Изменить стиль страницы

Глава CLXXXII

О прочем, что совершил сиамский король до возвращения в свое королевство, где королева, его супруга, отравила его ядом {326}

Одержав эту славную победу, сиамский король занялся спешным укреплением города и всем прочим, необходимым для его защиты. Приказав сделать перекличку войск, чтобы знать, сколько он потерял в бою, он выяснил, что у него погибло всего лишь пятьдесят тысяч, из которых большая часть была тот сброд, что попал в войско из страха перед жестоким наказанием и не имевший оружия враг же, как узнали на следующий день, потерял убитыми сто тридцать тысяч.

Пока выздоравливали раненые, а король распоряжался поставить под охрану свои границы, приближенные подали ему мысль пойти походом на королевство Гибен {327}, находившееся в пятнадцати легуа на север от Китирвана, ибо королева Гибена пропустила через свои владения короля Шиаммая и, согласившись на проход его армии, была причиной гибели капимпера ойя и тридцати тысяч бывшего с ним войска. Сиамский король, одобрив этот совет, выступил из Китирвана с войском в четыреста тысяч человек и пошел на один из гибенских городов под названием Фумбакор, который захватил без всякого труда и сровнял с землей, предав мечу всех его жителей и не пощадив никого. Оттуда он шел несколько суток до Гитора, столицы королевства Гибен, где в то время находилась королева. Последняя после смерти короля правила государством {328}от имени своего девятилетнего сына. Когда Гитор был окружен, королева, видя, что она не в силах сопротивляться сиамскому королю, пошла на то, чтобы стать его вассалом и выплачивать ему пять тысяч турм серебром в год, что составляет шестьсот тысяч крузадо на наши деньги, немедленно же выплатила ему дань за пять лет вперед, а кроме того, передала ему царька, своего сына, в качестве вассала, какового король и увез с собой в Сиам. Вслед за этим осада была снята, и король проследовал на северо-восток в город Тайсиран, где узнал, что король Шиаммая уже вышел из союза. После шестидневного похода по земле неприятеля, во время которого войска грабили все, что встречалось им на пути, не оставляя в живых ни мужчин, ни детей мужеского пола, сиамский король дошел до озера Сингуапамор, которое в народе обычно называется Шиаммай, и остановился там на двадцать шесть дней, захватив за это время десять весьма знатных и богатых городов, окруженных стенами, рвами и бастионами на наш лад, с той разницей, что вместо каменных, на растворе, стены там глинобитные или кирпичные, ибо так принято в этих краях. Артиллерии там не было, за исключением камерных трехфунтовых пушек и бронзовых мушкетов. Но так как время подходило уже к зиме, начались дожди и люди начали страдать от болезней, король решил вернуться в Китирван, где пробыл еще двадцать три дня, употребив это время на окончательное укрепление стен и прорытие очень широких и глубоких рвов. Когда все работы были завершены и крепость могла с успехом защищаться, король на трех тысячах судов отплыл в Сиам и через девять дней прибыл в свою столицу Одиа, где проводил с двором большую часть времени. Город устроил ему весьма пышную и дорого обошедшуюся народу встречу со всякими хитроумными изобретениями, продолжавшуюся четырнадцать дней. Тем временем супруга сиамского короля, совершившая за время его пятимесячного отсутствия прелюбодеяние с одним из его торговых агентов по имени Укуншенират {329}, от которого она уже пятый месяц была беременна, опасаясь того, чего ей не без основания следовало опасаться, и желая избавиться от угрожавшей ей опасности, решила извести короля и, не откладывая дела, дала ему испить чашу отравленного молока, от которого он через пять дней умер. За это время он, впрочем, успел составить завещание, позаботиться об упорядочении некоторых государственных дел и выполнить свои обещания по отношению к иностранцам, служившим ему в шиаммайском походе, с момента возвращения из которого не прошло и двадцати дней. Португальцев, ходивших с ним на войну, он упомянул в своем завещании в первую очередь, отведя им следующий пункт: «А ста двадцати португальцам, верно охранявшим мою особу, пусть отпустят половину годовой дани с королевства Гибен и освободят их от пошлин в течение трех лет, не отбирая у них ничего из их товаров, а священникам их разрешат открыто проповедовать в городах и селах моего королевства веру в бога, очеловечившегося для спасения земнородных, об истинности которого они мне много раз говорили».

Кроме этого, он отметил и многое другое, безусловно, заслуживающее упоминания, что приводить я пока воздержусь, ибо надеюсь сделать это позднее. Всех сановников, стоявших у его смертного одра, он просил утешить его, объявив немедленно его старшего сына королем {330}, что и было тотчас исполнено. После того как все ойя, коншали и монтео, высшие сановники королевства, принесли новому королю присягу, последнего показали собравшейся внизу толпе из окна королевского дворца и всенародно венчали богатой короной, напоминающей митру, а также вложили ему в правую и левую руки меч и весы, как этого требует их чин. После этого перед ним стал ойя Пасилоко, высшее должностное лицо в государстве, и, почти плача, громко произнес, так что все его слышали, следующее:

— Тебе, святой младенец нежного возраста, высокая и счастливая звезда судила быть избранным на небе в правители Сорнау, и империю эту ныне господь через меня, твоего вассала, велит передать тебе под клятвой, что ты будешь править ею, во всем соблюдая его святую волю и справедливость ко всем населяющим ее народам, не различая среди подданных своих ни великих, ни малых, иначе ты нарушишь данную ныне святую присягу. Ибо если ты из суетных мирских побуждений извратишь то, что является справедливым пред лицом господа, то будешь тяжко наказан в бездонной пропасти Обители Дыма и низвергнут в кипящее озеро устрашающего смрада, где злые и осужденные в черной горести, охватившей все их нутро, предаются вечному плачу. А для того, чтобы наложить на себя это обязательство, вместе с приятием тобою царского венца, повтори за мной: «Xamxaimpom», — что на нашем языке значит: «Аминь», на что мальчик, расплакавшись, ответил:

— «Xamxaimpom».

Слезы его вызвали в пароде неудержимый, ужасающий плач. Наконец ойя, водворив тишину, продолжал свою речь:

— А сей обнаженный меч, который я влагаю в твою десницу как скипетр, дающий тебе власть на земле усмирять мятежников, также налагает на тебя обязательство поддерживать всею правдою малых и слабых, дабы чванящиеся могуществом не повергали их наземь дыханием своей надменности, столь ненавистной господу, сколь и уста того, кто поносит невинного и никогда еще не согрешившего младенца. И дабы ты во всем удовлетворил прекрасную небесную финифть, каковая есть и совершенное божество, и право, и добро, простирающее изумительную власть свою над всем творением, повтори за мной: «Xamxaimpom», — на что мальчик дважды ответил:

— Maxinau, maxinau, — что значит: «Обещаю, обещаю».

Ойя Пасилоко долго еще говорил таким же образом, и мальчик семь раз повторял за ним: «Xamxaimpom». На этом чин венчания его окончился. Напоследок, однако, к нему приблизилось высшее духовное лицо среди их жрецов, по имени Киай Понведе, которому, как говорят, было более ста лет. Он простерся ниц перед мальчиком и принес ему присягу на золотой чаше, наполненной рисом, после чего молодого короля поспешили увести, так как отец его уже отходил, а народ так расчувствовался, что ничего, кроме вздохов и рыданий, не было слышно.

Глава CLXXXIII

О печальной кончине короля Сиама и о некоторых великих деяниях его