Из показаний свидетельницы дворянки Елизаветы Воткеевой:

В день ограбления поезда у разъезда Дема, а также и в последующие дни Ивана Кадомцева видели в Уфе. Но после ареста брата он совершенно исчезает из поля зрения и родственников, и знакомых. Почему? Боится ареста? Выходит, тоже рыльце в пушку? По крайней мере в его жандармской практике еще не было случая, чтобы кто-то укрывался от полиции без всяких на то причин.

«Ну и дали же мы маху с этими Кадомцевыми! — возвращая папку, невесело думал Леонтьев. — Стараясь уличить одного, арестованного, совсем забыли о другом, который в те дни ходил рядом. А теперь пойди сыщи его в такой стране как наша! У него, конечно, и паспорт уже другой, и внешность другая: эти господа революционеры на подобные дела большие мастера…»

Иван Кадомцев и Владимир Алексеев — старые приятели. Неудивительно поэтому, что и Алексеева обыск не застал дома. Где-то скрывается молодой купчик. Но ничего, деньги кончатся, голод живот подсушит, сам на отцовские хлеба вернется. Так всегда кончают революционные мальчики из богатых семей…

Что касается Михаила Гузакова, то эта личность беспокоила ротмистра Леонтьева меньше всего. А что? Симская организация разгромлена на корню. Сам он, если не замерз еще где-нибудь в лесу, без своих сообщников никакой реальной опасности не представляет. К тому же десятитысячная премия, объявленная за его поимку, окончательно изолировала Гузакова от населения. Стоит ему лишь показаться в поселке, как он тут же будет схвачен своими же рабочими.

Тут, правда, вспомнился ротмистру случай с побегом из тюремной больницы одного раненого во время бунта симца. Сам он, будучи совершенно беспомощным, ни перепилить решетку окна, ни перебраться через забор, конечно же, не мог. Его выкрали оттуда действующие на свободе товарищи. Не исключено, что есть среди них и симцы, тот же Гузаков, например…

Воспоминание о мощной многотысячной демонстрации в защиту арестованных симских рабочих совсем испортило ротмистру настроение. Да, революция еще не исчерпала всей своей энергии. Стоило кому-то из комитетчиков явиться в депо и мастерские с вестью о погроме в тюрьме, как тысячи людей, побросав работу, хлынули в город. Для большого грозного пожара не хватает порой одной спички. Горючего материала еще ой как много, а спички — в руках революционеров. Пока есть этот горючий материал, пока спички не выбиты из рук поджигателей, революция не выдохнется. Это не мешает понять даже полковнику Яковлеву…

«И все-таки дело движется, — подытожил свои раздумья ротмистр Леонтьев. — После первой ликвидации в Уфе готовим вторую. Эта уже будет поглубже, в расчете на руководство комитета и боевой организации. Недавние обыски показали, что мы находимся на правильном пути».

23 ноября в доме на углу Достоевской и Суворовской был произведен обыск. Чтобы не озлоблять и без того недружного с полицией члена Государственного Совета князя Кугушева, снимавшего верхний этаж дома, дождались его отъезда из города и нагрянули. Приемной его сиятельства, конечно, не коснулись, зато в комнатах Лидии Ивановны Бойковой поработали как следует. И в нижние квартиры заглянули, и надворные постройки не обошли. Словом, как всегда.

В делах управления материалов, бросающих тень на Бойкову, было немало. Одна из первых социал-демократок города, стойкая большевичка, возможно даже член комитета. В недавнем прошлом — жена известного деятеля эсеровской партии Михаила Бойкова, порвавшая с ним из-за идейных разногласий. Неоднократно обыскивалась, допрашивалась, но всегда оставалась на свободе.

Среди жандармских офицеров Уфы ходил слух, что, уходя на сибирскую каторгу, террорист Бойков якобы сказал кому-то из них: «Если с головы Лидии и моих детей упадет хоть один волос, за них найдется кому отомстить, передайте это своим».

Леонтьев не очень-то верил в подлинность такого разговора, но замечал, что в отношении к Бойковой его сослуживцы всегда словно бы опасаются переступить какую-то известную им одним черту. Боятся мести? После убийства товарищами Бойкова царского министра Плеве и «казни» трех уфимских губернаторов об этом думалось само собой. Не считаться с этим, по-видимому, было нельзя. Вот и на этот раз, несмотря на изъятие большого количества нелегальной и тенденциозной литературы, Бойкова оставлена на свободе, Распорядился об этом сам полковник Яковлев Тоже верит в эту бородатую жандармскую сплетню? Опасается эсеровских пуль? Мечтает успеть примерить генеральский мундир?..

Взглянув на часы, Леонтьев подошел к телефонному аппарату и затребовал полицмейстера Бухартовского.

— Что нового о бомбе, обнаруженной в кабинете пристава Ошурко?

— О бомбе? — неохотно отозвался полицмейстер. — Пока ничего, Иван Алексеевич. Хотя… вы любите анекдоты, ротмистр?

— Анекдоты? — удивился Леонтьев. — Что с вами сегодня, Бухартовский?

— А я думал, любите! — захохотала трубка. — Однако все же послушайте. Это, ей-богу, интересно.

И Бухартовский рассказал, к какому выводу относительно этой загадочной бомбы пришли в городской полиции. Осмотрев ящик с взрывчаткой, специалисты сошлись на том, что если бы его бросили в окно террористы, то при взрыве они могли бы пострадать и сами. На такое сознательно никто не пойдет. Следовательно, террористы исключаются Просто бомбу принес кто-то из своих, а окно выбил для отвода глаз. Кто? Ключи от помещения имеются только у пристава Ошурко и его помощника Разжигаева. Разжигаев прежде имел дело с взрывными работами, и соорудить такую бомбу ему ничего не стоит. Кстати, он первый и обнаружил этот злополучный снаряд.

— Зачем Разжигаеву такой спектакль? — искренне возмутился Леонтьев.

— Чтобы начальство заметило и поощрило за рвение.

— Значит, сам подложил, сам и обнаружил?

— Именно так, Иван Алексеевич! Впрочем, есть еще один вариант. Некоторые утверждают, что бомбу мог подложить Разжигаеву кто-то из обиженных им мужей Очень уж наш Разжигаев красивых молодок любит. Да и они им, кобелем, тоже слышно, не гнушаются… Интересно?

— Анекдот, не больше!

— Вот и я говорю.

— А с Разжигаевым не беседовали? Что он?

— Отпирается изо всех сил, шельмец! До того дело дошло, что боимся, как бы пулю себе в лоб не пустил.

— Ну а третьего варианта у вас нет?

— Что вы имеете в виду, ротмистр?

— А то, что бомбу бросили все-таки наши любезные экспроприаторы, но она почему-то не взорвалась Прикажите осмотреть запальник, возможно все дело в нем. Если бомба с бикфордовым шнуром, обратите внимание, нет ли в нем порыва… Вот так, дорогой! Жду новых сведений, но на этот раз, чур, без анекдотов.

Рассказанное Бухартовским и забавляло, и возмущало его. Вот жеребцы, нашли время для забав! Все на пороховой бочке сидим, того и гляди взлетим в воздух, а им бы только зубы поскалить. Расскажи такое полковнику — не поверит..

Воспоминание о полковнике заставило его вернуться к работе. На столе перед ним лежало свежее дело, по которому сейчас велось дознание. Интересное дело и, главное, безо всяких там бомб и револьверов. От таких дел сейчас, в это беспокойное время, приятно отдавало давно ушедшей милой стариной и даже какой-то умиротворенностью. Впрочем, старина эта была не так уж и стара — всего каких-то десять лет. Тогда он только начинал свою карьеру, окончив юридический факультет университета. Ах, какое это было доброе, тихое время! Служба не обременяла, и времени для собственных удовольствий оставалось предостаточно. А что? Местных революционеров было тогда мало, все ссыльные находились под надзором. Ну, побеседуешь с кем-нибудь, проведешь для острастки два-три обыска в год, изымешь кое-какие книжонки — вот и все дела… А сейчас? Господи, и куда катится эта сумасшедшая Россия! За десять лет — будто новая страна. Откуда такая прыть?