В конце концов, свой долг перед нею он выполнил, хотя практически не помнил: только какие-то разрозненные, смутные видения белокурой женщины с голубыми глазами, которая склоняется над его кроваткой.

За два года жизни в Вюртемберге Екатерина Павловна всего два раза покидала Штутгарт: летом 1816 года, еще наследной принцессой, она с мужем путешествовала по Швейцарии, и в следующем году, когда стало ясно, что крайняя нужда в королевстве была уже позади. На этот раз она поехала на лечение в Баден-Баден, хотя ее здоровье не вызывало у лейб-медиков никакого опасения.

Действительно, королева, как никогда, была деятельна, энергична, полна планов. В Баден-Бадене во время прогулок с Марией она часто их обсуждала, причем настолько увлеченно, что однажды Мария не выдержала:

— Ваше величество, к чему такая спешка? Вы будто хотите за один день сделать то, на что другие тратят долгие годы.

— Боюсь, что у меня нет такого запаса времени, — неожиданно для Марии ответила королева.

— Бог мой, что за мрачные мысли? Вы плохо себя чувствуете?

Екатерина Павловна покачала головой:

— Нет, чувствую я себя, благодарение Богу, прекрасно. Но иногда… Иногда у меня бывает такое странное ощущение, что конец может наступить в любой момент, а потому мне не следует откладывать то, что можно еще сделать. Я должна дорожить временем.

— Ваше величество, — сказала не на шутку встревоженная Мария, — поясните ваши слова. Что значит ощущение наступления конца? Вас мучают головные боли? Кружится голова? Скажите мне, ради Бога!

Екатерина Павловна улыбнулась какой-то отрешенной улыбкой:

— Это невозможно выразить словами, Мария. Порой я чувствую, что сердце вот-вот перестанет биться, у меня темнеет в глазах, я перестаю ощущать собственное тело… А потом все проходит.

— Ваше величество…

— Довольно об этом, Мари, — нетерпеливо перебила ее королева. — Мы скоро уедем домой, а мне еще нужно нанести визит моей невестке. Я обещала императору, что сделаю это.

— Это обязательно?

— Мария, дорогая моя Мария, я ведь теперь королева. Значит, должна подчиняться еще более жестким правилам этикета, чем раньше. Забавно, как я мечтала о короне, а теперь, обретя ее…

— Да?

— Нет, это глупо. Я — королева, мои мечты исполнились, и довольно. Императрица Елизавета гостит у своих родных в Карлсруэ, значит, через три дня мы отправимся туда, а затем — в Штудгарт. Я и так слишком долго бездельничаю.

Марии, всерьез обеспокоенной этим разговором, удалось только заручиться согласием Екатерины Павловны показаться одному знаменитому врачу, который инкогнито поселился в Баден-Бадене и принимает только немногих избранных пациентов.

Два дня, проведенные при дворе в Карлсруэ, показались Марии вечностью. Ее воспитанница, однако, так не считала, и не без удовольствия играла роль монархини, посетившей другую, равную ей монархиню. Правда, вдали от России Елизавета Алексевна совершенно преобразилась: она была просто баденской принцессой, каковой, собственно, и оставалась все двадцать лет своего брака. Ее естественность и простота почти примирили с ней золовку: Екатерина Павловна тоже могла быть воплощенным обаянием, если желала.

— Ваше императорское величество должно обещать мне, что посетит нас по дороге в Россию, — сказала она невестке, прощаясь. — Король, мой супруг, будет счастлив принять такую высокую гостью.

Елизавета Алексеевна с признательностью наклонила голову:

— Даю слово. Только прошу вас, давайте теперь отбросим все титулы. Зовите меня просто Лиз, как мой супруг.

— Могу я, в свою очередь просить вас звать меня тоже просто по имени?

— Разумеется, дорогая Като. Я всем сердцем этого желаю.

«Александр бы порадовался этому примирению, — подумала Мария, присутствовашая при разговоре. — Император терпеть не может семейных склок. Похоже, моя Като действительно повзрослела. И все-таки нужно, чтобы сюда прислали врача. В Штутгарте организовать появление незнакомца будет куда труднее…»

Накануне отъезда в Штутгарт королева Екатерина в сопровождении отдной только Марии отправилась на окраину Баден-Бадена в простой черной карете без гербов. Организовать именно такую поездку оказалось куда легче, нежели предполагала Мария: ее воспитанница вовсе не стремилась афишировать свой визит к какому бы то ни было врачу. Екатерина Павловна прекрасно знала, как молниеносно в Европе распространяются слухи, особенно самые нелепые.

Карета подъехала к небольшому домику, стоявшему в глубине сада. Почти все листья с деревьев уже опали, и только вьющийся дикий виноград упорно не желал признавать приход зимы и сохранил свой великолепный багрянец. Даже в сумерках его густые плети походили на богатую раму, совершенно затмевавшую сам дом.

Обе женщины вышли из кареты и поднялись по нескольким ступенькам крыльца ко входной двери, которая уже была открыта. На пороге их встретил седой мужчина в очках, одетый во все черное, и провел в комнату, ярко освещенную чуть ли не двумя дюжинами свечей.

— А где врач? — шепотом спросила Екатерина Павловна у Марии.

Встречавшего их мужчину она явно приняла за слугу.

— С вашего позволения, королева, врач это я, — отозвался мужчина.

Он прекрасно говорил по-русски, но чуткое ухо Екатерины Павловны все-таки уловило то ли легкий акцент, то ли странную интонацию, то ли непривычную манеру речи. Особенно поразило ее обращение — «королева», подобное она слышала впервые.

— Он иностранец? — шепотом спросила Екатерина Павловна у Марии по-французски.

— Да, ваше королевское величество. Он родился где-то в Скандинавии, кажется, — ответила Мария тоже по-французски, лишь чуть покривив душой.

Она понятия не имела, где родился этот врач, но знала, что принимает он своих больных в Санкт-Петербурге. Только не в том, который так хорошо знала королева Екатерина. А в том, где самый квалифицированный специалист в своей области понятия не имел, как нужно разговаривать с коронованными особами. Да ему это было и ни к чему.

— Давайте сначала побеседуем, королева, — предложил врач, жестом указывая на кожаное кресло возле письменного стола. — Расскажите мне о ваших недомоганиях как можно подробнее. Важна любая мелочь.

Несколько удивившись, что врач не щупает у нее пульс и, похоже, не собирается выслушивать ее грудь, Екатерина Павловна начала рассказывать. Первоначально ей было трудно припомнить, когда ее что-то беспокоило и в связи с чем, но Мария тут же приходила на помощь. Оказалось, что наперсница королевы помнит абсолютно все, что касается ее величества. Кроме одной вещи.

— И еще, доктор, — понизив голос сказала Екатерина Павловна, — я, кажется, опять жду ребенка. Все признаки на лицо.

— Вот как, — бесстрастно отозвался врач, хотя на лице его мелькнуло какое-то странное выражение. — Тогда раскажите мне подробнее и о ваших предыдущих беременностях.

Разговор продолжался почти час. К удивлению Екатерины Павловны, странный врач ничего не записывал, только кивал головой и иногда задавал вопросы. Закончив беседу, он предложил:

— Если вы ляжете вот на эту кушетку, королева, мы продолжим осмотр.

Екатерина Павловна вопросительно взглянула на Марию. Та наклонила голову в знак согласия и сказала:

— Позвольте, ваше королевское величество, я освобожу вашу руку до локтя.

И изумленная королева почувствовала, как к сгибу ее локтя прикоснулось что-то инородное. Укол был слабее комариного укуса. Она на мгновение прикрыла глаза, а когда снова открыла их, врач уже сидел за столом.

— Позвольте, я помогу вам подняться, ваше величество, — сказала Мария.

— Что это было, доктор? — осведомилась Екатерина Павловна.

— Осмотр, королева, обычный осмотр. Теперь я могу сказать вам, что с вами все в порядке, но… Но нужно беречься. Простуда, переутомление, бессонные ночи — все это вам противопоказано. А вот прогулки, наоборот, будут очень полезны. Только не верхом, конечно, но это вы и сами понимаете. Кроме того, я сейчас составлю лекарство, которое вы будете принимать утром и вечером.