— Оглох ты, что ли, что ничего не слышишь? — И продолжал прерванный разговор.

Следует сказать, что яванцы более высокого мнения о собственном достоинстве, чем какой-либо другой народ, но, главное, они в высшей степени чувствительны к обидам и коварны. Чтобы нанести высшее оскорбление яванцу и обесчестить его, достаточно дотронуться до его головы. Мальчик, после того как король щелкнул его описанным образом, хотя никто из присутствующих не заметил этого щелчка и не придал ему никакого значения, решил, что король хотел выразить ему величайшее презрение и он теперь навсегда обесчещен. Он отошел в сторону и некоторое время плакал, потом, решив, что ему необходимо отомстить за обиду, выхватил игрушечный кинжальчик, который носил за поясом, и вонзил его прямо в левый сосок короля, отчего тот немедленно упал замертво, успев только произнести:

— Quita mate! (Ой, он меня убил!)

Суматоха среди присутствующих вельмож поднялась такая, что я не берусь ее описывать. Когда все немного успокоились, то бросились на помощь королю, но ничего поделать уже было нельзя, так как кинжал угодил прямо в сердце, и король прожил еще только два часа. Мальчика немедленно задержали и подвергли пыткам, ибо возникли подозрения, не действовал ли он по чьему-либо наущению, но он ни в чем не признался и сказал только, что сделал это потому, что так ему захотелось, ведь король презрительно щелкнул его по голове, как какую-нибудь собаку, лающую по ночам на улицах, между тем как он сын Пате Пандора, властителя Суробайи. Тем не менее мальчик был посажен на кол подходящей толщины, который ему вставили в задний проход и который вышел у него из затылка. То же проделали с его отцом, тремя братьями и шестьюдесятью двумя родственниками, так что из всего его рода не осталось ни одного, кого бы пощадили. Эта чудовищная жестокость вызвала восстание во всей Яве, на островах Бале, Тиморе и Мадуре, провинциях весьма значительных и имеющих вице-королей, обладающих неограниченной властью во всех гражданских и уголовных делах, согласно издавна заведенным в этих языческих странах порядкам. Покончив с казнями, занялись вопросом, что надлежит предпринять с останками короля. Это снова привело к великим спорам. Одни говорили, что похоронить его здесь то же самое, что оставить на поругание пасарванов, другие — что, если везти его в Дему, где находилась царская усыпальница, тело неизбежно разложится по дороге, а в таком случае душа его, согласно закону Магомета, чью веру он принял, не сможет войти в рай. Выискивая какой-нибудь выход из этого положения, решили наконец поступить так, как посоветовал один португалец. Совет этот оказался для португальца весьма прибыльным, ибо принес ему свыше десяти тысяч крузадо, которые ему тут же собрали как пожертвование за услугу, оказанную покойному. А португалец сказал всего-навсего, что короля нужно положить в ящик с камфорой и известью и похоронить в земле, насыпанной в большую джонку. Но как бы прост ни был этот совет, португальцу посчастливилось, что он пришелся по вкусу. Таким-то образом тело короля было доставлено в Дему, причем ни труп не разложился, ни дурного запаха от него не было.

Глава CLXXVIII

Как только тело короля было перенесено в джонку, где его похоронили, наш сундский король, командующий сухопутными силами, велел погрузить на суда артиллерию и отдать под надежную охрану весь багаж короля, равно как и все сокровища, находившиеся в палатках. И хотя все это делалось надлежащим образом, быстро и бесшумно, все же неприятель пронюхал, что происходит. Три тысячи амоков, оставшихся от прежних заговорщиков, умастившись миньямунди и обрекши себя торжественно на смерть, бросились под предводительством самого короля на врагов, занятых сборами в обратный путь, и задали им такую трепку, что за полчаса самого горячего боя порубили двенадцать тысяч войска, а два короля, пять герцогов, более трехсот турок, абиссинцев и ашенцев и сам их касиз Моулана (высший сан среди магометанских священнослужителей) были забраны в плен. Кроме этого, было сожжено четыреста судов с ранеными, стоявшие на швартовах у берега, так что весь лагерь был почти уничтожен. После этого пасарваны укрылись в своем городе, потеряв всего четыреста убитыми, и предоставили неприятелю беспрепятственно садиться на суда, что они и сделали с возможной поспешностью в тот же день 9 марта, и, увозя с собой останки Пангейрана, взяли курс на Дему.

Тело покойного короля было встречено в столице громкими криками и рыданиями всего народа, как это здесь принято. На следующий день была произведена перекличка всех воинов, чтобы выяснить, сколько их погибло, и оказалось, что недосчитываются ста тридцати тысяч, между тем как пасарваны потеряли двадцать пять тысяч, ибо ничего даром не достается, как бы дешево ни торговала судьба. Поля битв всегда будут орошены не только кровью побежденных, которые за все расплачиваются куда более дорогой ценой, но и победителей.

В этот же день заговорили о том, что необходимо возвести на престол нового Пангейрана, каковое слово, как я уже не раз говорил, обозначает императора, обладающего верховной властью над всеми герцогами и королями этого великого архипелага, именуемого китайскими, татарскими, японскими и лекийскими писателями Ratem naquem dau, что значит «Бахрома мира», как ясно видно на географической карте, если только в ней выдержаны градусы широт. А так как у покойного короля не осталось законного наследника престола, решено было нового императора избрать. Это со всеобщего согласия предложено было сделать шестнадцати мужам, долженствовавшим представлять все народы империи. Они собрались в одном доме и, приняв меры для успокоения города, заседали семь дней, но даже и за этот срок не смогли прийти к решению, кого следует избрать, ибо, поскольку соревнующихся было восемь и все они принадлежали к высшим сановникам, среди избирателей возникло много разногласий. Дело в том, что каждый из них приходился родственником или родственником родственника одного из этих восьми и всеми силами старался сделать Пангейраном того, кто мог ему более всего оказаться полезным. Народ и солдаты с армады, видя эти проволочки и полагая, что избиратели не скоро придут к решению и, за отсутствием власти в государстве, им ничего не грозит, начали понемногу смелеть и вскоре, потеряв всякий стыд и совесть, принялись грабить находившихся в порту купцов, как местных, так и заморских, так что за каких-нибудь четыре дня они, по слухам захватили сто джонок, на которых перебили более пяти тысяч человек. Король Панаруки, принц Баламбуан, бывший адмиралом этой империи, видя эти безобразия, решил принять немедленные меры и в одно прекрасное утро велел повесить вдоль берега моря для устрашения всех прочих восемьдесят человек пойманных с поличным. Киай Анседа, Пате Шербонский ^{320}, губернатор города, обладавший огромной властью, при виде того, что сделал король Панаруки, пришел в чрезвычайное негодование, ибо усмотрел в этом личное оскорбление и посягательство на его привилегии, поскольку в этом деле адмирал не посчитался с ним как с губернатором. Собрав шесть или семь тысяч человек, он двинулся на дворец, где жил король Панаруки, и захотел взять его под стражу, но адмирал оказал ему сопротивление вместе с теми, кто был тогда при нем, и, как говорят, рассыпавшись перед губернатором в любезностях, пытался перед ним оправдаться, но Киай Анседа ничего не пожелал слушать и, ворвавшись во дворец, перебил тридцать или сорок человек. На шум собралось устрашающее количество народа. Так как оба были в родстве с многими знатными лицами, да и сами являлись весьма важными персонами — один адмиралом, а другой губернатором, дьяволу удалось, используя разгоревшиеся страсти, заварить такую кашу, что, не наступи темнота, заставившая обе стороны разойтись, никто бы в живых не остался. Но этим беспорядки, однако, не кончились: когда солдаты с армады (которых к этому времени должно было быть шестьсот тысяч) услышали, что короля Панаруки, их адмирала, тяжко оскорбил губернатор Киай Анседа, они пожелали отомстить тому, в эту же ночь сошли на берег и, несмотря на все попытки Панаруки удержать их, набросились на дворец Киая Анседы и тут же прикончили его, а вместе с ним десять с лишним тысяч состоявших при нем воинов. Не удовлетворившись этим, они разбрелись по городу и принялись убивать население и грабить все, что попадалось им под руку, так что в конце концов в городе не на что было посмотреть. Весь этот погром сопровождался такими ужасающими воплями и рыданиями, что можно было подумать, будто разверзается земля. А кончилось все это пожаром, уничтожившим город до основания. Как говорят, сгорело при этом более ста тысяч домов, погибло от меча триста тысяч человек и в плен было взято почти столько же. Драгоценного имущества награбили чрезвычайно много, в том числе одного золота и серебра более чем на сорок миллионов. Все потери в целом составили сто миллионов золотом, а в людях — пятьсот тысяч, которых забрали в плен.