Дело, которое дожидалось ротмистра, действительно было небезынтересным. 9 декабря в квартире Седой полиция произвела неожиданный для хозяйки обыск. Седая — полицейская кличка местной акушерки Марии Герасимовны Волковой. А Волкова, как дозналась та же полиция, активная участница революционного движения, социал-демократка-большевичка, возможно пропагандистка. Одно то, что они большие подруги с Бойковой, говорит о многом.

С обыском, правда, произошла некоторая заминка. В комнате, занимаемой Волковой, ничего предосудительного не нашли, но зато в соседней обнаружилось целое книгохранилище. На некоторых книгах имеется даже штамп «Рабочая библиотека». И даже библиотечные номера есть! В одной пачке, к примеру, связаны книги с номерами от 2902-го до 2911-го, в другой — от 2745-го до 2755-го. Тысячи книг! Да еще каких: Маркс, Энгельс, Лессинг, Лафарг, Либкнехт, Ленин, Плеханов, Каутский… Здесь же — чистые подписные листы Уфимского комитета РСДРП, первые номера «Уфимского рабочего», листовки…

На вопрос, кому принадлежит это имущество, Седая сказала, что даже не подозревала о нем и что комнату эту снимал-де у нее агент издательства «Новый мир» некто Алексей Смирнов.

Стали искать Смирнова и, конечно же, не нашли. Да и существует ли он на самом деле, этот мифический Смирнов? Пристав поверил, что существует, но, почувствовав приближающийся провал, скрылся. Так и записал в протоколе. А вот он, ротмистр Леонтьев, в эту сказку многоопытной Волковой не верит. Ее это имущество, ее! А Смирнов — сказка, миф, выдумка для дураков! Вот только как доказать это?

Леонтьев только начал входить во вкус этого дела, как зазуммерил телефон. Он подошел к аппарату.

— Иван Алексеевич? Новость!

Это был полицмейстер Бухартовский.

— Надеюсь, на этот раз без анекдотов?

— Абсолютно исключено!

Бухартовский заметно волновался.

— Так я слушаю, говорите.

— Получено сообщение о подготовке новой экспроприации.

— Где? Когда? — взвился Леонтьев.

— Где — не сказано. Известно лишь, что такое задание получено уфимской боевой организацией большевиков.

— Господи, неужто опять — поезд?.. Третий! — забыв о трубке, простонал ротмистр.

— Что, что говорите? — задребезжало в аппарате. — Что-то вас плохо слышно стало. Впрочем, остальное при личной встрече, ротмистр. При личной встрече, говорю!..

Леонтьев вернулся к столу, резким щелчком выбил из пачки папиросу и закурил.

— Вот так всегда… Одно за другим, одно за другим… Не жизнь, а сплошной пирог… с горчицей и перцем.

Вошел адъютант Яковлева.

— Это вам, Иван Алексеевич. Весьма срочное. — И вышел.

Леонтьев докурил папиросу, сунул дело Седой-Волковой в ящик и, с трудом пересиливая себя, придвинул оставленную адъютантом бумагу.

Это было сообщение начальника железнодорожной полиции ротмистра Кирсанова. В нем было следующее:

— Господи! — на радостях перекрестился Леонтьев. — Услышал же ты, наконец, моленья грешного раба твоего!.. Сколько мы ищем голубчиков этих! Сколько кровушки моей они выпили. Ну, поквитаемся теперь за все, господа экспроприаторы! Что не успели пропить-прогулять, вернется, а остальное жизнями своими возмещать будете. Да, да, да, жиз-ня-ми!..

Приказав собрать всех филеров, Леонтьев оделся, сунул в карман шинели заряженный пистолет и отбыл домой обедать. Ходить по городу без оружия в последнее время даже днем он не решался.

Глава четырнадцатая

И вот, наконец, темная громада Казанского вокзала дрогнула, сдвинулась с места и медленно поплыла назад. Потом, когда поезд набрал ход, за окном замелькали занесенные снегом тихие московские пригороды, дачи, села. Поля, перелески, овраги, снова поля и снова перелески… — великая российская равнина, родная до боли земля.

— Ну вот, теперь и Москва позади. Кажется, все обошлось, хвоста за собой не привезем, — облегченно вздохнул Иван Кадомцев и ободряюще улыбнулся притихшей рядом Ольге.

— Домой хочется, — прильнула та к его плечу. — По подружкам соскучилась, по нашей девичьей коммуне, по работе…

— Можно подумать, что эти два месяца ты провела в развлекательном путешествии. А ведь страху натерпелась, считай, на всю жизнь, трусиха! Что, я не прав?

— Натерпишься, пожалуй, с таким грузом, — обиженно отстранилась Ольга. — Пока до Питера добралась, издрожалась вся, ни одной ночи не спала.

— А чего бояться-то было? — усмехнулся Иван. — Не бомбы же.

— Это тебе все нипочем, а вот у меня однажды корсет расстегнулся. Ну, думаю, всё — сейчас посыплются. А в нем двадцать тысяч! Да в кармашках нижней юбки столько же. Что бы было, маменька!

— Это, конечно, неконспиративно — перевозить такие суммы в одежде…

— Зато потолстела сразу — как твоя бочка! Вот и хорошо, думаю, меньше мужчины глазеть будут. И что бы ты думал? Все равно пялятся, бесстыжие, прямо проходу не дают.

— Это потому что ты у меня такая красивая.

— А я думала — деньги чуют…

Два месяца назад вслед за Эразмом они отправились в Петербург. Первой с изрядной суммой денег выбралась из Уфы она, Ольга Казаринова, вслед за ней — тоже с деньгами — Иван и последним — казначей дружин Владимир Алексеев.

Выехали в разное время и разными поездами, чтобы лишний раз не рисковать: даже в случае провала кого-либо из них партия должна получить «уральский гостинец». И она его получила.

…В Петербурге на Офицерской улице Ольга сняла к его приезду небольшую уютную квартиру. Хозяевам объявила, что со дня на день ждет мужа с Урала. И вот он приехал. Посидели, попили чаю, накоротке обговорили свои дела, и в тот же день Иван отправился разыскивать своего старшего брата Эразма.

Огромный, шумный, незнакомый город поразил и озадачил его. Столица! Это тебе не заштатная Уфа, не Казань и Вятка, где знакома каждая улочка. Как тут найти человека? И все-таки он его нашел. На Васильевском острове. В маленькой, плохо освещенной комнатке большого каменного дома. Под чужой фамилией…

Не виделись они давно, считай с самого лета. Срочно вызванный в Боевой центр, Эразм не смог принять участия в подготовленной им демской экспроприации и теперь жадно слушал рассказ Ивана.

— Хорошо, очень хорошо! — то и дело прерывал он его. — Все получилось превосходно. Молодцы! Теперь работа у нас пойдет! Теперь дело двинется! И главное, совсем, совсем без потерь!..

Эразм ликовал. Большой, сильный, возбужденный, он то тискал его в могучих объятьях, то принимался энергично вышагивать по комнате, уже строя новые планы.

Очень не хотелось Ивану огорчать его в эти радостные минуты, но он решил не утаивать от брата и неудач.

— Мишу арестовали, Эрик… В тюрьме он сейчас, понимаешь?..

— Миша — в тюрьме?! — побелел Эразм.

— И мама… — тоже…

— Да ты с ума сошел! Как это могло случиться, почему?

Теперь он негодовал. Негодовал так же бурно, как только что радовался. Пришлось подробно рассказать, как из-за элементарной неосторожности попался Михаил, как настойчиво полиция навязывает ему участие в экспроприациях, хватается за любую мелочь, но, к счастью, доказать пока ничего не может.