Долго брел Астарх вдоль стены, пока не заметил след в ту же сторону. «Может, Мних? Неужели доплыл?». Этот след его привел к выбитым в стене подобию ступенек. Лишь с мечтою о воде вскарабкался Астарх и, о чудо! во всю ширь глаз бесконечная бахча, кругом на песке арбузы чернеют.

Не один арбуз с переспелым хрустом лопнул; только сладкую сердцевину поедал Астарх, пытаясь насытиться; внезапно услышав старческий голос, замер:

— Слушайте, откуда вы приплываете? Всю бахчу раскурочили.

Искоса, не без удивления глянул Астарх на говорящего; в прыжке достиг старика, тряхнул за костлявые плечи:

— А ну, рассказывай, кто до меня был, куда делся?

— Не бей, не бей, все расскажу, все… Вот, как и ты, только утром, увидел я здесь мужчину, пожилого, очень жалкого, хилого. Просил он у меня лодку, небось, за тобой плыть. Тебя Астарх зовут? А его Зембрия… Так вот — лодки у меня нет, и в округе нет, да ты знаешь, недалече город Никомидия, там все найдется. Так Зембрия мне говорит, отвези меня в Никомидию, там у него друг, не то родня — Иоанн, самый богатый человек на всем побережье. За это обещал мне от Иоанна золотой вручить. А я человек бедный, на чем я его повезу, разве только проводить могу. А в тот день Зембрия уйти не смог. Как довел я его до моей хибары, там в низине стоит, так упал он в тень и до утра все стонал, что-то говорил, словом, мучился во сне… А человек он добрый, доктор хороший. Утром увидел мою внучку; одна нога у нее была кривая, в детстве не уберегли. Мне говорит: «Подержи крепче девочку», и как дернул ногу. Хе, не поверишь — с тех пор словно козлик бегает… А жена, от хворей уж много лет к постели прикована…

— Хватить болтать, — перебил старика Астарх. — Куда пошел он?

— Вот я и рассказываю… В то же утро, немного поев, он попросил проводить его до города. На себя мой старый капюшон напялил, словно монах, чтоб не узнали. Видать, догадывался. А Иоанн его встретил настороженно, не как дорогого друга или родного. Правда, мне не один, а два золотых дал — такого я в жизни не видывал.

— И меня проводи туда, еще золотой получишь.

— Да ты что? — вскричал старик. — Ты не знаешь, что далее было. Оказывается, сам новый царь Никифор Зембрию очень искал, большой выкуп посулил. Вот и связал Иоанн бедного Зембрию, властям в тот же день сдал… И это не все — через ночь Иоанну прямо в постели горло перерезали; и ни охрана, ни прислуга, ни даже рядом лежавшая жена ничего не услышали. Так и это не все — говорят, еще через день так же единственного сына Иоанна зарезали, а после все его дома подожгли. Слышал о греческом огне? Им забросали. Вот дела… Так Зембрия, по манерам видно, человек из состоятельных. А ты, я погляжу, может, и не беглый раб, а след от тавро на плече, и дела твои, может, тоже худы. А я человек маленький, жалкий, только на старости богатство благодаря Зембрии заимел и властей боюсь, всюду рыскают… Так что до утра гости, а там — извиняй, более помочь не могу, внуков вскормить надо.

«И мне Остака вырастить надо», — подумал Астарх, лишь до ночи у старика отдохнул, а с темнотой тронулся в путь, невтерпеж, на душе тревога.

Как хотелось, до восточного берега Босфора он за ночь не дошел, весь день где-то в зарослях хоронился, всухомятку поедая хлеб старика. С наступлением следующей ночи, под крики хозяев, увел чью-то лодку и, хоть очень хотелось, поплыл не на огни Константинополя, а чуть правее, туда, где верфь Аны, где, строя корабли, должен жить Радамист с семьей.

В отличие от Мниха, Астарху повезло. Радамист и Артемида встретили его со слезами, правда, спровадили сразу же в глубокий подвал построенного для них Аной огромного дома.

— Уже три раза у нас обыск был, всюду сыск, — на ходу объяснял Радамист. — Хорошо, что ты сразу к нам пришел, а не в город подался.

— Хорошо, что живой, — причитала Артемида. — Что творится, что творится?! Просто ужас какой-то.

Новостей, очень плохих, было много. И пока Астарх жадно ел, запивая все вином, ему, перебивая друг друга, супруги все хаотично рассказали. И лишь позже, оставшись один, будто бы отдыхая, Астарх все проанализировал, построил все в последовательный ряд.

Как уже известно, еще до прихода Никифора во дворец, евнух Самуил и некоторые другие важные особы Византии — друзья Зембрии Мниха, используя тайный подземный ход, скрылись, и их до сих пор найти не могут. Сам же Никифор, взойдя на трон, первым делом приказал найти Мниха, Самуила и их беглых сподвижников, в том числе и Астарха, доставить к нему только живыми за огромное вознаграждение, а все их имущество разграбили, подожгли.

В те же дни Бозурко арестовали как иноземного соглядатая, предателя, грабителя казны; а есть молва — как фаворита царицы Феофаны. И по традиции византийского двора, его давно должны были казнить, в лучшем случае отправить в пожизненную ссылку. Однако Бозурко хоть и под арестом, а в тюрьме Большого дворца, и даже есть небезосновательный слух, будто Феофана тайно навещала его пару раз, из-за чего меж ней и Никифором был прилюдный скандал. Правда, ревности здесь мало — их брак чисто политический расчет, чувств и любви здесь нет, а с кем общаться — супруги традиционно вольны.

Еще хуже дела вокруг Аны. В ее доме несколько раз устраивали обыск, установили постоянное наружное наблюдение, подсылали людей с шантажом и угрозами, так что Ана с Азой и сыном пыталась бежать на Кавказ: но не дали — установили домашний арест. А когда до Константинополя дошла весть — Мних, Астарх и сотоварищи не только освободились в пути, а бежали с бесценными сокровищами, Никифор вконец рассвирепел и приказал арестовать и доставить к нему Ану.

Спасли Ану Аланскую-Аргунскую люди. Оказывается, ее еще любили, она все еще была кумиром масс. На улицы Константинополя вышли толпы, окружили императорский дворец, начались беспорядки. И скорее всего от этого, а еще есть молва, что на Феофану кто-то тайно оказал давление, пригрозил; в общем, Ану через два-три дня освободили, но вновь под строгий домашний арест.

Правда, на этом неприятности не кончились, а вышли в иной оборот. По столице прополз слух — главный врач империи, врач царя Никифора, предатель Зембрия Мних задержан в Никомидии, доставлен во дворец и лично царь его пытает, допрашивает. И вдруг, буквально через несколько дней, всю столицу плотным кольцом окружили войска, императорские гвардейцы и наемники Византии обыскивают каждый дом, каждый закоулок, никого в город не впускают, не выпускают, в Босфор и по Черному и Мраморному морям кораблям ходить запрещено — главный преступник Мних умудрился бежать. И снова слух: сам бежать он бы не смог, уже был бессилен, замучен — кто-то прямо во дворце, из особо важных персон помог, и вновь все взоры на царицу, а она божится, плачет, сама угнетена, страшно испугана от этого происшествия. Оказывается, во дворце еще один тайный подземный ход был, прямо в море выходит. И побег полбеды — в царскую кухню отраву подбросили, благо, что повара на ходу попробовали. Так и это не все: началась во дворце паника, в десятки раз увеличили охрану, каждую щель стали обследовать и обнаружили в двух шагах от спальни Никифора скрывающегося мужчину: не исполнив убийство, сам себя заколол.

Видать, сам Мних о побеге и не думал, в перерывах между истязаниями Никифора он за огромное вознаграждение попросил знакомого охранника исполнить последнюю предсмертную просьбу — передать записку некоему Иехуде бар Меир, богатому византийскому купцу. Буквально перед самой облавой бар Меир вместе с семьей куда-то бежал, бросив все имущество, так что даже разлитая в тарелки еда была еще теплой. А записка попала в руки Никифора — на иврите завещание Мниха, всего два предложения: «Где «Мессия», знает только Астарх — найдите его. Свою долю завещаю Остаку — сыну Аны и Астарха. Зембрия, сын Лазаря Мниха».

Быть может, это завещание и послужило непредсказуемому продолжению перипетий драмы. В одну как обычно в последнее время тревожную ночь на дом Аны напали неизвестные люди в масках, немногочисленную охрану из преданных Ане кавказцев — перебили, Остака увели… Уже прошла пара суток, Ана в истерике, и единственное что изменилось — домашний арест с нее вроде снят. В отчаянии мечется она по Константинополю — никаких следов, сын исчез. Сама Ана обвиняет во всем Мниха, утверждает, что он в свою Европу бежал, прихватив любимого Остака. Другие считают, это — дело Никифора, выманивает того же Мниха и Астарха — полумифическая «мессия», действительно, существует, обнаружилась, всем нужна!!!