Распоряжался Олешка.

Он ввел к воеводе одного из дожидавшихся мужиков. Болотников сидел за столом, устало подперев голову рукой. Стол был покрыт помятой посеревшей скатертью. На лавках сдвинулись красноватые суконные покрывала — полавочники.

Вошедший неторопливо снял гречневик с рыжей головы, степенно, молча поклонился.

Болотников внимательно оглядел его. Перед ним стоял рослый нестарый мужик. Одежда порвана, левый глаз заплыл, под ним синяк.

— Что тебе, паря, надо? Садись.

— Слушай, воевода! Один я, как перст, на божьем свете. Были женка, сынок. Ныне нету. Я пришел из-под Кром. Из ихня узилища еле выдрался. Ныне стану их, душегубов, глушить, елико влезет. Лесник я, крещен Митрофаном. Все пути мне в тех местах ведомы, ежели там воевать будете. Со стороны леса поведу вас к стану ворогов тропой через болотины.

Болотников заинтересовался мужиком.

— Да ты, паря, клад, право слово! Такого-то знатца нам и надо! Повремени маленько. Скоро послужишь нам.

Болотников крикнул одного из своих сотников и передал ему лесника.

— Дядя Иван! — смеясь, сказал тонкоголосо вновь появившийся Олешка. — Девка одна пришла, сказывает, воевать хочет!

— Зови, зови! Поглядим, что за девка!

Вошла странница Варвара, обветренная, в рваных лаптях, с котомкой за плечами, в лице ожидание.

— Как тебя звать-величать, странница? — спросил Болотников, сразу поняв, с кем имеет дело. — Издалека ли? Садись!

Варвара изнеможенно опустилась на лавку.

— Ты что, аль взголодала?

Варвара утвердительно кивнула головой. Она ненасытно разглядывала Болотникова. «Вот он какой, что за правду стоит!»

— Олешка, принеси-ка чего-нибудь поесть! — крикнул Иван Исаевич в щелку, приоткрыв дверь.

Тот приволок блюдо гречневой каши с маслом. Варвара жадно стала есть.

Покуда Варвара ела, Болотников отдавал Олешке различные распоряжения. Олешка, раскрыв рот, не сводил со странницы глаз от удивления.

«С чего начать рассказывать?» — думала Варвара, постепенно утоляя голод.

Беспорядочно мелькали воспоминания: отец, скитания, дороги, встречи, люди и их горести да страдания.

…Варвара пришла сюда издалека. Кажется, под Мценском — точно уже не помнила — она как-то сидела на кладбище. Услыхала разговор двух подошедших мужиков.

— Микита, а Микита! Слыхал аль нет? К Кромам войско царское движется, какой-то князь ведет то войско на Болотникова, Трубицкий али Трубчевский…

— Слыхал, слыхал! Болотникова легко не возьмут. С им сто тыщ мужиков идет и пять тыщ казаков. Никакой Трубицкий ему не страшен. За Болотниковым весь народ простой идет. Он за народ горой стоит. Великая сеча будет с князьями.

Мужики ушли, продолжая разговор.

У Варвары тогда же мелькнула мысль: «Беспременно к ему пойду, к тому Болотникову».

Еще не приняв твердого решения, не зная, как быть, она потянулась к Путивлю. И чем дальше она уходила на юг, тем более встречала людей, шедших той же дорогой — к гилевщикам. Она уже шла с целой группой мужиков, беглых стрельцов, господских холопов. Ее решение идти к гилевщикам стало бесповоротным. А по дороге еще подошли люди, правды ищущие.

Шли чащобой, чтобы на царские отряды не нарваться…

…Болотников услал Олешку. Улыбаясь, сказал Варваре:

— Теперь сказывай, странница!

Она рассказала все про себя. Потом с засверкавшими глазами, уверенно подняв голову, закончила:

— Воевода народный! Возьми меня в свою рать народную. Увидишь, и я сгожусь!

Иван Исаевич задумался.

— Куда бы тебя пристроить? Самопалом да саблей девке хозяйничать вроде как неподходяще… Вот что: побудь пока при стряпне. Сама подкормись да нас подкорми, а там видно станет!

— Не про то я думала, — опустила голову Варвара, но туг же как бы встряхнулась: — Ладно! Ежели велишь, сделаю. Стану при стряпне… А там видно будет…

— Вот у нас и воительница заявилася! — подтрунивал Олешка.

Наступили решающие дни. Народное войско готовилось к походу под Кромы. Болотников имел прямую связь с восставшим Ельцом. Лжедимитрий I в свое время для похода на Крым собрал в Ельце огромные запасы амуниции, вооружения, в том числе пушек. Очень много этих запасов перешло в войско Болотникова.

Болотников вызвал Варвару.

— Ну как, девица, живешь? Э, да ты поправилась. Ишь какая гладкая, крупичатая стала!

Варвара опустила глаза, смутилась. Болотников строго взглянул на нее.

— Тебе, Варвара, дело есть. Наша рать в поход выступает. Ходи-ка ты, да похаживай по нашим путям, да окрест. Ходи по городам и по святым местам… Грехи замаливай, если есть. А в суме у тебя будут грамоты подметные. Вот и разноси да отдавай те грамоты. Токмо сторожко, не попадись. Не то головы не сносить тебе, пропадешь!

— Про то ведаю, воевода. На то шла! А оберегаться буду!

На следующее утро Варвара, снабженная у Еремея Кривого деньгами, харчами и большой пачкой грамот, ушла, волоча за спиной суму.

Иван Исаевич с ней тепло простился, глядел вслед и думал:

«Что-то будет с красной девицей? Страшно за ее!»

Войска Болотникова подходили к Кромам.

Пришла очередь и для лесника Митрофана.

Ранним утром Ерема Кривой с Олешкой и Митрофаном сели на коней. Потаенной тропой пробрались до окраины леса, прилегающей к лагерю Трубецкого. По пути местами проваливались в болото, вылезали. Оглядели подход к лагерю и вернулись обратно.

На военном совете Иван Исаевич излагал свой план.

И были в совете том военачальники: развеселые Федор Гора и Петр Аничкин, молчаливый Ерема Кривой, недавно прибывший казачий атаман Юрий Беззубцев в еще несколько человек.

— Слушайте, други ратные! Мне ведомы потаенные тропы к стану боярского войска. Хведор Гора наперед пойдет с казаками запорожскими ныне знаемой тропой. У каждого будет по полену, хворост. В гиблых местах бросают их, чтобы упору более было для ног на тропе. Подползут нежданно-негаданно и стражу вырежут. С лесной стороны стражи не дюже. За ими идут прочие ратники с поленьями. И по гати, под конец твердой, перевезем пушки. Потом со всех сторон ударим по ворогу. Главное дело здесь: немешкотно да нежданно все вершить. Трубецкого одного бить будем. Барятинский с полком в Орле, Воротынский с двумя полками Елец обложил. Ума у них не хватило — сообща со мной биться. Вот их и надо по отдельности рушить. Что ответите, начальники?

— Супротив нечего сказать!

— Разумно, воевода.

— Быть по сему!

— Быть по сему! — утвердил Болотников.

Оставшись один, он сел в кресло, закрыл глаза и задумался. «Ну, Иван, держись ныне, крепись! Подготовка кончилась, война начинается. Смотри — большим воеводой не по грамоте, а по разуму будь!»

Князь Трубецкой собрал военачальников. Вид его был ошалело-решительный, даже усы воинственно топорщились кверху.

— Запомните, что я вам сказывать стану, — начал он. — Послезавтра раным-рано выступать надо — кромчан бить. Кои из их в бегах обретаются, а кои оборону держать порешили. Значит, острог брать надо силой. Никого не щадить! Гилевщиков должны мы примерно наказать!

Поговорили, какие ратные действия надо применить. Разошлись. Трубецкой хватил на сон грядущий травнику, пользительного от одышки, и — на пуховик, предвкушая сладость близкой победы над гилевщиками.

Ночь лунная, звездная… Окраина леса возле лагеря казалась черной, черной… Вдоль ее похаживали немногочисленные дозорные, потом угомонились, захрапели под кустами.

Двое сидят, беседуют:

— Эх, Митроха, скореича бы кончилась заваруха эта! Разойтись бы по хатам.

— Вишь чего захотел: разойтись! Нет, брат! Не скоро домой вернемся. Повсюду — гилевщики. Развелось же ихней братии! Бей не бей, не перевесть их…

— Эх-хе-хе… Царица небесная матушка, прости нас и помилуй, грешных… Щи сегодня что-то не скусны были, не наваристы. Таскают, сукины дети, кухаря харчи наши, морды отъели…

А первый все бубнил: