В моторную шлюпку первым вошел Ушаков.
— Пожалуйте на новоселье!
Ушаков устал за шесть бессонных дней напряженной работы. К рулю сел заместитель Николай Николаевич Урванцев, который, прежде чем сойти на землю, подал заявление в ячейку партии.
Н. Н. Урванцев — крупный ученый-общественник. Он известен как человек, исследовавший Таймырский полуостров в течение 12 лет. Он неустанно работал в изыскательских партиях, изучая неизвестный науке район. В результате исследований Урванцевым были на севере Сибири обнаружены богатейшие угольные массивы, а также цветные металлы, к разработке которых советское правительство уже приступило.
Перегруженная людьми шлюпка тащится тихо, мотор тарахтит и чавкает, как беззубая старуха.
Мы в последний раз у маленького бревенчатого домика, так похожего на старую русскую избушку. Как одинок он среди арктической пустыни!
Проводов не было, было дружеское расставание с членами нашего коллектива.
— Товарищи! — обратился Шмидт к зимовщикам: — за Нансеном не было никого, за вами — страна строящегося социализма…
По мачте флагштока побежал красный лоскут материи, ветер развернул его. Советский красный флаг затрепетал и забился.
На Северной Земле открылась правительственная радио-метеорологическая станция.
— Северная имеет слово!
Глубокое волнение охватило собравшихся. На краткое напутствие ответил Ушаков:
— Слушайте, говорит Северная.
— Флаг, рдеющий над Кремлем, взвился на таинственной Северной Земле, до тех пор остававшейся белым пятном на географических картах. Горжусь доверием советского правительства и трудящихся СССР, обещаю быть вместе с товарищами достойным этого доверия. Сквозь льды, снега, туманы и полярные метели будем продвигать наш флаг все дальше и дальше к Северу.
Николай Николаевич Урванцев не дал докончить, добавил:
— Мы наметили два года пребывания на Северной Земле как минимальный срок. Если будут результаты, если потребует от нас Республика, с великой радостью останемся дольше.
Близкая разлука болью сжимает сердце.
Мой товарищ радист-комсомолец Вася Ходов, насупив брови, стоит в стороне, готовясь что-то сказать.
— …Завтра Международный юношеский день. Из дебрей Арктики «Комсомольской Правде“ и всему Ленинскому комсомолу, празднующему очередной смотр юношеских, сил передайте привет.
Группа советских Амундсенов (слева направо: инженер-геолог Н. Н. Урванцев, начальник зимовщиков Северной земли Г. А. Ушаков, зверобой-промышленник С. Журавлев и радист Вася Ходов.
Губы Ходова вздрагивают, на щеках ходуном ходят два крепких желвака.
— Скажите там: Васька не подкачает. Он комсомолец, так и скажите: он не подкача…
— Качать Ходова!..
Взлетел Ходов на сильных руках, распахнулась шуба, распахнулась грудь.
— Довольно, хватит!
Вася подошел ко мне, сжал мою руку сильно; тепло и тихо сказал:
— До свидания, товарищ Муханов, увидимся к концу пятилетки.
Я отвинтил кимовский значок и пришпилил его к кожаной куртке Ходова:
— Первому комсомольцу, принесшему комсомольский билет в сердце Арктики…
Заблестели глаза у Ходова:
— Спасибо…
В полдень Седов поднял якоря.
Последнее пожатие рук происходит на спардеке.
Собаки смотрят с берега на корабль глазами, полными скорби я одиночества. У парадного трапа колышется североземельская шлюпка.
Гудок. Эхо. Холодная тишина. — — —
Матросы заторопились, они мяли руки зимовщиков, подолгу задерживали их, ничего не говорили, а только кивали головой.
Перед вторым гудком ко мне подошел Ходов и передал исписанный лист бумаги.
„…В день Мюда, когда ледокол „Георгий Седов“ покидает западные берега Северной Земли и место станции, расположенной на одной из островов архипелага Сергея Каменева, остающиеся четыре зимовщика этой еще совершенно не изученной земли шлют свой привет „Комсомольской Правде“. Зимовщики, среди которых два партийца и один комсомолец, заверяют, что здесь, далеко в глубине Арктики они приложат все усилия, чтобы в течение своей двухлетней зимовки с честью выполнить возложенное правительством СССР задание по обследованию и изучению далекой части Советского Союза, лежащей в недрах Полярного бассейна. Слышим второй гудок парохода. Скоро мы останемся одни, но мы уверены, что комсомол не забудет нас и будет держать постоянную связь по радио.
Ура комсомолу! Да здравствует страна Советов!
Третий гудок…
Журавлев окинул всех веселым взглядом и уселся в пустую шлюпку.
— Здесь жить можно!
Он привык бросать семью, товарищей, за его спиной более десятка зимовок на островах Арктики.
Вася Ходов в первый раз принимает полярное крещение. Он держит себя смело, стараясь смехом прогнать приближающееся одиночество.
Ушаков и Урванцев не трогаются с места.
— Осторожней сходите, трап мокрый, — бросил капитан и почему-то отвернулся.
Снег. Густой туман. Море серо, облака черны и низки, как карниз придавленного старостью сарая.
Мы уже движемся.
Шлюпка провожает корабль, постепенно сливаясь с мутью тумана. Ушаков выхватил ракетный револьвер и несколько раз выстрелил в воздух. В ответ прогремели дружные залпы седовцев.
Выстрелы. Эхо. Тишина. Туман. Выстрелы. Эхо. Серое море и снова туман.
Лодка скрылась во мгле. Но доносится еще:
— До свидания…
Когда увидимся?
Молчит земля, не отвечает море, только откуда-то издалека рвутся беспорядочные глухие выстрелы.
Седов дал „средний ход“. Скрылись очертания берегов архипелага С. Каменева. Острый шпиль потонувшей в тумане радиостанции верхним концом одиноко плавал в его разливах. Скрылся и шпиль.
Пройдя береговую полосу тумана, мы вышли в море. Открытая вода простиралась к северу. У подножья островов крутила пурга, дымил и курился голубой снег.
„Летучка“. Руководящий состав экспедиции предложил:
— У нас есть время, трюмы полны топливом, попытаемся пробиться на норд, чтобы выяснить протяжение Северной Земли; произведем промеры глубин.
Все знали, что, забираясь в это Бремя в высокие широты, мы рискуем стать изолированной пловучей крепостью в дрейфующих льдах. Но зимовка не страшила. Капитан Воронин направил курс корабля вдоль берегов Северной Земли. Море пенилось гребнями волн. К вечеру на 81 параллели мы натолкнулись на льды. Таких упругих ледяных полян еще ни разу не встречал „Седов“. Стальной форштевень с невероятнейшим трудом раскалывал сиреневатые перевалы ледяных плит.
Далеко, поднявшись над ледяной страной, высился огромный остров, покрытый бирюзовым покрывалом льда. Ледяной барьер преградил ледоколу путь.
Это было на 80°58′ норд и 90°33′ ост.
— Застрянем во льдах!
Капитан забеспокоился и бросил в машинное отделение:
— Стоп!..
— Полный назад!
Приказание исполнено. Корабль покинул льды и вековые торосы, направился на юг в Архангельск, закончив за два месяца задание, данное Арктическому институту на два года.
„…Седов вышел из льдов в обратный путь. Продолжаем вести научные работы, останавливаемся для них через каждые 30 миль (50 км). Свежий ветер. Освобожденный от груза ледокол сильно качает, тем не менее работа идет. Производим химический анализ морской воды с разных глубин и течений, определяем планктон (мельчайшие организмы воды). Тралом вытягиваем со дна целые горы причудливых морских звезд, разнообразнейших раковин, медуз, мелких рыб, — целый своеобразный мир раскрывается перед взором ученых. Идем к новой земле.
Мы летим в бунтующем океане…