Во что бы то ни стало нужно было привлечь Австрию на свою сторону. С этой целью в Вену и был направлен вместо графа Андрея Кирилловича Разумовского, признанного Александром I не совсем подходящим для этой миссии, князь Куракин. И хотя война закончилась, причем Россия летом была вынуждена подписать крайне невыгодный для нее мирный договор с Францией, поездка князя Куракина в Вену не была отменена.

Мария Федоровна могла быть вполне откровенна с князем в своих планах относительно возможности породниться с императорским домом Габсбургов. Дело в том, что князь Куракин был очень близким человеком Павлу I и его жене. Еще в детстве маленький великий князь и Куракин, племянник воспитателя князя, вместе учились, играли.

Во времена Екатерины II князь Александр Борисович даже закладывал свои деревни, чтобы достать денег для Павла, которому всегда не хватало средств, в частности, и потому, что приходилось помогать многочисленным родственникам Марии Федоровны. Причем делать это приходилось тайно: Екатерина II, стремительно обрусевшая, не желала знать и собственную родню, а уж приваживать и прикармливать родственников невестки и вовсе не собиралась.

Когда князь Куракин выехал из Петербурга к новому месту службы, Мария Федоровна дала ему поручение наводить справки обо всех подходящих к роли жениха Екатерины Павловны европейских принцах, а также передать письмо Александру I о своих соображениях относительно устройства брака дочери с австрийским императором.

Состоялся у князя и приватный разговор с самой Екатериной Павловной.

— Имейте в виду, князь Александр, — заявила великая княжна самым непререкаемым тоном, — что бы там ни напридумывала маменька, я желаю видеть своим супругом только самого императора Франца. Так что не пытайтесь сватать меня какому-нибудь нищему бедолаге, хоть бы и с гербом герцога.

— Но Ваше высочество, нельзя же ограничиваться только одним вариантом, — попытался возразить Куракин. — Любой дипломат…

— Я не дипломат, — отрезала Екатерина Павловна, — и если не могу выйти замуж по любви, то стану женой только самого видного государя Европы. Если можете сосватать меня королю Англии — я возражать не буду.

— Во-первых, король Англии женат, — осторожно начал Куракин, — и уже в достаточно преклонном возрасте. И принц Уэльский, его наследник, тоже является супругом и отцом. К тому же англичане не примут королеву чуждого вероисповедания.

— Веру можно и поменять, — спокойно заметила Като.

Куракин потерял дар речи. Услышать такое от российской великой княжны… Положительно, мир перевернулся или сошел с ума. Или… Екатерина Павловна еще не вполне оправилась от своей потери. Как бы то ни было, князь постарался как можно деликатнее свернуть разговор и откланяться.

— Сегодня я чуть было не довела милейшего князя Куракина до удара, — сообщила вечером Като своей наперснице фрейлине Марии. — Старик не сразу нашел двери, чтобы выйти.

— Вы шутите, ваше высочество? — осторожно спросила Мария.

— И не думаю. Речь зашла о том, что ради блестящей партии я готова сменить веру, вот и все.

— Вы готовы… что?

— Перейти из православия хоть в католицизм, хоть в протестанство, и не вижу в этом ничего особенного. Моя почтенная матушка, выходя замуж, сменила веру, то же самое сделала моя покойная августейшая бабушка. Так почему русских невест из царского дома ставят в какое-то особое положение? Это только мешает выгодным бракам.

Мария даже не сразу нашла, что ответить своей слишком уж вольнодумной воспитаннице. Хотя, если вдуматься, ее покойный батюшка тоже относился к вопросам религии крайне легкомысленно, и чуть было не заслужил проклятие православной церкви. С другой стороны, мелкие немецкие принцессы, с легкостью необыкновенной переходящие в другую веру при выходе замуж, делают действительно блестящие партии. Один пример Екатерины Великой чего стоит.

— Вы шокированы, Мария? — усмехнулась Като. — Вижу, вижу. Но если условием моего брака с австрийским императором станет переход в католичество, то я это сделаю. Как говорится, Париж стоит обедни.

— Париж — возможно, — довольно спокойно возразила Мария, — особенно когда при этом становишься абсолютным монархом. Но при всем уважении к вашему высочеству, я не вижу особых выгод для вас в браке с императором Францем.

Като недоуменно вскинула брови.

— Да-да, не вижу, — уже более эмоционально заговорила Мария. — Вы станете третьей супругой человека в летах, у которого, к тому же, целая куча наследников от второй супруги. Ваши же дети станут теми самыми «мелкими» принцами и принцессами, к которым вы относитесь с таким презрением. И потом…

— Что еще? — надменно спросила Като, которая была заметно озадачена поданной ей абсолютно новой мыслью.

— Мне было видение…

Вот тут глаза Като загорелись от любопытства. Видения ее наперсницы почти всегда сбывались, какие бы фантастические вещи она ни говорила.

— И какое на этот раз? — с деланным безразличием спросила Великая княжна.

— Австрийский император скоро женится в третий раз, но и эта его супруга скончается молодой, а главное — бездетной.

— Все это ерунда и суеверия, — отмахнулась Като, чувствуя внутри неприятный холодок. — Хотя вы сами говорили, что я умру коронованной особой…

— Но при этом у вас будут дети, — мягко закончила Мария. — Будьте же рассудительной, ваше высочество, не ставьте все на одну карту. Европа велика…

— Посмотрим, — неопределенно ответила Като. — Если Богу будет угодно, чтобы я стала австрийской императрицей, я ею стану. Жаль, что во Франции упразднили монархию. С еще большим удовольствием я стала бы французской королевой.

— Думаю, монархию там восстановят, — тихо сказала Мария. — Так что тем более не спешите, Ваше высочество. Вы еще так молоды…

Екатерина Павловна больше всего хотела бы в эти дни побеседовать со своим братом, но Александра I тогда не было в Петербурге, он путешествовал по Европе. Куракин ехал не прямо в Вену, а на встречу с императором через Ригу и Мемель. Они встретились, и князь передал Александру письмо императрицы-матери. А ей в письме от 3 июня 1807 г. сообщил о состоявшемся разговоре:

«Из немногих слов, сказанных государем, я вижу ясно, что он не находит предполагаемое положение приличным для ее высочества своей сестры. Он думает, что личность человека, с которым ей предстоит соединиться, довольно неприятна, что человек этот никак не может ей понравиться и сделать ее счастливой; но государь добавил при этом, что оставляет семейные дела полностью на усмотрение Вашего Величества».

Александру, к тому же, хотелось знать, как будет воспринято в обществе такое предполагаемое родство, да и возможно ли оно в силу некоторых обстоятельств. Дело в том, что тогда петербургский и венский императорские дома были связаны двойным родством, правда уже прошлым.

Первой женой императора Франца была сестра Марии Федоровны — принцесса Елизавета Вюртембергская. Принцессу Елизавету привезли в Вену в 1782 г., где она шесть лет прожила невестой тогда еще эрцгерцога Франца, привыкая к новой стране, новой семье. Выйдя, наконец, замуж, она недолго жила в своем «политическом» браке, скончавшись после родов. Младенец пережил свою мать всего на несколько часов.

Было прекрасно известно, что Елизавета не была счастлива с человеком, который, по единодушному отзыву современников, был гораздо ниже супруги по своему развитию. Эрцгерцог Франц вырос малоразвитым туповатым юношей с нерешительным характером, трусоватого, легко поддававшегося влиянию женщин и монахов. Его мелочность впоследствии развилась в невероятную скупость. И внешне он никак не подходил красивой, статной супруге.

Второй родственной линией между Веной и Петербургом было недолгое пребывание старшей сестры Екатерины Павловны — Александры — замужем за братом императора Франца — эрцгерцогом Иосифом, палатином венгерским. Странно, но Австрия оказалась одинаково несчастливой для тетки и племянницы— обе они очень скоро умерли там при подозрительно сходных обстоятельствах.