- Неужели немец выдохся?

 «Шахтёрская» дивизия заняла оборону у города Красный Луч и вгрызлась намертво в родную землю. Всю зиму шли оборонительные сражения, не приводящие к заметным изменениям линии фронта.

 - Как же есть хочется! – думал Петя Шелехов почти всё время.

 Питание становилось всё хуже, снабженцы в тылу обнаглели и воровали в открытую. Обовшивевший, опухший, грязный дистрофик, он не мог как следует работать, не имел ни бодрости, ни выправки. Горькая правда войны надломила его. Собратья по оружию либо молча неодобрительно сопели и отворачивались от него, либо выражали свои чувства крепким матом:

 - Вот навязался недоносок на нашу шею!

 Однажды высокое начальство застало его за прекрасным занятием: откопав в снегу дохлого мерина, он вырубал бифштексы из его мёрзлой ляжки. Взмах тяжёлым топором, слабый удар.

 - Ух! - с придыханием, а потом минута отдыха.

 Рот открыт, глаза выпучены, изо рта и ноздрей — пар. Петька  поднял глаза, а на него с омерзением смотрел сытый, румяный, в белоснежном полушубке, комиссар полка.

 - Фамилия?

 Он даже не снизошёл до разговора с доходягой, не ругался, не кричал, а вернувшись в штаб, по телефону взгрел непосредственного начальника Шелехова за развал в подразделении и низкий морально-политический уровень.

 - Наказать мерзавца, – негодовал комиссар. – Позорит понимаешь Красную Армию!

 - Будет исполнено!

 Непосредственный командир Петьки сидел в то время в километрах в двух-трёх от советских позиций. У него был свой метод воспитания подчинённых.

 - Так лучше запомнят…

 Провинившихся он вызывал к себе, и делал это ночью, чтобы лучше почувствовали свою вину, пробежавшись по морозцу, часто под обстрелом, к нему на наблюдательный пункт.

 - Вставай, комбат вызывает.

 Шелехова разбудили часа в три утра и передали приказ отправляться за получением «овцы», то есть головомойки.

 - А как туда идти? - спросил он, ещё не совсем проснувшись.

 - Метров триста вперёд, там будет раздвоенная береза со сбитой макушкой, потом большая воронка, свернёшь налево, потом прямо и через полчаса увидишь холм.

 - Это там где наш дот?

 - А лучше иди по телефонному проводу. Не заблудишься. Да смотри осторожней, не напорись на немцев!

 - Откуда им здесь взяться?

 Береза оказалась значительно дальше и ствол её почему-то разделялся вверху не на два, а на три больших сука. Воронок было повсюду множество, а телефонный провод куда-то исчез. Петя сразу заблудился и потерял все ориентиры. Решил все же идти вперёд в надежде наткнуться на дот.

 - Хорошо хоть тропинку видно…

 Ночь выдалась не очень тёмная, то и дело из-за туч выглядывала луна. Изредка бледным светом вспыхивали немецкие осветительные ракеты. Он шёл через редкие кустарники по целине, то проваливаясь в снег почти по пояс, то по голым полянам, где гулял ветер, качая торчавшие из сугробов высохшие стебельки травы.

 - Назад вернусь по своим следам.

 Дорожка следов тянулась неровной нитью. Откуда-то периодически бил немецкий пулемёт, и разноцветные трассирующие пули летели, словно стайки птиц, одна за другой.

 - Зачем немцы палят в пустоту? – в мозгу всплыл глупый вопрос.

 Пули свистели совсем рядом, задевая за травинку и с треском разрывались, вспыхивая, как бенгальские огни. Это было бы очень красиво, если бы сердце не сжималось от лютого страха. Петька шёл уже больше часа, сам не зная куда. Немецкие ракеты и выстрелы остались позади.

 - Где я?

 Сплошной линии фронта не было, немцы сидели в опорных пунктах, а промежутки между ними контролировались подвижными отрядами — патрулями.

 - Пройду метров сто, - решил он, - и буду возвращаться, пусть лучше накажут, чем попадать в плен…

 На пути возникли густые кусты, продираться через них стало трудно, пришлось снять с плеча винтовку, чтобы не цеплялась за ветви. Держа её штыком вперёд, Петя вылез, наконец, на возвышенность, где оказалась протоптанная тропинка.

 - Вид у меня со стороны чудовищный: прожжённая шинель, грязная ушанка, туго завязанная под подбородком, разнокалиберные, штопаные-перештопанные валенки. – Некстати подумал он. - Я похож на чучело, запорошенное снегом.

 Вдруг при вспышке ракеты солдат обнаружил перед собою на тропинке другое чучело, ещё более диковинное. То был немец, перевязанный поверх каски бабьим шерстяным платком.

 - Ни фига себе!

 За плечами у того висел термос, в руках он тащил мешок и несколько фляг. Автомат висел на шее, но, чтобы его снять, понадобилось бы немало времени.

 - Откуда он здесь?

 Противники оцепенели от ужаса, оба вытаращили глаза и отшатнулись друг от друга. Больше всего Пете хотелось убежать, спрятаться.

 - Только не стреляй!

 Инстинктивно он выставил перед собою винтовку, даже забыв, что держал оружие. Гитлеровец резко бросил на снег фляги и потянул руки вверх.

 - Nicht schiesen. - Губы его дёргались, он захныкал, и пар стал судорожно вырываться из его ноздрей сквозь замёрзшие, заиндевевшие сопли.

 Красноармеец сориентировался, прижал палец к губам и показал немцу на свои следы в кустах:

 - Иди, мол, туда!

 Немец поднял свои мешки и фляги и двинулся, хлюпая носом, по сугробам. Растерявшись, Петька даже не отнял у него автомат.

 - Как опять не заблудиться?

 Часа полтора, отдуваясь и спотыкаясь, брели они по неровным следам, которые, слава Богу, не замело, и уже на рассвете притащились в расположение Петиной части. 

 - Наш малец нашёлся!

 - Меня к комбату вызывали.

 - А мы думали сдаваться пошёл…

 Немца разоружили, сняли с него термос, а Шелехов тем временем пытался чистосердечно объяснить всё происшедшее старшине роты:

 - Заблудился я!

 - Отставить, - приказал старшина, окинув его острым, всё понимающим взглядом. – В ходе обследования телефонных линий произошло боевое столкновение с противником.

 - Да я…

 - Тебе ясно!

 - Так точно!

 - Отдыхайте, обедайте.

 Солдаты разлили по котелкам вкуснейший немецкий гороховый суп с салом, горячий и ароматный, поделили галеты и принялись за еду.

 - Какое блаженство!

 Расчётливый старшина между тем докладывал начальству по телефону:

 - Товарищ полковник! Наше подразделение вошло в контакт с противником. После перестрелки немцы отошли. Наш радист взял пленного… Так точно, пленного!

 Полковник велел немедленно доставить «фрица» в штаб. Петя настоял, чтобы перед этим, ему жалкому и вшивому, тоже дали полный котелок горячего супа. Оказалось, что, заблудившись, он забрёл на тропу, по которой подносили боеприпасы и пищу в большой немецкий дот.

 - Но почему немец топал в одиночку? Почему не было патрулей?

 Уже несколько дней советское командование безуспешно пыталось получить пленного—«языка». Совершали подвиги в тылу врага профессиональные разведчики, гибли специальные отряды, а пленного добыть никак не удавалось.

 - Неисповедимы судьбы человеческие!

 Сам командарм матюкал за это подчинённых так, что лопались телефонные аппараты. Начальство не знало, что делать. И вдруг, нежданно-негаданно, заморыш разрешил тяжёлые проблемы.

 - Герой!

 Правда даром для Петьки этот подвиг тоже не прошёл. Вскоре он обморозил обе ноги. Неутешительный диагноз, обозначенный в истории болезни, оказался однозначным:

 - «Обморожение пальцев ног — второй степени, левой пятки — третьей степени, правой пятки — от второй до третьей степени».

 Только позднее он узнал, как близок был к тому, чтобы потерять ступни.

 - Должно быть, ты везунчик, - сказал горбоносый полевой хирург. – Днём позже я тебе ничем не помог бы...

 - Да уж, везунчик!

 Когда солнце стало пригревать по-настоящему, а снег начал незаметно таять, Петя в первый раз встал на ноги.

 - В тылу жить можно! – за время болезни он окреп и похорошел.

 Промёрзший после военной зимы украинский чернозём, наконец, отогрелся, и вся местность вокруг превратилась в сплошные болота. Врачи санитарного батальона слоями срезали гниющую плоть и накладывали жутко вонючую мазь, больше они ничего сделать не могли.