Екатерина Павловна в этот день уделила своему туалету больше внимания, чем обычно: ей хотелось быть блестящей и скромной одновременно — задача практически невыполнимая. Но ей удалось ее решить, и, когда она вышла в парадные комнаты, Александр даже захлопал в ладоши от восторга:

— Като, я никогда не видел тебя такой обворожительной!

Великая княгиня скромно улыбнулась. Она отлично знала, как выгодно подчеркивает цвет ее глаз темно-синее бархатное платье, отделанное чуть боле светлым гипюром, как идет ей новомодная прелестная шляпка, венчающая пышные локоны. Она действительно была неотразима — и наслаждалась этим ощущением.

— У тебя тут, наверное, отбоя нет от поклонников, — полушутя сказал Александр.

— И от женихов тоже, — подтвердила Екатерина Павловна. — Кстати, Саша, я хотела с тобой поговорить насчет одного из них.

— Обязательно поговорим, — отозвался император, который машинально следил за стрелкой огромных, щедро вызолоченных напольных часов. — Сразу после визита принца побеседуем обо всем, о чем только захочешь. Сейчас вряд ли стоит начинать: через две минуты может явиться наш высокий гость.

Но «высокий гость» не явился ни через две, ни через двадцать две минуты. Прошло полтора часа сверх намеченного срока — принца-регента все еще не было. Между тем, перед особняком собралась толпа англичан, стали раздаваться восторженные крики приветствия. Александр время от времени выходил на балкон, чем вызывал еще больший энтузиазм лондонцев, и толпа которых на улице постоянно увеличивалось.

Время шло, а регента все не было. Александр уже начинал терять терпение, думая, что это заранее продуманный жест невнимания. А Екатерина Павловна с улыбкой успокаивала брата:

— Вот такой он человек!

Прошло почти четыре часа, прежде чем русскому послу передали записку от одного из английских министров:

«Его высочеству угрожают оскорблениями, если он появится на улице, поэтому он лишен возможности прибыть к императору».

Какое признание в нелюбви к себе твоего же народа! Екатерина Павловна не скрывала удовольствия от осложнений у своего недоброжелателя. Она понимала, почему он не рисковал показываться среди народа. Понимала и то, что регент посчитал оскорбительным, что лондонцы оказывали такой восторженный прием другому монарху, в то время как он не пользовался в народе ни симпатией, ни уважением. Это ранило самолюбие принца Георга и приятно тешило тщеславие русской великой княгини.

Посол граф Ливен с поклоном передал записку императору. За эти четыре часа граф состарился на несколько лет, поскольку лучше всех остальных понимал: затянувшаяся до неприличия пауза становится лишним подтверждением той характеристики регента, которую ему давала великая княгиня в письмах к брату.

Александр, прочитав записку, разрешил непростую ситуацию с величественной простотой: он вместе с послом сел в карету и направился в резиденцию регента. После получасовой беседы он вышел и сказал своему окружению:

— Жалкий монарх.

Если впечатление о каком-то человеке у Александра сложилось, потом оно уже не менялось. А отношение к правителю страны автоматически переносилось императором и на всю страну в целом. Так что как только Екатерина Павловна попыталась заговорить с ним о сватовстве одного из братьев регента, Александр взглянул на сестру с таким выражением ироничного изумления, что тема была тут же закрыта.

На следующий день после прибытия Александра в Лондон в его честь в резиденции принца-регента был дан торжественный обед. У графини Ливен сохранилось его описание:

«Государь имел скучающий и принужденный вид; король прусский, по обыкновению строгий и сдержанный, хранил молчание; регент напрасно прилагал всяческие усилия поддержать разговор, а великая княгиня никому не хотела прийти на помощь…»

Император не забыл невежливого жеста пригласившею его хозяина в первый же день своего пребывания в Лондоне и решил дать понять, что и он понимает недружелюбие регента. В один из дней в Гайд-парке состоялся большой смотр войск. Принц Георг опоздал и на этот раз, и Александр был вынужден опять ждать его.

Тогда на одном из придворных вечеров император настолько задержался, что регент (в отличие от царя менее терпеливый) посылал за ним несколько раз. И лишь около полуночи Александр появился в зале, извиняясь, что он задержался с визитом у лорда Грея — неприятного регенту главы оппозиции.

Столь же ненавистной регенту была и его жена, принцесса Уэльская, которая, соблюдая этикет, прислала Александру поздравление с благополучным прибытием в Лондон. Император, также соблюдая этикет, решил навестить принцессу и поблагодарить за приветствие. Послу Ливену пришлось объяснить, что на принцессу Уэльскую не следует смотреть как на члена королевской семьи. Визит к принцессе Каролине мог быть расценен как личное оскорбление регента.

Принцесса Каролина Уэльская, как и рассказывала Мария Екатерине Павловне, была проклятием всей жизни принца-регента. Взбалмошная и эксцентричная, она, тем не менее, была предметом настоящего обожания со стороны англичан. Тем нравилась любовь принцессы к детям, ее привычка запросто прогуливаться по окрестностям своей загородной резиденции и даже ее вульгарность. Последняя в глазах простого народа отнюдь не была недостатком, а считалась скорее достоинством: тысячи английских женщин вели себя в точности так же. Правда, они не принадлежали к аристократии…

Единственную дочь, принцессу Шарлотту, Каролине разрешалось видеть раз в неделю. Принцесса Уэльская нашла выход: она усыновила (официально — сделала своим воспитанником) новорожденного сына из многодетной и нищей фермерской семьи. Злые языки тотчас обвинили ее в супружеской измене, дело даже дошло до суда, но настоящая мать мальчика предоставила неопровержимые доказательства того, что именно она рожала этого ребенка в местной больнице.

Принцессу, конечно, оправдали, но неприязнь к ней принца-регента превратилась в настоящую ненависть. Каждого, кто осмеливался поддерживать какие-то отношения с принцессой Каролиной, ждала суровая опала, так что друзей у нее было немного. Она же, в свою очередь, не упускала случая показаться на публике и лишний раз напомнить о себе «возлюбленному супругу». Отношения этой пары давно уже стали притчей во языцах при всех европейских дворах.

Александр не поехал к принцессе, но нашел способ выразить ей свою признательность при встрече — почти личной. В театре, на представлении итальянской оперы, принцесса Уэльская, нарушив запрет и приехав в Лондон, вдруг появилась в своей ложе, находившейся напротив королевской. Там кроме принца-регента сидели Александр, король Фридрих-Вильгельм и, разумеется, Екатерина Павловна.

Принцесса поклонилась императору, и Александр, славившийся своей гусарской обходительностью, тотчас встал на ее поклон, заставив тем самым подняться и короля, и принца-регента. Зал тоже поднялся и огласился приветственными возгласами— и в честь принцессы, и в знак одобрения галантного поступка русского императора, и в пику нелюбимому регенту…

Екатерина Павловна не верила своим глазам. Принцесса Уэльская оказалась довольно тучной и далеко не молодой особой, в иссиня-черном парике, густо нарумяненная и набеленная, в платье, декольте которого было почти неприличным. Даже драгоценности, которыми она была буквально увешана, казались дешевыми поделками из стекла.

— Боже мой, кто это? — прошептала Екатерина Павловна.

— Принцесса Уэльская, с вашего позволения, — ядовито отозвался принц-регент. — Не правда ли, будущая королева Англии обольстительно хороша собой?

— В принцессе есть определенный шарм, — миролюбиво заметил Александр, мысленно содрогнувшись при мысли о том, что мог оказаться в одном помещении с этой особой, и отнюдь не в публичном месте.

— Возможно… для матросов, — отозвался принц-регент.

— Таких, как брат вашего высочества принц Кларенский? — приторно-вежливо осведомилась Екатерина Павловна.

Принц-регент метнул в нее испепеляющий взгляд, но промолчал. Прусский король также сохранял молчание: буквально несколько дней тому назад ему передали предложение вдовствующей императрицы российской о браке его старшей дочери с великим князем Николаем, и король, склонный это предложение принять, вовсе не собирался осложнять отношения с будущим родственником. С другой стороны, его родная сестра была замужем за братом принца-регента герцогом Йоркским, и это тоже налагало на него определенные обязательства.