— Варя, не пригубишь?

— Не приемлю. Ни боже мой!

— Не приемлешь? Славно! Видать, что в монашках была.

— Це добре, дуже гарно!

— Сказывай, Варвара, нам, где ходила, что видала, что слыхала, — многозначительно сказал Болотников.

И Варвара выложила им все свои странствования. Спросила:

— Верите мне? — И по глазам их да по молчаливому кивку почуяла, что верят.

— А коли так, чудок обождите.

Она встала, повернулась к ним спиной, завернула рубашку на шею. И перед ними — спина, вся в рубцах с синими полосами. Сострадание заставило обоих воинов, жестоких, беспощадных, когда надо, содрогнуться при виде исполосованного нежного тела. Их молчание было сильнее всяких слов.

— Так-то вот меня дьяк угощал. А вот жуковин да грамота его. Вот деньги, кои я от дьяка, мной убитого, взяла. Прими, воевода, для дела народного.

Варвара с поклоном все это ему передала.

— Ну и девка, ну и монашка! Орел!

— От дивчина! Побачьте, люди добрые!

Иван Исаевич и Гора по очереди облобызали Варвару. Тут и Олешка не вытерпел. Он незаметно через другую дверь юркнул за перегородку вскоре, как пришла Варвара, и восторженно и с состраданием слушал ее повествование. Он подбежал к ней, низко поклонился и любовался ею, раскрасневшейся, смущенной. Она певуче сказала:

— Не доложила я вам, как потянула за собой от атамана кучу немалую народу.

— Как так потянула, не разумею. Привела, что ли? — спросил озадаченный Болотников.

— Сказываю — потянула, потянулись за мной, а не привела.

— Что ты будешь делать? — развел руками Болотников.

Гора в недоумении молчал, Олешка смеялся, видно, уже что-то знал. И Варвара засмеялась:

— Скоро приведу, тогда оба узнаете, что и как.

— Побачим, побачим… — загудел Гора.

Варвара вышла. С крыльца махнула рукой. Из-за угла соседней избы к ней подбежали Анисифор и Никишка. Ввела их в горницу. Оба поклонились, глядя на начальников, одного усатого, бородатого, другого усатого с оселедцем. «Должно, усатый и бородатый будет воевода?» — мелькнула одновременно у них догадка.

— Вот, воевода, Никишка перед тобой.

Болотников внимательно оглядел его.

— Ближе стань!

А Варвара продолжала:

— У деда с бабкой я жила в Волоколамске. Они меня от смерти спасли. А это приемыш их. Увязался за мной: воевать всхотел.

Болотников погладил по белобрысой голове сияющего Никишку и молча подтолкнул его к Олешке. Они ушли за перегородку, где и зашептались.

— А вот воитель Анисифор.

Тощенький воитель смущенно переминался с ноги на ногу.

— Анисифор, сказывай им, как попал сюды!

Тот собрался с духом, выпрямился, заговорил вначале медленно, спотыкаясь, потом разошелся:

— Воевода… так попал… В той вечер, когда мы… гулеванили, опосля победы, встрел я Варвару, спрошаю: «Куды спешишь?» А она с рывом и ответь мне: «К Болотникову». В калитку нырь, и поминай как звали. В сумленье меня оставила. А утром у стряпки Федосьи все я выведал: как изобидеть хотел атаман Варвару нашу, да не на такую, боров, напал. Вот она немешкотно к тебе, воевода народный, и подалась. А мне чтой-то отвратно стало в остроге том. Думаю: будя, поваландался, отзвонил и с колокольни долой. Уговорил я робят своих, а те — своих робят: так, мол, и так, гайда к Болотникову. Набралася нас куча немалая, сотня будет. Взяли и ушли. А уж коло села этого, утречком сегодняшним, с Варварой и встрелися. Вместях к тебе пришли. Кои из нас и самопалы и пистоли несут. А боле с топорами да рогатинами, с косами да кистенями. Все сгодимся. Примай, воевода!

Замолчал Анисифор, поджал губы, стоял выжидательно. Варвара вроде как пропела:

— Ну вот видишь, воевода: и не я их привела, а они за мной всамделе потянулись до тебя.

Болотников похлопал Анисифора по плечу.

— Садись!

Гора шепнул хозяйке. Та вытащила из печки жареного петуха. Гора рассадил петуха кинжалом на две части, крикнул:

— Никишка! Пидь до мэнэ!

Анисифор и Никишка сели к столу. Гора каждому из них дал по полпетуха, Анисифору в придачу — чарку вина.

— Ешьте на здоровьячко!

Так возвратилась странница Варвара. Тут же Болотников вместе с ней сходил к прибывшим с Анисифором повстанцам, поговорил с ними честь честью. Их разверстали по отрядам.

Через три дня Варвара была призвана к Болотникову.

— Ну, Варвара великомученица, — всамделе ты столь перетерпела, что не грех тебя так назвать, — ну, Варвара, отдохнула малость, снова принимайся за службу ратную.

По всему ты — головушка отчаянная, вот и дело тебе даю отчаянное. Свершишь для народа — добро будет. Токмо упреждаю: сгинуть можешь. Если страхуешь — откажись. Перечить не стану, — сказал Иван Исаевич, наперед зная ее ответ.

Варвара тихо и серьезно проговорила:

— Надо, значит, вершить стану. Сгину, значит, судьба. Сказывай, воевода.

— Войско народное, сама знаешь, к Москве движется. Посылаю тебя туда вперед. В Москву с севера войдешь, так вернее будет. Опять грамоты подметные метать станешь. Да не это главное. Иди к Ереме Кривому. Олешка сведет тебя к нему, а он все скажет.

Крепко обнял Болотников Варвару и отпустил. Глядя ей вслед, думал: «С таким народом не пропадешь!»

Олешка провел Варвару в избу, где жил Еремей Кривой. Введя к нему, отдал запись Болотникова, улыбнулся Варваре. Она сказала:

— Хлопчик, счастливо оставаться!

— А тебе, Варя, счастливо вперед идти!

И с серьезно-плутовским лицом прошагал мимо нее военным шагом, исчез. Варвара села в уголку и разглядывала Еремея, внимательно читающего запись. Средних лет мужчина, остриженный в кружок, с длинными русыми усами на бронзовом лице и с завязанным черной лентой левым глазом. Прочтя запись, он внимательно посмотрел на Варвару. «Ишь, словно буравом насквозь просверлил», — подумала Варвара.

— Сказывай, Варя, какая ты ныне есть, чем дышишь? — произнес он шутливо высоким, приятным голосом. Та рассказала про себя. Под конец ласковая усмешка промелькнула на лице Еремея.

— Так! Вот и Иван Исаевич тебя хвалит. Слушай! Вот они, подметные грамоты. Возьмешь, раздашь. В Москву с севера войдешь, как воевода приказывает. У церкви Николы на Крови — это в Скородом войти надо — живет Никола Алфеев, парень молодой. Недалечко от его жилья и склад. В нем бомбы, ядра и зелье хранятся. На складе этом он служит, охраняет до поры до времени. Наш он, а там думают, что ихний он.

И опять скупая усмешка.

— Вот тебе грамота, само собой облыжная, кто ты и откуда. Женка ты того Николы Алфеева, прибыла ты к ему на жительство из села Кресты, под Тверью. Оттоль и Никола. Вот и езжай. Грамоту, со словами условными, Никола прочтет, сведает по ней: от нас ты. Спешки не надобно. Подрывайте склад, когда зелья много накопится. Вестей Никола не подает. Уж не сгинул ли? А узнаешь, что нет его, сама до того склада добирайся. Трудно это, а надо. К вечеру трогайся!

Простились, и ушла Варвара думая:

«Что-то будет?»

К Болотникову присоединились Боровск, Верея, Вязьма, Звенигород, Мещевск, Серпейск, Волоколамск.

Жители выходили с хлебом-солью, целовали крест на верность царю Димитрию Ивановичу.

В конце октября Иван Исаевич был уже верстах в десяти от Престольной. Его рать расположилась на опушке оголенного березового леса. День был холодный, сухой. Ярко светило солнце, сверкал снег. Зима была ранней.

Как на ладони было видно село Коломенское, старинная вотчина и летняя резиденция русских царей. Отчетливо выступал высокий деревянный дворец с башнями ярких цветов. Его шатровые и луковицами крыши, посеребренные и позолоченные, ярко горели в солнечных лучах. Кругом дворца теснилось множество теремов, изб, рубленных из кондового леса, с переходами, сенями, крыльцами. Блестели на солнце слюдяные окна. На высоких трубах виднелись окрашенные коньки из жести. Каменный шатровый храм Вознесенья — замечательный образец русского зодчества — сверкал на фоне голубого неба золотыми главами и крестами.