— Боюсь, выше высочество, что ваши мечт а преждевременны, — довольно безжалостно сказала ей Мария, с которой великая княгиня поделилась своими сладкими династическими грезами. — Ваш второй ребенок тоже будет мальчиком.
— Ты уверена? — огорченно задала великая княгиня в общем-то риторический вопрос.
В таких делах Мария никогда не ошибалась, и Екатерине Павловне это было прекрасно известно.
— Абсолютно. А вот третьей родится дочка.
Лицо Екатерины Павловны просветлело, но тут же снова затуманилось.
— Мне бы не хотелось, подобно матушке, всю жизнь провести в беременностях и родах, — сказала она.
— Ну, девяти-то детей у вас точно не будет, — усмехнулась Мария. — А вот четверо — обязательно.
— Но моя дочь будет носить корону в браке? — настойчиво спросила Екатерина Павловна, которой трудно было расстаться с заветной мечтой.
Мария снова улыбнулась.
— И вы, и ваша дочь будете носить корону, — сказала она самым естественным тоном.
— Корону… — начала было великая княгиня, но ее прервал стук в дверь.
— Курьер от его императорского величества, — доложил лакей.
Распечатав пакет, Екатерина Павловна быстро пробежала его глазами и бессильно уронила руку с письмом на колени.
— Война, — сказала она почти беззвучно. — Наполеон перешел Неман. Это война…
В конце июня, с первых же дней вторжения в Россию огромной армии Наполеона, Екатерина Павловна оказалась в центре событий. Постоянно поддерживая связь с императором, принимая у себя в Твери государственных деятелей, она понимала, что беда грозит нешуточная. Дунайская армия еще не успела продвинуться из Молдавии к западным границам с Польшей, которая уже выставила Наполеону восемьдесят тысяч солдат.
Против России двинулась почти вся Европа, а имевшихся в стране войск, вооружения явно было недостаточно. Требовалось время, чтобы собрать силы для отражения 600-тысячной армии Наполеона. Хотя в указе императора Александра о начале войны ничего еще не говорилось об ополчении, мысль о создании добровольных воинских формирований пришла многим. И среди первых была сестра царя.
Шли первые дни войны, а Екатерина Павловна уже сообщала князю Василию Петровичу Оболенскому, состоявшему в Твери адъютантом принца Ольденбургского:
«Я хочу с вами переговорить о мысли, которая овладела мною и которую я уже в общих словах сообщила графу Ф. В. Ростопчину… Я уверена, что не найдется ни один русский, который бы опозорил себя стыдом не пожертвовать для Отечества собою и своим рвением».
Развивая свою мысль о призыве к созданию ополчения, Екатерина Павловна указывает на значение примера Москвы:
«Воодушевление, которое Ростопчин произведет среди своих, быстро распространится на все государство».
В свое время великая княгиня, расположенная к графу Ростопчину за его любовь ко всему русскому (что было не слишком частым явлением среди русской аристократии той эпохи), способствовала назначению графа генерал-губернатором Москвы. Теперь она писала Ростопчину, что ему «предназначено воспламенить национальный дух своего дворянства, известного в государстве богатством и уважением, которым пользуется имя Москвы; что стоит только явиться среди дворянского собрания или в другое общество и представить им опасность, в которой находится Отечество».
Ростопчин же встретил ее идею с каким-то недоверием: скептик, он не допускал и мысли об отступлении русской армии. А Екатерина Павловна уже писала брату о своих планах. И уже в середине июля Александр написал на официальном предложении Екатерины Павловны о создании батальона на ее средства: «С живейшею признательностью приемлю. Александр».
Обрадованная великая княгиня писала Оболенскому:
«Великая мысль приведется в исполнение наперекор графу Ростопчину, не знаю еще всех подробностей, но через две недели Москва покажет своему губернатору, что он ошибся в ней… Я рада, что благое дело совершится через кого бы то ни было».
Так, не дожидаясь почина со стороны Москвы, Екатерина Павловна решила сама сформировать из крестьян своих удельных имений «егерский великой княжны Екатерины Павловны батальон», на содержание которого было выделено 500 000 рублей (огромная по тем временам сумма).
Великая княгиня пригласила от своего имени желающих из своих удельных крестьян идти на защиту Отечества и обещала засчитать службу в нем за полную рекрутскую повинность. После увольнения со службы обещала также освободить на всю жизнь от выплаты ей оброка. Солдаты батальона получали полное обмундирование и провиант из средств великой княгини.
Батальон состоял из четырех рот, командовать им было поручено князю Александру Петровичу Оболенскому. На меховых киверах этого особого батальона великой княгини Екатерины Павловны был изображен ее герб с короной, а также вензель императора в виде большой буквы «А». У солдат батальона была и своя форма — темно-зеленые мундиры. Вскоре ратники направились к Витебску в армию генерала Витгенштейна. В это время началось формирование резервной роты. Батальон участвовал во многих сражениях Отечественной войны 1812 г. и заграничного похода русской армии.
К исходу военной кампании 1813 года батальон, выполнивший свои задачи, начали расформировывать. Потери его были значительны: из семисот с лишним солдат погибло около трехсот. Распуская свой батальон, Екатерина Павловна в конце1814 года отдала такой приказ:
«Благодарю вас, ребята, за труды ваши. Вы служили Отечеству со славою; идите ныне обратно и семьи ваши и обучайте детей, как должно кровь проливать за Веру и Царя. Мне лестно, что вы носили имя мое. Я вас не забуду…»
И она сдержала слово. Семьи служивших в ее батальоне солдат были ею обеспечены. Особое внимание было обращено на облегчение участи раненых. Распуская батальон, Екатерина Павловна писала в декабре 1814 года министру уделов (бывшему министру финансов) графу Д. А. Гурьеву:
«Касательно изувеченных будет сделано от меня распоряжение, дабы они могли провести жизнь свою безнуждно»…
Но не только мысли о создании полков от всех российских губерний волновали ее — ее тревожило состояние регулярной армии, точнее, отсутствие в ней достойного главнокомандующего. Зная об искреннем желании Александра быть во главе своего войска, Екатерина Павловна в то же время понимала, что у него нет необходимого для этого дара. Еще свежи были в памяти поражения под Аустерлицем, позор Тильзита: союзы с Австрией или с Пруссией всегда приносили России одни неприятности. Это беспокойство разделяла и Мария.
— Вы должны употребить все силы, ваше высочество, — не уставала она твердить, — чтобы отговорить государя брать на себя бремя главнокомандующего. Россия сейчас нуждается в настоящем полководце, а не в самодержце во главе войск.
Екатерина Павловна нахмурилась: ее любимица явно переходила границы дозволенного. Но… она прекрасно понимала, что Мария была права. И, отбросив мелькнувшую мысль о генерале Багратионе, в очередном письме императору, опасаясь, что ее державный брат не сможет подчинять разум требованиям обстоятельств и отдастся на волю чувств, просила его:
«Бога ради не думайте командовать сами, ибо неотложно необходим главнокомандующий, к которому бы войско чувствовало доверие».
Наиболее популярным в то время в армии был М. И. Кутузов. Александру пришлось утвердить предложенную кандидатуру старого генерала, несмотря на антипатию к нему. Император не мог забыть резких замечаний Кутузова во время своих попыток командовать под Аустерлицем, равно как и плачевный результат этих попыток. Но — редкий случай для Александра! — доводы рассудка на сей раз победили эмоции.
«Тебе, Като, Кутузов обязан своим назначением, а я — правильно выбранным главнокомандующим. Ты действительно создана для того, чтобы править. Когда война закончится, я сделаю то, о чем мы с тобой в свое время говорили».
Это письмо Александра Екатерина Павловна получила в Ярославле, куда по настоятельной просьбе супруга переехала ради безопасности. Туда же в конце августа приехал и ее супруг, чтобы организовывать во вверенных ему губерниях ополчение, а также госпитали для раненых воинов.