Изменить стиль страницы

Глава CXXXIII

Как мы высадились на острове Танишума и что произошло между его владельцем и нами

Не прошло и двух часов, как мы стали на якоре в бухте Миайжима и к нашей джонке подошел наутакин, князь острова Танишума, вместе с купцами и представителями знати, привезшими большое количество ящиков серебра, чтобы заняться торговлей. После того как обе стороны обменялись обычными любезностями и князь убедился, что ничто ему не угрожает, он подошел к нашей джонке. Тут, увидев нас, троих португальцев, он спросил, кто мы такие, ибо по чертам лица и нашим бородам сразу увидел, что мы не китайцы. Капитан пиратского судна ответил, что мы прибыли с земли, именуемой Малакка, куда мы еще много раньше пришли из другой, называемой Португалией, король которой, как он много раз от нас слышал, обитает на самом краю света. Наутакин был этим крайне удивлен и, обратившись к присутствующим, сказал:

— Пусть меня убьют, если это не шеншикожины {232}, о которых написано в наших книгах и которые, скользя по поверхности вод, покорили все прибрежные народы краев, где создаются сокровища. Поэтому нам, видно, посчастливилось, если они прибыли на наш остров с дружественными намерениями.

И, обратившись к лекийской женщине, служившей толмачом между ним и капитаном джонки, он сказал ей:

— Спроси у некоды, где он нашел этих людей или с какой целью он привел их с собой к нам в Японию.

На что капитан ответил, что мы купцы и, безусловно, порядочные люди, что он нашел нас в тяжелом положении в Лампакау и приютил у себя из милосердия, как это у него в обычае делать со всеми, кого он находит в затрудненных обстоятельствах, чтобы господь избавил его от неистовства штормов, носящихся по морям и губящих мореходцев.

Наутакину эти объяснения пирата показались настолько убедительными, что он тут же перебрался в джонку и сказал любопытным, которых было очень много, чтобы они не все следовали за ним, а только те, которым он это позволит. Внимательно осмотрев от кормы до носа нашу джонку, он уселся в кресло у навеса и стал нас расспрашивать о разных частностях, которые хотел узнать и на которые мы отвечали так, чтобы, насколько можно, ответы наши пришлись ему по вкусу и он остался доволен. На разговоры эти он потратил довольно много времени и проявил себя человеком любознательным и питающим пристрастие к новизне. Распрощался он с нами и с китайским капитаном, ибо на других он не обратил никакого внимания, со словами:

— Приходите завтра ко мне, а вместо подарка принесите побольше сведений о том великом мире, по которому вы странствовали, и о землях, которые видели, и как они называются, ибо истинно говорю вам, этот товар мне больше по вкусу, чем все прочие, — и с этим отправился на берег.

На другой день, едва наступило утро, он прислал к нашей джонке большое парао со всякой провизией: виноградом, грушами, дынями и всевозможными овощами, которые родит эта земля. Увидев все это, мы возблагодарили господа нашего. Некода послал наутакину в ответ несколько кусков дорогой материи и китайских безделушек и велел сказать, что как только джонка станет на якорь в защищенном месте, он немедленно явится к нему и принесет с собой образчики товаров, которые привез продавать. И действительно, едва наступило следующее утро, он сошел на берег вместе с нами троими и еще десятью наиболее степенными и внушающими доверие китайцами, которые были ему необходимы, чтобы придать известную пышность первому своему посещению, ибо китайцы в этом отношении тщеславны.

Наутакин принял нас в своем дворце радушно. Некода принес ему хороший подарок и показал образчики своих товаров, они установили цену и договорились, что на следующий день товары будут перенесены в дом, который наутакин велел предоставить некоде и его людям на время до их отбытия в Китай. Покончив с этим, наутакин опять заговорил с нами и стал обстоятельно расспрашивать нас о многих вещах. Поняв, чем ему можно угодить, мы сообразно с этим и строили свои ответы, не слишком точно придерживаясь истины. Впрочем, это относилось лишь к известным вопросам, отвечая на которые нам пришлось прибегнуть к некоторому вымыслу, чтобы не уронить в его глазах достоинство нашей родины.

Первый вопрос был таков: правда ли, что Португалия, как говорили ему китайцы и лекийцы, и величиной своей, и богатствами превосходит Китайскую империю? Это мы подтвердили. Второй — правда ли то, в чем его уверяли, а именно, что король наш силой оружия покорил большую часть света? На это мы тоже ответили, что это соответствует действительности. А третий — правда ли, что король наш владеет большим количеством золота и серебра и у него якобы две тысячи кладовых наполнены ими до потолка? На последний мы ответили, что точно сказать не можем, две ли их тысячи, ибо земля и королевство столь велики и в нем такое количество сокровищ и народов, что трудно ответить что-либо определенное. Этими и подобными вопросами он задержал нас на два часа с лишним и в заключение сказал своим:

— Без сомнения, не может почитать себя счастливым ни один царь, имеющийся сейчас на земле, если он уже не является или не собирается стать вассалом столь великого монарха, каков император этих людей.

И, отправив на джонку некоду с его людьми, он попросил нас провести этот вечер с ним, ибо никак не мог насытиться рассказами о многих вещах этого мира, узнать о которых ему не терпелось, и добавил, что наутро прикажет отвести нам помещение поблизости с собой, ибо здесь лучшее место в городе. Мы охотно согласились, а он отправил нас к одному купцу, который оказал нам самое широкое гостеприимство, приютив нас как на эту ночь, так еще на двенадцать суток, что мы провели в городе.

Глава CXXXIV

О чести, оказанной наутакином нашему хорошему стрелку из мушкета, и о том, к каким последствиям это привело

На следующий день китайский некода выгрузил на берег все свои товары, как приказал ему наутакин, и сложил их в помещения, которые для этого ему отвели. Весь товар был распродан за три дня, как потому, что его было немного, так и потому, что люди здесь в нем очень нуждались. На нем пират нажился столько, что возместил потерю двадцати шести судов, которые забрали у него китайцы; товары у него брали немедленно и за любую цену, какую бы он ни назначил. Нам он признался, что, имея товаров всего на две тысячи пятьсот таэлей, выручил за них больше тридцати тысяч. Мы, трое португальцев, поскольку торговать нам было нечем, проводили время, ловя рыбу, охотясь и осматривая пагоды, которые отличались большой величественностью и богатством; бонзы их (так они называют своих священников) принимали нас хорошо, потому что все японцы по природе своей доброжелательны и общительны. От безделья один их наших, по имени Диого Зеймото, развлекался стрельбой из сохранившегося у него мушкета, так как питал к ней большую склонность и изрядно наторел в этом деле. Как-то раз он отправился охотиться на болото, где в изобилии водилась всевозможная дичь, и настрелял там двадцать шесть уток. Японцы, увидев новый и доселе неведомый им вид стрельбы {233}, немедленно донесли наутакину, который в это время смотрел, как гоняют приведенных из-за моря коней. Последний, весьма изумленный сообщением, тут же отправил человека на болото за португальцем, и когда тот появился с ружьем на плече и с сопровождавшими его двумя китайцами, которые несли настрелянных уток, пришел в величайшее восхищение, ибо ко всему необычному у него был чрезвычайный вкус. Дело в том, что в этих краях еще никогда не видели огнестрельного оружия и не могли понять, что оно собою представляет, равно как и не знали секрета пороха, а потому все в один голос решили, что это колдовство. Зеймото, видя всеобщее изумление и восторг наутакина, сделал в его присутствии три выстрела, убив одного коршуна и двух горлиц. Не буду тратить лишних слов на то, чтобы заверять читателя в правдивости того, что я повествую, и расписывать во всех подробностях невероятные последствия, к которым привела охота Зеймото. Скажу только, что наутакин тут же посадил последнего на круп своего коня и в сопровождении огромной толпы и четырех стражей, вооруженных дубинками с железными набалдашниками, отправился во дворец, причем велел стражам возглашать: «Наутакин, князь всего острова Танишума и хозяин наших голов, приказывает и желает, чтобы все до единого, населяющие эту расположенную между двумя морями землю, чтили и почитали шеншикожина с края света; ибо отныне он объявляет его своим родичем и равным фашаранам, восседающим с ним рядом, а кто не захочет подчиниться этому приказу его по доброй воле, потеряет голову». На что весь народ громко и нестройно ответил: «Да будет так вовеки». Когда Зеймото, торжественно сопровождаемый, доехал до первого двора княжеских хоромов, наутакин соскочил с коня и, взяв его за руку и не отпуская от себя, повел во дворец, в то время как мы оставались позади. Во дворце он отвел его в собственные покои и усадил за свой стол; а в знак особого почета предложил ему переночевать в одном с ним покое. И впредь он оказывал ему больше внимания, чем кому бы то ни было; нам тоже благодаря ему перепадали кое-какие милости.