Бетон шел сплошным потоком. Фарит Нуриев разравнивал его на две опалубки, трамбовал вибратором. Мелькала его белая кепочка в темноте «колодца». Иногда бороду высунет, крикнет что-то. Рунар тут же среагирует. Рубаха на спине у Фарита вся в темных пятнах от пота. Бетон идет, надо работать! Каждая секунда напряжена, каждая секунда в деле. Войдешь во вкус, в охотку, до вечера бы не останавливался.

Шумит Айгир среди камней. Стучит движок. Скрежещет бетономешалка. Тарахтит приглушенно вибратор. Визжит пила. Стучат молотки. Сколько звуков! И хочется крикнуть молоденькой отрядовской врачихе: «Ляля, посмотри, как работают твои «мальчики», разве забыла, как называется одна из мужских палаток? «Тридцать три богатыря!»

Так — час, второй, третий. Без остановки, без перекуров, без отдыха. И ведь над душой никто не стоял. И были ребята послабее Фарита или Мансура. Особенно среди тех, кто балласт таскал на носилках. Совсем пацаны, вчерашние школьники. Тонкорукие и тонконогие хлопцы.

Санкин нежданно-негаданно явился, словно из-под земли вырос. И сразу Фариту Нуриеву, как бы вскользь, замечание:

— …Почему без вибратора?

— Только что сломался. Ремонтируем.

— А второй?

— Сейчас принесут.

— Срочно снимай людей. Погрузим ПЭС на машину. Потом — на обед.

— Но машины нет еще.

— Сейчас придет, — сказал тоном, исключающим всякое сомнение.

Студенты положили две доски на груду балласта и по ним — на «раз-два-взяли!» — перетащили ПЭС, пятисоткилограммовую передвижную электростанцию, на свободную площадку.

Не пришлось волоком двигать ПЭС метров двести-триста до путевого домика на разъезде узкоколейки: машина пришла. Санкин был точен, как пророк. Погрузили электростанцию, втащив на кузов по доскам. Перевезли. Электростанция эта бригаде Нуриева была не нужна, так, на всякий пожарный случай стояла на объекте: если вдруг отключат постоянную электроэнергию, идущую по проводам. Но если сейчас отключат, тогда как? И вибраторы, и бетономешалка не будут работать. Впрочем, командиру виднее.

Я увязался за Санкиным. Из разговора его с ребятами понял, что в бригаде «Лунатиков», работавшей в трех километрах отсюда в направлении поселка Инзер, отказала малая ПЭС, и бригада встала. Там ребята тоже заливают бетон в опалубки.

Без электроэнергии бетономешалка не может работать. Не крутить же вручную? Вызывали электрика, не помог: по генераторам, оказывается, не специалист, да и вообще новичок тут, четвертый день работает. Вызывали механика, не помог. Сказал: надо снимать генератор и в ремонт везти. А сейчас что делать? Развел руками. Три километра помножить на четыре хода получается двенадцать километров. Или больше двух часов потерянного времени на хождение и ожидание. Санкин это подсчитал и сожалел теперь, что сам вовремя не вмешался. Хотя тот же механик мог бы организовать переброску ПЭС или мастер, или прораб, которые были на участке. Санкин не мог простить себе такую оплошность. Два часа простоя помножить на бригаду… Что творилось в душе Санкина? Я посочувствовал ему. Не разорваться же, на самом деле, когда связи с объектами никакой нет, автомашины постоянной — тоже. Да и на машине на западный участок, в сторону поселка Инзер, в бригаду «Лунатиков», не проедешь.

Ребята сгружали ПЭС возле железнодорожной будочки, которая стояла рядом с рельсами узкоколейки. Санкин глядел, как идет разгрузка, не вмешивался.

Между «дальней» трубой, где только что был Санкин, и «ближней», где вышла из строя электростанция, девять километров. Как Санкин умудрился узнать, что в бригаде Юрия Леонтьева, то есть у «Лунатиков», встала работа?

Я не знал всех возможностей командира. Айгирский участок полон тайн. Но все же на чем думает Санкин перебросить электростанцию?

Я опять к Санкину с вопросом.

Нет, тепловоз он не заказывал. Санкин воспринял это как шутку и по достоинству оценил ее. Все просто. Пока перевозили электростанцию, он послал за бригадиром пути. И эта будка, и весь Айгирский разъезд — владения местного жителя и ветерана труда Федора Григорьевича Челищева.

И хотя был уже обеденный перерыв, бригадир-железнодорожник тут же пришел. Похоже, что прямо из-за стола сорвался. Пожилой, строгий на вид человек.

Федор Григорьевич, оказалось, для Санкина свой человек. Уговаривать его не пришлось. Вежливая улыбка Санкина, в двух словах суть дела, и двери будочки раскрылись. Будочка эта, выходит, не простая, а для текущего момента поистине золотая. Выкатили ребята из нутра ее две оси с колесами. Поставили на рельсы. А сверху специальную дощатую площадку приладили. Тележка получилась. На нее-то и взгромоздили ПЭС. И все это огромное и неуклюжее сооружение покатили своим ходом к бригаде «Лунатиков».

Челищев и раньше помогал студентам. В отцы он им годился, а уважал, как равных. «Большое дело делают! — говорил он мне. — Как не помочь! Новая-то дорога всем нужна!» Он, считай, всю жизнь при узкоколейке. Дисциплину знает и любит. Нельзя было давать тележку-то, если встать на букву закона. Связи-то с другими разъездами и станциями нет. Все взрывами порушено — столбы, провода. А наладить некому. Противозаконно, а вот нарушил. Конечно, он знал, что в это время никакого движения нет, составы ходят, как правило, по ночам. Но все же… Предупредил ребят, чтобы кто-то впереди шел и чуть что — дал команду, чтоб быстро сняли груз, а потом и тележку. Все продумал, а ребята дисциплинированы.

Отправив электростанцию, Санкин не пошел в лагерь обедать, а сел в машину. Машину, как и обещал Бядов, прислали с другого участка, куда была пробита поверху дорога. Теперь машина в его распоряжении до вечера. Бядов свое обязательство выполнил, и Санкин был доволен. Увидев меня, Санкин извиняюще улыбнулся и сказал:

— На «дальнюю» трубу. Могу подбросить.

Трехосный «ЗИЛ» прыгал с бугра на бугор. Скатывался в низины. Взлетал на пригорки и холмы. Временная автодорога, пробитая на восточные участки, в сторону Белорецка шла по горным склонам и напоминала скорее свежераспаханную полосу. Крутые обрывы рядом с колесами, а внизу, слева — извивается узкоколейка. Малый Инзер еще ниже. Блестит, искрится на мелком перекате, раскатав по камням отраженное солнце, вспенивается вокруг больших валунов. Шум-говорок сливается с гулом мотора. «ЗИЛ» лез выше и выше. Кажется, в облака с ходу ворвется. Куда же мы летим, Николай Санкин?

Санкин о чем-то задумался. Растворился мыслями в своем мире. Стараюсь не мешать ему. Да и не поговоришь из-за грохота. Качаемся вместе с горами, ущельем, пропастью. Санкин привык к этому. Может, отдыхает в такие минуты? Может, принимает новые решения? А я вспоминаю легенду об Айгире. На такой высоте, когда страшно, думаешь о чудесах.

Легенду эту записал от местного жителя Рунар Бикметов. И рассказал он ее мне под скрежет бетономешалки. И так увлекся в одном месте, что забыл о «груше» и чуть не поплатился за это: трос на валу пошел закручиваться в другую сторону. Рунар бросился к рычагам и кнопкам. Остановил «грушу». Поправил трос. Включил ток. И смущенно улыбнувшись, продолжал рассказ.

Среди гор легенда сама рвалась нам навстречу.

…Давным-давно жил в этих краях юноша. Был он ловким и смелым. Любил по камням, по горам лазить, а Малый Инзер, говорят, перепрыгивал с одного маху. За это, может, и прозвали его в народе Айгиром. Что означает в переводе — жеребчик, резвый скакун.

Уважали его люди. Отзывчивый был и добрый. Всегда первым на помощь приходил. И за бедняков заступался. Невзлюбили баи-богатеи Айгира.

Была у него подруга, красавица Айгуль. Вместе росли. Айгуль стройная, как молодое деревце, и гибкая, как ивовый прут. Полюбили они друг друга. Да так, что все вокруг любовались ими. Ветер утихал, говорят. Малый Инзер переставал бушевать на каменных порогах и перекатах, ласкался возле их ног. Все затихало, когда Айгир нежно обнимал Айгуль и говорил ей ласковые слова. Всем хотелось услышать эти необыкновенные слова — Малому Инзеру, деревьям на скалах, камням. Холодные камни, Малым Инзером омытые, и родники повторяли любовное лепетание Айгира и Айгули, несли его вдоль ущелья.