Наш народ, братцы, и напоминает в некотором смысле особую породу верующих. Любой добропорядочный гражданин автоматически впадает в полуобморочное состояние уже при виде человека в мундире.

      Эту веру можно даже использовать в качестве детектора лжи в проверке законопослушности граждан: испугался милиционера – побледнел, руки-ноги задрожали, зубы дробь выстукивают – значит, всё в порядке, значит хороший человек, честный, наш! И к такому не может быть никаких претензий у государства. А не подействовало – нехороший, с гнильцой внутри... не наш, в общем.

      Так и эти двое – без сомнения хорошо чувствовали себя в статусе священных коров, закрепленном за ними самими согражданами, и потому, не спрашивая позволения, плюхнулись на стулья своими резиновыми задницами! Аккурат к приставному столику.

      Стулья, выглядевшие, как пара пенсионеров, перенесших несколько инфарктов, жалобно пискнули от столь откровенной грубости. Игнаточкин виновато улыбнулся. Ему было неловко, словно именно он препятствовал уходу стульев на заслуженный отдых.

 Ни один мускул не дрогнул на лицах нахалов в ответ на улыбку хозяина кабинета. Вместо простой человеческой реакции они выпучили на него свои оловянные немигающие глаза.

      Некоторое время они наслаждались замешательством, проступившим у старшего лейтенанта сквозь благоприобретенный за время работы в органах, но не успевший окрепнуть и превратиться в непробиваемую броню, налет самоуверенности. Потом один из них выхватил из кармана записную книжку. Проделал он это с таким же проворством, с каким ковбои в вестернах выхватывают из кобуры свой кольт.

      - Игнаточкин? – метнул он в следователя подозрительный взгляд, как будто сверял запись в книжке с оригиналом.

      - А что вы хотели?

      Вполне естественно, что находящийся на своей исконной территории Игнаточкин постарался придать вопросу вызывающий окрас. Он даже встал из-за стола, всем своим видом демонстрируя независимость от кого бы то ни было. Но надо признать – со стороны эта попытка выглядела довольно жалко.

      - Я что, неясно спрашиваю? Вы Игнаточкин? – повторил гранитным голосом один из обладателей оловянных глаз, подтверждая тем самым всю тщетность поползновений младшего по званию, а главное, по иерархическому положению в табели о ведомствах, взять ситуацию под контроль.

      - Так точно, старший лейтенант Игнаточкин... – сдался без боя Игнаточкин, справедливо предположив, что помимо численного превосходства противник явно из другой весовой категории. «В конце концов, плетью обуха не перешибешь», – с философской покорностью решил следователь.

 Его пальцы вытанцовывали по столу лезгинку – старлей заметно нервничал.

      - А вы, собственно, по какому делу? – сделал он вторую, на этот раз не в пример первой робкую попытку выяснить цель визита двух наглецов.

      - А дело у нас, собственно, – не дожидаясь пока следователь закончит вопрос, передразнил один из «близнецов», – государственной важности!

      Он гордо посмотрел на Игнаточкина и сделал многозначительную паузу, очевидно желая убедиться, что эта расхожая в его ведомстве формула повергнет нашего старлея в шок; затем, довольный произведенным эффектом, достал из своей папки листок бумаги, заглянул в него и продолжил:

      - Некоторое время назад вы занимались расследованием убийства. Помните, труп в заливе Москвы-реки?

      - Д-да... А какое отношение имеет ваше, это... ведомство, к... – заикнулся Игнаточкин, недоумевая, каким таким сверхъестественным образом труп несчастного гастарбайтера мог угрожать безопасности такого могущественного государства, каким являлась его родина.  Но его робкую попытку проявить любознательность пресек второй «доберман»:

      - Вопрос неуместен! –  резко перебил он.

      Кстати вопросы, странным образом, продолжили задавать посетители, а не хозяин пусть крошечного, но отдельного кабинета. Спроси сейчас Игнаточкина: кто здесь хозяин, он бы, пожалуй, затруднился с ответом.

      - П-пон-нимаю... – пролепетал он, все еще продолжая заикаться. – Б-было у меня это дело. Но труп не опознан и за недостаточностью улик дело приостановлено, – соврал он, решив на всякий случай скрыть последние достижения, дабы не оказывать  бесплатную помощь самозванцам.

      - У нас предписание... – «доберман» с папкой протянул листок Игнаточкину, а сам развалился на подающем сигнал СОС стульчике. – Вот, ознакомьтесь. Дело забираем себе. Приготовьте все материалы и сдайте нам, лично в руки.

      - Не забудьте про вещдоки, – оскалился белозубой улыбкой второй «доберман».

      Игнаточкин уставился в листок. Всё в порядке, бумага по всей форме. Он, ей богу, ничего понять не мог. Ну не удивительно ли – какой-то неопознанный труп. По всему видно – никому не нужный и не затрагивающий ничьих интересов. Мало ли таких! И поди ты – заинтересовал контору! Сами приперлись... По виду оперативники. Им что – совсем там не хрен делать?

      Но это было незаслуженным оскорблением знаменитой организации – там всегда было, есть и будет чем заняться.

      «Однако могли бы позвонить и попросить подготовить бумаги. Для экономии времени. Мне-то что? Одним висяком меньше», – соврал сам себе Игнаточкин.

      И вдруг ему до головокружения захотелось самому довести это дело до конца.

      - Сколько вам нужно времени? – вернул его из сумбурного потока размышлений один из непрошеных гостей.

      - Я... это... Должен доложить начальству.  Я не уполномо...

      - Мы понимаем. Начальство в курсе. Можете осведомиться, – он кивнул на телефон.

      Игнаточкин набрал номер.

      - Товарищ подполковник... – начал он, но подполковник на другом конце провода не дал договорить.

      - Ты о том трупе из реки, Игнаточкин? Ты это... вот что... оформляй на госбезопасность... я в курсе, – с неохотой приказал он.

      Когда следователь озадаченно опустил трубку на рычаг и поднял глаза на доберманов, те сочувственно-издевательски скалили свои белоснежные клыки.

      Второй эпизод произошел на следующий день после описанного вторжения.

 Как и накануне, местом действия вновь стал кабинет Игнаточкина. Только на этот раз состав действующих лиц и собственно мизансцена несколько изменились.

      Утром старшему лейтенанту позвонили из Управления и попросили принять журналиста Александра Максимова.

      «Максимова так Максимова», – покорно согласился тогда Игнаточкин. Он лишь удивился тому интересу, который в последние сутки стала привлекать его скромная особа.

      Легкая досада, однако, не покидала его. Виной всему был свинский поворот событий – стоило продвинуться в расследовании дела, пусть, как все утверждали, почти безнадежного, но, с другой стороны, первого самостоятельного,  и... накось! Выкуси, товарищ старший лейтенант!

      Но с конторой не поспоришь.

      Удивление его возросло еще больше, когда сидящий перед ним журналист Максимов после короткого вступления вежливо попросил разрешения ознакомиться с материалами дела всё о том же многострадальном выловленном из реки жмурике.

      Да-да... И этого симпатичного человека, чего Игнаточкин о журналистах никогда бы не подумал, интересовало то же самое, что и вчерашних хамов.

      «Тем более! – совершенно справедливо подумал он. – Неспроста такая суета – значит, тут что-то есть... значит – не просто очередной неопознанный труп».

      Сам он испытывал смутное беспокойство. Интуиция подсказывала – что-то не срасталось в этом на первый взгляд банальном деле.

      «И то, – продолжал рассуждать следователь, обращаясь к воображаемому собеседнику. – Очень много странностей с этим трупом: во-первых, голый; во-вторых, Шниткин, с его заключением об орудии убийства; в-третьих, показания алкаша...  Эти, из конторы... Нет, эти – уже потом. Но все равно – аргумент! А теперь еще вот журналист».

      Дело из раздражающего всех «висяка», подпортившего статистику раскрываемости отдела, на глазах трансформировалось в настоящую детективную историю.