Самым сложным оказалось добраться до Уфы. Зато в Киеве он быстро обо всем договорился и поехал дальше. Ящик с браунингами в Дубно был цел, но находился в организации анархистов. Пришлось выдать себя за анархиста с Урала. Поверили, выдали оружие, даже посадили на поезд. Но в пути его плотно обложили неведомо откуда взявшиеся шпики. Ночью, прихватив груз, он попытался на какой-то станции оставить свой поезд и пересесть на другой. Однако «хвост» немедленно последовал за ним. Пришлось хорошенько размяться и пострелять. Спасли его ночь и проходивший через станцию товарный поезд, на который он вскочил на ходу. Драгоценное оружие досталось врагу…
В Уфу Гузаков вернулся на исходе ноября. Разыскал на явке Ивана Кадомцева, отчитался о командировке и спросил о Михаиле: решилось ли его дело?
— Три года содержания под стражей, — удовлетворенно ответил Иван. — Из них год с небольшим уже отсидел, так что через два года опять будем вместе.
— Да, для нашего скорострельного времени это не так уж и плохо, — согласился Гузаков. — Так что теперь вас уже ничто в Уфе не держит?
— Скоро расстанемся… Собирайся и ты.
Через несколько дней Иван и Ольга покинули Уфу. Уехали и другие. Теперь из членов совета дружины в городе оставался только он. Как и в редкие летние наезды, жил у Марии, под чужим именем. Узнав, что пришло время готовиться в дорогу, Мария ликовала. На радостях огорошила еще одной новостью: у них будет ребенок! И тогда Михаил понял окончательно: пора выбираться и им. Куда? Только не в эмиграцию! Попробует затеряться где-нибудь на Украине. Но до этого нужно обвенчаться с Марией. А как это сделать, если охота за ним в самом разгаре? Или отложить до лучших времен? До Киева? А что скажет на это она?..
Шли дни, а он все никак не мог завершить своих последних дел и уехать. Пятого декабря, сопровождаемый Тимофеем Шашириным, он спешил по Центральной улице на конспиративную встречу с одним товарищем. Короткий зимний день подходил к концу. Сухая морозная поземка гнала вдоль широкой улицы шуршащие белые шлейфы летучего снега. Холодало.
Оставив позади опасный успенский перекресток, где постоянно дежурили городовые, они невольно прибавили шаг. Навстречу, прячась в поднятые воротники, двигались редкие прохожие. Две солидные дамы в широченных ротондах, держась под руки, заняли чуть не весь тротуар. Друзья придержали шаг, чтобы пропустить их по чистой натоптанной дорожке, пропустили и тогда произошло невероятное…
С о в е р ш е н н о с е к р е т н о
Декабря 5 дня 1907 г.
В Уфимское губернское жандармское управление
Розыскным отделением уфимской городской полиции были получены сведения, что в Уфу для организации шайки крупных разбойных нападений прибыл известный неуловимый предводитель заводского района крестьянин Симского завода Михаил Васильев Гузаков. Известно было, что Гузаков отличается решительностью, силой и храбростью, почему взять его без жертв будет трудно. Ввиду этого следивший за ним народ был переодет в штатское платье, а те, которые должны были схватить его, — в женское. В начале шестого часа Гузаков появился на Центральной улице, где был схвачен переодетым околоточным надзирателем и повален на землю. Другой переодетый бросился на шедшего с Гузаковым товарища его. Во время борьбы Гузакову удалось выхватить револьвер и таковой упереть в бок околоточного надзирателя, но выстрел произвести не удалось, так как околоточный надзиратель, зная устройство браунинга, удачно успел схватить за предохранитель, чем не дал возможности открыть его. Другие переодетые городовые в это время выхватили браунинг. Случайно проходивший в штатском платье стражник, не зная в чем дело и видя свалку, попытался у переодетых городовых выхватить браунинг. Городовые приняли стражника за одного из товарищей Гузакова и один из них произвел выстрел, при чем ранил его в палец руки. Подоспевшим наружным нарядом полиции была рассеяна большая толпа собравшегося народа, арестованные препровождены в полицейское управление, а затем в тюрьму. Товарищ Гузакова до сих пор назвать себя отказывается. При задержанных было два браунинга, восемьдесят патронов, часть из них нарезных, печать Уфимской боевой организации социал-демократической рабочей партии, три паспорта, из них один чистый бланк, двадцать подписных листов, разные рукописи и заметки о переводе довольно значительной суммы, несколько записок, всевозможных руководств по военному, стрелковому и саперному делу.
Когда их привезли в тюрьму, во дворе собрались, кажется, все ее служащие и надзиратели, начиная со смотрителя и кончая последним золотарем. Крики, улюлюканье, глумливый смех и угрозы немедленной расправы посыпались со всех сторон. Так, под двойной охраной конвоя и разъяренной толпы тюремщиков они миновали площадь и вошли в уже знакомый им следственный корпус, где их ждали заранее приготовленные каменные норы-одиночки. В камере Гузакова вдобавок ко всему стояла внушительных размеров железная клетка, в каких в зверинцах содержат тигров и львов. Втолкнув его туда, один из надзирателей победно осклабился:
— Ну, тигра полосатая, отсюда, чай, не убежишь?
— Поди вон, крыса! — прозвучало ему в ответ.
Глава тридцать первая
Ротмистр Леонтьев мог быть вполне доволен собой, так как успехи его службы были в эти дни у всех на виду. Недавно его приглашал полковник Ловягин. Сказав пару топорных жандармских комплиментов, почти ласково попросил:
— Иван Алексеевич, голубчик, примитесь теперь за типографию. Этот сотрудник ваш… — как там, бишь, его?.. — оказался неплохой ищейкой. Пообещайте ему что только возможно, но след в эту проклятую печатню пусть разнюхает. Сколько же можно терпеть такое зло?
«И этот «генерала» ждет не дождется», — в сердцах подумал Леонтьев, довольный, однако, той переменой, которая произошла в его начальнике.
— Приложу все силы, — пообещал он, — но как искать, когда даже зацепки нет!
— Надо искать, голубчик, надо искать. Ведь после очередной ликвидации комитета РСДРП в Екатеринбурге тамошняя техника перекочевала к нам в Уфу и теперь печатает свои газеты здесь.
— Пока это лишь предположение наших пермских и екатеринбургских коллег. Тайно перевезти типографию не так просто: это не чемодан с нелегальщиной и даже не бомбы. К тому же это и не обязательно, — уральские газеты можно печатать и в здешней типографии: шрифтами ее обеспечили неплохо…
— Ищите, голубчик, ищите! А между дел поднимите бумаги относительно арестанта Артамонова из Златоуста. Судебный следователь и помощник мой по городу Златоусту уже замучились с ним: не человек, а сфинкс египетский!
— Кто он, этот Артамонов?
— Взяли при ликвидации. Пули расстрелял, а бомба не сработала.
— Эсдек? Эсер? Анархист?
— Молчит мерзавец. Попробовали образумить, так он один раскидал и чуть не изувечил пятерых. Говорю же: сфинкс египетский, а не человек.
— Хорошо, посмотрю, Николай Николаевич.
Леонтьеву и самому были интересны такие люди. Вот недавно во дворе здешней тюрьмы был повешен вожак уфимских железнодорожников, бывший председатель стачечного комитета и рабочего совета Иван Якутов. После декабрьских событий пятого года ему удалось скрыться, и лишь через год его обнаружили где-то в Харькове. Арестовали, опознали, привезли в Уфу. Судил его военно-окружной суд, и как мужественно встретил этот человек свой приговор! Сколько воли и самообладания было в его последнем слове!..
Или тот же Михаил Кадомцев, которого так и не удалось обвинить в ограблении почтовых поездов, хотя можно биться об заклад, что он не только участвовал, но и руководил этим рисковым делом.
Сейчас в тюрьме Михаил Гузаков, Владимир Густомесов, Петр Подоксенов и еще десятка два боевиков-эсдеков. Не из их ли когорты и этот сфинкс Артамонов?
В архиве управления материалов об Артамонове ни за девятьсот шестой, ни за девятьсот седьмой годы не нашлось. Пришлось копнуть глубже, даже окунуться в прошлый век. И вот — первые следы…