулся:

— И это — тоже революция!

Опухшее от голода лицо Гандыма несколько оживилось.

— Какова молодушка, — паучок! — подмигнул он Аширу.

Его страшный смех раскатился по ряду байских кибиток, ударил в уши Халназару, лежавшему на постели. Услышав его, бай вздрогнул и закрылся с головой одеялом. Теперь он окончательно забыл о своей двустволке. Но Атайры-гелин, как только ее развязали, снова начала рваться наружу, и женщины, чтобы удержать ее в кибитке, вынуждены были закрыть дверь на засов.

Мехинли, прикрывая рот яшмаком, освободила Мавы от веревок. Прячась за нее, Мавы потихоньку юркнул за кибитку. Черкез заметил это и крикнул Аширу:

— Мавы убежал! Как бы он не привел джигитов Эзиза!

Ашир успокоил Черкеза:

— Не трогайте его, это свой парень... А вот фаланга здорово меня поцарапала. — И он погладил ладонью щеку, разодранную острыми ногтями Атайры-гелин.