— Не задержусь, — пообещал Стиценков. — Только бы погода нас не подвела…
Бриг вышел из Авачинской губы и, подгоняемый попутным ветром, устремился на юго-запад.
Вдали над зеленой Камчаткой величаво возвышались седые каменные исполины. Корякский и Авачинский вулканы по-прежнему мирно «покуривали»…
ВОЗЗВАНИЕ
В первую неделю пребывания авроровцев в Старом Остроге девятнадцать моряков скончалось. Смерть недавних богатырей напугала и насторожила многих. Чья следующая очередь? Ведь их, болезненных и беспомощных, считай, треть экипажа. Однако тревога оказалась напрасной. Целебная вода горячих источников, покой и хорошее питание благотворно сказались на здоровье остальных моряков.
Крестьяне, направив в Старый Острог пять десятков женщин для ухода за больными, не жалели продуктов. У хутора, превращенного в большой лазарет, паслись пятнадцать дойных коров, молоко которых предназначалось только для прикованных к постели. Люди ближних селений приносили в Старый Острог мясо диких животных, пернатых, лососевую икру, вареную, жареную и вяленую рыбу, искусно приготовленный папортник, грибы, ягоды и заготовленную с весны черемшу — местный «чеснок» — незаменимое лекарство от скорбута.
Моряки, не знавшие за время службы к себе такого теплого и радушного отношения, были в приподнятом состоянии. Они видели, как искренне, душевно борются за их жизни люди и были признательны спасителям. Матросы, почувствовав прилив сил, почти все влюбились в ухаживающих за ними женщин. Некоторые даже сожалели, что их здоровье удивительно быстро идет на поправку — им не хотелось так скоро покидать приветливый лазарет, милых и ласковых земных волшебниц, спасших авроровцев от смерти. Однако все понимали, что рано или поздно морякам надо возвращаться на корабль. Сыновья моря, объяснившись со спасительцами в любви и побожившись помнить их всю жизнь, один за другим с благодарностью покидали Старый Острог. По договоренности Завойко с Изыльметьевым, военные моряки группировались в команды и шли на помощь петропавловцам. В порту недоставало рабочей силы, и всех, кто мог держать в руках лопату, топор, кирку, посылали на оборонные объекты.
В Петропавловске сооружались батареи, для которых пока еще не было нужного количества орудий, скромными оставались в пороховом погребе боевые запасы. Однако Василий Степанович твердо верил, что Муравьев выполнит свое обещание — пришлет в порт людей и технику. Завойко ждал пушки, солдат, квалифицированного специалиста
по сооружению батарей, своего помощника. Места расположения оборонительных точек определил Василий Степанович с фортификатором порта, корабельным инженером поручиком Карлом Яновичем Гезехусом, который никогда раньше не занимался наземными сооружениями. Они вдвоем сделали наброски прожекта обороны города.
Для батарей мало было вырыть углубления и сделать брустверы, они требовали много строительного леса. Его поблизости не было. Заготовлять и доставлять бревна выделили большую группу солдат и матросов. Круглые сутки не потухал в кузнице горн. Кузнецы ковали шанцевый инструмент, без которого не мыслилось большое строительство, штыки к ружьям, топоры, молотки, крюки для багров и прочее. Но одно дело соорудить батареи, выкопать рвы, ложементы1, и совсем другое дело уметь воевать. Привлекая к оборонному труду чиновников, рабочих порта и других жителей Петропавловска, губернатор задался целью параллельно научить их обращаться с оружием, стрелять, владеть штыком, переносить раненых, оказывать им помощь, тушить пожары. И если уж по-настоящему готовиться к кровопролитному сражению, конечно же, нужны помещения для лазарета, пункты первого содействия, медикаменты, перевязочный материал. Необходимы будут люди, умеющие врачевать и ухаживать за ранеными. Завойко был озабочен. Он начал перечислять, чего нет для обороны порта и поймал себя на том, что не учел одного весьма важного обстоятельства, которое раньше не приходило в голову…
«Война неотвратима, — убежденно думал губернатор, анализируя события. — Враги не откажутся от намерения посягнуть на Камчатку».
Первым, кто предупредил Завойко еще в апреле 1854 года о возможном в скором будущем расторжении дипломатических отношений с Россией Англии и Франции, был военный губернатор Восточной Сибири. Тогда, серьезно обеспокоенный сложной международной обстановкой, Муравьев обещал прислать в Камчатку людское пополнение и оружие. Примерно в это же время Завойко получил письмо от короля Сандвичевых островов Камегамеа III. Правитель крохотного королевства, как бы между прочим, сообщал, что в случае войны России с Англией и Фран-
1 Ложементы — неглубокие окопы для стрельбы лежа.
цией его островная страна останется нейтральной. Камегамеа III писал, что у Сандвичевых островов в последнее время скопилось много кораблей, которые готовятся к плаванию в северных широтах. Послание из Гонолулу, столицы Сандвичевых островов, Василий Степанович понял так, как оно и мыслилось сочинителем: король островной страны, встревоженный последними событиями, предупреждал губернатора Камчатки об опасности, нависающей над русскими. Камегамеа III, который, по рассказам моряков, носит попеременно на груди, как медальоны, то золотую медаль «За дружбу с россиянами», то серебряный рубль с изображением Петра I, сообщил, видимо, все, что знал. Капитаны коммерческих судов Российско-американской компании не однажды подтверждали послание Камегамеа III — в Восточном океане встречались английские военные корабли. Иностранцы интересовались численностью гарнизона Петропавловска, его вооружением. Большое скопление кораблей видели у Сандвичевых островов…
Вот почему он, Завойко, так энергично и взялся за подготовку к обороне порта. «Тут просчета быть не должно, — мыслил Василий Степанович. — Будет нападение на Петропавловск или не будет, а готовиться к отражению врага надо обязательно».
17 июля в Петропавловск прибыл от Сандвичевых островов коммерческий бриг Соединенных Штатов «Но-убль». Американцы ошеломили известием: с конца марта Россия в войне с Англией и Францией. Капитан брига привез губернатору Камчатки письмо американского консула на Сандвичевых островах Р. К. Виллье. К нему были приложены несколько копий прокламации короля Камегамеа III и газеты.
«Милостивый государь! — писал Р. К. Виллье в послании от 12 июня 1854 года. — Я имею честь при сем приложить для раздачи шесть экземпляров прокламации о нейтралитете в продолжении войны, которая, к несчастью, объявлена в Европе. Вы увидите самые интересные подробности в газетах, которые я прилагаю. Его Императорского Величества фрегат «Диана» вышел из нашего порта 10 сего мая неизвестно куда. Если он посетит Ваш порт, то прошу сделать мне честь засвидетельствовать капитану Степану Степановичу Лесовскому мое почтение и сказать ему, что я получил его любезное письмо, но так как он немедленно вышел, я не имел времени ему ответить.
Я счастлив, что выпал случай уверить Вас в отличном уважении и почтении. Р. К. Виллье».
Отложив письмо, Завойко начал читать пространную прокламацию Камегамеа III от 16 мая 1854 года. В ней сообщалось, что он, король Сандвичевых островов, объявляет полный нейтралитет в войне, «угрожающей теперь Великим Морским Державам Европы». Заканчивалась прокламация грозным предупреждением: «Мы сиим запрещаем всем нашим подданым и всем живущим на наших владениях участвовать в каперстве судов кого-либо из воюющих под опасностью быть судимым и казненным».
Завойко покачал головой: «Путанная прокламация, но разобраться в ней можно». Он снова взял письмо Виллье и сверил даты. 16 мая и 12 июня — разница без малого месяц! Как догадывался Василий Степанович, хитрый американец долго продержал прокламацию у себя. Да что там продержал, скорее всего он ее и продиктовал писарю доверчивого правителя карликового королевства. Понял ли сам Камегамеа, что подписал. Ведь он фактически извещал губернатора Камчатки о том, что дружественное с Россией островное королевство предоставляет полную возможность английским и французским военным кораблям базироваться в своих гаванях. Очень удобное для врагов России убежище! Лучшего пристанища на пути к берегам воюющей страны в Тихом океане не найти. Да, такую прокламацию мог сочинить только недоброжелатель России.