— К сожалению.

— Кто знает… Если бы мы смогли предотвратить смерть принца Ольденбургского, а императору Александру удалось бы не только провозгласить, но и сделать его своим наследником, замечательная российская аристократия могла бы поднять бунт совершенно по другому поводу. И восстание декабристов состоялось бы лет на десять раньше…

— С тем же результатом.

— Скорее всего. Виновных — в Сибирь, на трон — Николая, как природного и законного наследника. Не было бы только подвига жен декабристов, просто потому, что большинство из них просто не успело бы жениться.

— Действительно, историю изменить практически невозможно. Ее можно только чуть-чуть откорректировать.

— Чем мы, собственно, и занимаемся, уважаемый коллега…»

— Ваше величество… Ваше королевское величество…

Екатерина Павловна медленно возвращалась к реальной действительности, словно всплывала со дна глубокого темного омута. Она слышала, как кто-то обращается то ли к королю, то ли к королеве, но не было сил открыть глаза. Возможно, ее свекровь пришла навестить умирающего мужа. Нужно достойно ее приветствовать… но ах, боже мой, как это трудно — открыть глаза. Просто — открыть глаза.

— Очнитесь, ваше королевское величество. Все кончено.

Что кончено? О чем твердит этот знакомый голос? Странно, твердит по-русски, а она это только сейчас поняла. Конечно, ее зовет Мария. Но почему она так странно к ней обращается?

С огромным трудом Екатерина Павловна подняла веки. Она лежала в собственной постели, дневной свет загораживали бархатные портьеры, а возле нее действительно находилась Мария. Так это не сон? Но отчего так болит все тело?

— Что со мной, Мари? — спросила еле слышно Екатерина Павловна.

— У вас родилась прелестная дочурка, ваше величество! И вот уже час, как я пытаюсь привести вас в чувство.

— Почему вы так странно ко мне обращаетесь, Мари?

Мария ответила не сразу, она отошла в сторону и вернулась с белоснежным свертком на руках.

— Потому, что вы — королева, мадам. Супруга короля и мать вот этой очаровательной малютки-принцессы.

— А… его величество король? Что с ним?

— Его величество король Фридрих скончался сегодня ночью. А его величество король Вильгельм, ваш супруг, принимает присягу подданных в тронном зале.

— Уже… — прошептала Екатерина Павловна. — Так значит, я — королева?

— Да, ваше величество. Народ ликует: его любимая наследная принцесса, едва став королевой, произвела на свет дитя. Это считается счастливым предзнаменованием для всей страны. Угодно вам взглянуть на дочь?

— Ах, да, конечно, — спохватилась Екатерина Павловна. — Дайте мне ее.

Среди кружевных оборок личико новорожденной было еле различимо. Девочка спокойно спала и не почувствовала, как оказалась на руках у матери.

— Дочка… — прошептала та. — А Вильгельм, наверное, ждал сына…

— Его величество счастлив рождению принцессы.

— Дай-то Бог, — не слишком уверенно произнесла Екатерина Павловна. — Возьмите ребенка, Мари. Я еще слишком слаба. Странно, я совершенно не помню, как проходили роды.

— Они проходили нормально, ваше величество. Просто вы были измучены, и ваше обычное успокоительное подействовало сильнее — как снотворное. К тому же это не первые ваши роды…

«Наверное, я пошла в маменьку, — подумала Екатерина Павловна, снова закрывая глаза. — Первые два ребенка — мальчики, потом — шесть дочерей. Если так, то моему супругу долго придется ждать наследника престола… если он вообще его дождется. Впрочем, так рожать, как в этот раз, можно хоть каждый месяц, я даже ничего не почувствовала. Спасибо Марии, она действительно мой ангел-хранитель».

— Мы назовем девочку Марией-Фредерикой, — произнесла она, не открывая глаз. — Первое имя — в вашу честь, Мари.

— Но ваше величество… — растерялась та.

— Об этом будем знать только мы с вами, — сказала Екатерина Павловна. — Остальные все равно решат, что маленькую принцессу назвали так в честь деда-короля и бабки-императрицы. И пусть. По крайней мере, не будет лишних разговоров.

Она не знала, что горожанам и без того хватало тем для обсуждений. В один и тот же день — тридцатого октября — скончался старый король и появилась на свет его первая внучка. В народе говорили, что «красавица Кати» (а именно такое прозвище дали еще наследной принцессе вюртембержцы), вне всякого сомнения, принесла удачу королевскому дому, и что теперь наверняка настанут новые времена.

Они были и правы — и не правы. Вступившему на отцовский престол Вильгельму Первому вместе с короной досталось непростое наследство. Государственные дела были совершенно запущены, казна — практически пуста. Страна уже добрый десяток лет медленно, но верно, скатывалась к полному обнищанию. Роскошь процветала только при королевском дворе, но за нее расплачивались пока еще безропотные подданные.

Король Вильгельм сразу ввел экономию во всем, что могло дать практический эффект, причем не только финансовый. После длительных войн положение в королевстве усугубилось еще и тем, что за сырым и холодным летом по всей Европе был неурожай. Сразу же повысились цены — дороговизна была такой, что ничего подобного не помнили старики. Для Вюртемберга с его благодатным климатом ударом были и несколько неурожайных для виноградников лет.

Бедствия народа стали основной заботой королевской четы. Для Екатерины Павловны наступило время действовать. Теперь она могла в полной мере применить на деле всю свою природную энергию. Для осуществления обширных планов по оказанию помощи своим подданным королева в декабре 1816 года обратилась ко всем сословиям, призывая оказывать поддержку людям, находившимся в бедственном положении, заявив:

— Каждый гражданин должен помочь своему собрату, особенно когда жизнь полна бедствий.

Королева призывала помогать беднякам одеждой, пищей, топливом, а больным — лекарствами. Особой ее заботой были вдовы и сироты. Благотворительные общества распространились по всему королевству. А Екатерина Павловна принимала все полезные советы, приветствовала любые начинания, любую инициативу, откуда бы она ни исходила, ничуть не считая, что ее королевское достоинство будет этим ущемлено.

— Доставлять работу важнее, нежели подавать милостыню, — обронила она как-то в ответ на сетования вдовствующей королевы Шарлоты, что царствующие особы испокон веков подавали милостыню, а не организовывали какие-то там общества.

— Но вы забываете о своем высоком сане, — процедила сквозь зубы вдова.

— Высота сана тут не при чем, — отрезала Екатерина Павловна. — Можно родиться на троне и оказаться в жизни последним ничтожеством.

— Да вы просто якобинка, мадам! — ужаснулась ее свекровь.

— Нет, мадам, я — женщина и мать, а поскольку Бог рассудил сделать меня еще и королевой, то я обязана не только служить примером для своих подданных, но и оказывать им реальную помощь, а не раздавать милостыню по торжественным дням.

Эти слова Екатерины Вюртембергской оказались последней каплей, переполнившей чашу терпения Шарлоты Английской. Вдовствующая королева спустя несколько недель уехала на свою родину, где ее брат, принц-регент, предоставил ей один из загородных дворцов и дал возможность жить так, как она считала нужным. Двадцать лет замужества никак не сказались на Шарлоте — она осталась той же чопорной старой девой, какой была.

В голодную зиму 1817 года королева Екатерина работала по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, создавая для своих подданных возможности честных и приличных заработков. Были организованы школы по обучению девочек шитью и вязанию, прядильному ремеслу, открыты магазины по продаже различных изделий, изготовленных в этих школах. Спасая таким образом от нищеты детей, молодежь, королева приучала их к труду. На все эти цели было направлено богатое императорское приданое Екатерины Павловны.

Подобную идею подсказала ей Мария. Первоначально Екатерина Павловна собиралась создать особый фонд продовольствия, чтобы помогать из него нуждающимся. Король, ее супруг, одобрил этот проект, но Мария, увидев свою воспитанницу за бесконечными подсчетами, покачала головой: