- Конкретно о чем сейчас речь? – пропустил мимо ушей шутку Пронькин.
- А конкретно со сделки, о которой вы с генералом договаривались только что, и начнем... А?
- Сколько?
- Вот это разговор не мальчика, но мужа. Не обижайтесь, ради бога. Это я по-дружески. Вот что – в расходы к той цифирьке, какую на желтенькой бумажечке написали, единичку прибавьте и все как по маслу пройдет. Я обещаю.
- Откуда я узнаю, что вы...
- А у вас нет выбора. Лучше доверьтесь мне, Марлен Марленович, доверьтесь. Вам же надо чтобы сделка состоялась? Правильно?
- Ну, во-первых, как вы заметили, я ни о какой сделке не говорил...
- А и не надо. Будет сделка, будет и у нас работа. Будет работа – будет и прибыль. Не будет эта, так другая будет. Мы проследим, не сомневайтесь. – Он помолчал и, не дождавшись ответа, сказал: – А Матвею Петровичу Корунду – это ведь он трубочку снял – привет передавайте... Кстати, то небольшое дельце, которое вы ему поручили, помните? Так вот, если «организация», к которой он обратился, оплошает, так мы, коли пожелаете, можем запросто все уладить. В качестве увертюры, так сказать, к нашему взаимовыгодному сотрудничеству.
- Спасибо, сами справимся.
Марлен Марленович скрипнул зубами, хотя его стоматолог категорически советовал этого не делать.
- Ну, как пожелаете, настаивать не буду. А вот другое дело придется прикрыть, не спросясь. Мешает оно нам... Может быть вы не в курсе – некоторое время назад в одном районе на окраине Москвы было обнаружено тело молодого человека со странным ранением. На медицинском языке, так сказать, «не совместимым с жизнью». Иными словами – убит холодным оружием. И… вы сейчас удивитесь, Марлен Марленович, – предположительно мечом, представляете?! В наше-то время, а? Когда купить огнестрельное оружие проще, чем тяпку для огорода. Не припомните?
- Я вас не понимаю. Какое отношение... – начал Пронькин, но «трубка» перебила его:
- Нет? Ну, тогда тем более... В общем, мы его на себя переводим... Хотя это, я смотрю, вам не интересно, ну, в самом деле, вас же это не касается – чего тут беспокоиться, правда? Ну-с, а по основному вопросу? Надеюсь, договорились? – он сделал паузу. – Вижу, согласны на мое предложение. Думаю, это правильное решение, и мы сработаемся. В смысле, скоро увидите, как полезно с нами дружить. Если не возражаете, я вам позвоню.
Пронькин нажал на отбой, и некоторое время молчал, уставившись в возвышающийся над подголовником коротко стриженый затылок телохранителя. Потом, очнувшись, коротко распорядился срочно вызвать начальника службы безопасности Восьмипядова.
- Чтоб в офисе был к моему приезду, подлец… Дармоеды!
Матвей Петрович не расспрашивал, терпеливо дожидался, пока босс не соизволит сам обрисовать обстановку, но взгляд его был настолько красноречив, что Пронькин раздраженно бросил:
- Вычислили нас, эти...
- Кто?
- Из конторы. Как ты думаешь, о родине пекутся? Хрен там! Слава богу, о своем кармане! Крышу предлагают, паразиты.
- Так у нас там уже...
- Будет тебе еще одна, – перебил Пронькин. – Сколько потребуется, столько и будет. У них там полная анархия. Кто нароет чего-нибудь, тут же бежит продавать. Эх, Рассея-матушка...
- Так что, если завтра еще какой-нибудь козел позвонит, то мы ему тоже заплатим? Бред!
- А ты как думал? Если бы ты слышал, что успел рассказать этот «козел», ты бы за ним бегал и умолял принять от тебя… Да он лучше нас с тобой наши дела знает. И знаешь, что самое паршивое, Матвей?
- Что?
- Самое паршивое, что хмырь этот болотный на все сто процентов ничтожная шестеренка. Ты договариваешься с начальниками, с большими шестернями, и думаешь: «Вот какой я молодец – все контролирую». А где-то в глубине их дьявольского механизма засела такая шестеренка и крутится, как ей в голову взбредет. И ни у кого не спрашивает, в какую сторону ей вертеться... И еще паршивей то, что мы ее вряд ли вычислим, потому что шестеренок таких в этом заведении – тьма. И все они шифруются профессионально.
Майбах влетел во двор офиса под едва успевшим подпрыгнуть над его отливающей черным жемчугом крышей шлагбаумом.
В приемной, как в преисподней, плавился от страха перед предстоящей экзекуцией ветеран двух войн, кавалер Ордена Красной Звезды, так и не дослужившийся до генерала, полковник в отставке Восьмипядов.
На следующий день после злосчастного разговора, окончившегося полной капитуляцией Пронькина перед обстоятельствами, по силе своей сравнимыми разве что со слепой стихией, имели место еще два эпизода, на наш взгляд, непосредственно связанных с предметом повествования.
Случилось это в доме № 38 по улице Петровка в том самом, знакомом нам по первым главам, крошечном кабинете товарища Игнаточкина.
Старший лейтенант, бесхитростная душа, еще не разъеденный ржавчиной неверия, еще сохранивший веру в чистоту и непорочность органов, на службе у коих состоял, пребывал в тот момент в благодушном настроении по нескольким причинам. Во-первых, он только что отобедал, а это (из-за оттока крови от мозга к стенкам желудка) всегда приводило к приятной сонливости. Во-вторых, за прошедшее с начала повествования время он успел въехать в однокомнатную квартирку в ведомственном доме. И, в-третьих, в деле о безвестном трупе из залива забрезжил первый, жиденький пока, лучик света.
Путем сопоставления многочисленных фактов, Игнаточкин пришел к выводу, что погибшим мог быть гастарбайтер из Таджикистана, подрабатывающий у метро разнорабочим.
Это предположение не имело достаточных оснований для того, чтобы стать рабочей версией, поскольку из-за пребывания в воде труп сильно пострадал, и опознать в нем даже близкого человека было непросто. Кроме того, для свидетелей, т.е. людей, всю жизнь проживших в Москве, индивидуальные черты представителей восточных этнических групп стирались на фоне общих, характерных для них всех. Другими словами – все они на одно лицо!
Но как ни зыбка была подобная версия, интуиция подсказывала Игнаточкину, что в таком предположении имеется здравый смысл. Чтобы поставить точку в этом порядком наскучившем начальству деле, он намеревался наведаться в упомянутое место и снять показания с других аборигенов. Старший лейтенант возлагал большие надежды на свою вылазку и мысленно уже примерял на себя венок победителя. Не каждый способен из такого «глухаря» выстроить стройную версию, и, чем черт не шутит, может и убийц найти.
Игнаточкин предавался этим послеобеденным мыслям, внимательно рассматривая высохшую муху на подоконнике и гадая между делом, оживет ли насекомое по весне. В этот момент дверь без стука распахнулась, и в комнатку, как к себе домой, стремительно вошли...
Да что там – вошли. Ворвались! Ворвались два спортивного вида мо;лодца, своими вытянутыми мордами больше всего напоминающие парочку взявших след доберманов. Других особых примет у них не было.
Они были такие одинаковые, что отличить их можно было разве что по тонюсенькой черной папке под мышкой у одного и по удостоверениям, которые без лишних слов и канители они сунули под нос изумленному Игнаточкину. Он только успел прочитать, что один из них был, кажется, капитаном Майоровым, а другой – майором Капитановым. Или наоборот. Во всяком случае их документы носили убедительный аргумент – устрашающий золотым тиснением логотип небезызвестной организации, одно только название которой непроизвольно вселяло в добропорядочного гражданина смутную тревогу и даже атавистический страх, сродни тому, который, возможно, испытал наш далекий предок из каменного века, внезапно повстречавший на узкой тропинке саблезубого тигра.
За время своего существования эта контора, сменившая, к слову, не менее полудюжины названий, приобрела некий налет сакральности, и только полному, то есть клиническому, идиоту пришло бы в голову проверять на подлинность документы ее сотрудников. Скажем, кому придет в голову сомневаться, скажем, в подлинности рясы священнослужителя?