— Почему? За что? — только и смог спросить он, бессильно откидываясь на подушку.
Оказалось, что кто-то распространил слух, что иноверцы, следуя мерзким своим обычаям, впали в смертный грех… Поэтому-то и был издан приказ об их поголовном уничтожении.
Глава XXXVIII
Зодчий и астроном
Правителю Мавераннахра, его высочеству Улугбеку-мирзе устроили в Бухаре торжественную встречу. И вот уже третий день царевич пировал в старой цитадели в самом центре города. И этот пир тоже давали в его честь.
Справа от его высочества восседали правитель Бухары Шах Малик-тархан и шейх Ходжа Мухаммад Порсо, слева — самаркандский военачальник Амир Давуд Барлас и прочие знатные вельможи. Улугбек-мирза впервые посетил Бухару — второй по величине и значению город Мавераннахра. Прибыл он сюда под охраной тысячи нукеров из войск Амира Давуда Барласа через Каттакурган, Янгирабад, Карману, Ташрабад, Бустан, Гиждуван и Вавкент. Вся знать Бухары во главе с Шахом Маликом-тарханом и Ходжой Мухаммадом Порсо встретила его высочество в Гиждуване. По уверению старожилов, даже самого Амира Тимура не встречали в Бухаре с такой пышностью. Правда, Тимур пробыл в Бухаре всего два дня и стремительно ушел со своим воинством куда-то далеко в пески.
Улугбек явился на пятничную молитву в мечеть Калан, а затем началось посещение святых мест: мавзолея Чашман Аюб, мечети Намазгох, мавзолея Сайфиддина Бахарзи и Буенкулихана — и всюду царевич читал молитвы. Город очистили от грязи и мусора, улицы полили и подмели — на базарах было особенно многолюдно. Повсюду громоздились груды товаров.
Люди принарядились, у всех было праздничное настроение. Курильщикам опиума было строжайше запрещено появляться на улицах, а иноверцам приближаться к мечети Калан и к цитадели. Во всех медресе, на всех базарах глашатаи объявили о том, что скандалисты и бунтари будут сурово покараны. С утра до вечера толпился народ на прекрасно благоустроенном Шабском базаре, здесь круглые сутки зорко следили за порядком есаулы и миршабы[45]. Порою Шах Малик-тархан возил Улугбека в пригородный сад Баги-насим, где также устраивались пышные пиры.
И вот в один из таких дней перед неприметной калиткой дома зодчего в махалле Намазгох осадили своих коней какие-то нарядно одетые всадники. Это были посланцы Шаха Малика-тархана. Увидев конных, дети, игравшие на узкой улочке, бросились врассыпную. Старики, сидевшие у калиток, удивленно поднялись и низко поклонились незнакомцам. А те, рассылая кругом притворно любезные улыбки, осторожно постучали рукоятками нагаек в калитку зодчего. Со двора отозвался женский голос.
— Мы к господину зодчему Наджмеддину Бухари, — крикнул один из молодых вельмож. — Позовите его, у нас важное дело.
— Какое может быть важное дело, когда он болен, — послышалось в ответ.
— Матушка, не бойтесь нас, мы к вам с доброй вестью.
— А мы ничего и не боимся, нам уже давно надоело бояться, — ответил все тот же женский голос. — Калитка отперта, входите!
Приехавшие вошли во двор.
— Мир этому дому! — приветствовали они зодчего.
— Мир вам, — ответил зодчий, однако с постели, постланной во дворе на глиняном возвышении, не встал.
— А мы за вами!
Зодчий улыбнулся.
— Я уже не первый день жду, когда наконец вы меня заберете, — проговорил он.
— Значит, вы согласны с нами ехать? Собирайтесь!
— Прямо в тюрьму?
— В цитадель, — удивленно сказал один из вельмож, — на пир к правителю.
— На пир не пойду, — спокойно ответил зодчий. — Вот в тюрьму другое дело, тут я вынужден отправиться!
— О господи, да уж не юродивый ли этот зодчий?
— Нет, нукеры; я в своем уме. Только вот приболел немного. Недуг мой называется кабус, но если примените насилие…
. — Да поймите же вы наконец, мы явились к вам с доброй вестью, — сказал один из пришельцев, мужчина средних лет с ястребиным носом. — Возможно, с вами хочет побеседовать его высочество Улугбек-мирза. А может, хотят сообщить вам нечто важное. Откуда нам-то знать?
— Отправляйтесь к его высочеству и передайте, что я не приду.
Вельможи с недоумением переглянулись.
.— Выслушайте нас, господин зодчий, вас, несомненно, ждет удача и радость. Поднимайтесь!
Как раз в эту минуту во двор вошел Зульфикар и, увидав нарядных вельмож, в изумлении замер на месте.
— Я говорю им, — пояснил с улыбкой зодчий Зульфикару, — что не пойду на пир. Вот если в тюрьму, то пожалуйста.
— Что, в сущности, происходит? — спокойно спросил Зульфикар. Он знал, что в городе идут пиры и торжества в честь Улугбека.
— Вы его сын?
— Сын.
— Так объясните же ему, пусть он идет с нами, — снова заговорил человек с ястребиным носом. — Нас послал сюда его высочество Шах Малик-тархан. А ваш отец не желает идти во имя своей же выгоды.
— Отец пойдет, — все так же спокойно проговорил Зульфикар. — Но, во-первых, ему нужно подать арбу. И потом, пусть за ним приедет какой-нибудь старый человек. А я сам буду сопровождать отца.
Взглянув на зодчего, Зульфикар сразу понял, что старик совсем разволновался. Но он знал, с каким уважением его тесть относится к старым людям.
— Прекрасно!
— Значит, договорились.
Вельможи поспешно удалились.
Еще год назад до Мирзы Улугбека дошла весть о том, что знаменитый зодчий Наджмеддин Бухари, построивший великолепное медресе Мирзо Байсункур, а также многие мосты и водоемы, внезапно покинул Хорасан и проживает ныне в Бухаре. Тогда-то он отправил зодчему послание, где в самых похвальных выражениях упоминал о его заслугах и таланте и приглашал великого мастера к себе в Самарканд. Но зодчий ответил Улугбеку, что он стар и болен и что остаток своей жизни задумал провести в тишине и уединении. Он горячо поблагодарил Улугбека и также вельмож, доставивших ему послание владыки. И вот, пируя в цитадели, Улугбек вспомнил о зодчем, которого он ни разу в жизни не видел и который посмел отказать ему в свое время. И Улугбек высказал Шаху Малику-тархану свое желание повидать зодчего и побеседовать с ним. Об этом прославленном мастере, Наджмеддине Бухари, ему,
Улугбеку, не раз рассказывали его приближенные и помощники Али Кошчи, и Мешхеди, и Самарканди. И сейчас Улугбеку почему-то казалось, что беседа с упрямым и своенравным старцем, подвергшимся гонению, куда важнее всех этих пиров и развлечений. На приеме, устроенном вчера для ученых, астрономов и поэтов Бухары, Мирза Улугбек видел всех, в том числе зодчего Исмаила ибн-Тахира Исфагани, а вот зодчий Наджмеддин Бухари не явился, И Улугбек решил послать личное приглашение Наджмеддину Бухари.
К вечеру зодчий, в сопровождении старого мударриса[46] и нескольких вельмож, вошел вместе с Зульфикаром в ворота цитадели. Пройдя широкий двор, они вошли в просторную залу и увидели Улугбека, сидящего в кресле. Поклонившись правителю, зодчий сел на указанный ему слугами стул, почти рядом с самим Улугбеком. Мударрис и вельможи в залу не вошли, а Зульфикар хоть и вошел вместе с зодчим, но остался стоять у входа. По правую руку от Улугбека сидел Малик-тархан и еще какой-то человек. Взглянув на него, Зульфикар решил, что это и есть зодчий Исмаил ибн-Тахир Исфагани.
После обычных приветствий и расспросов о здоровье и благополучии Улугбек пригласил зодчего к дастархану и в упор спросил его:
— Я ведь направлял вам послание, приглашал вас к себе в Самарканд, так или нет?..
— Я от души благодарен вам, — ответил зодчий, поднявшись с места. — Ваше драгоценное послание я получил.
— Однако ваш ответ поразил и удивил нас. Я имею в виду ученых. Более того, он поверг нас в раздумье, — сказал Улугбек.
— Но я ведь все написал вам, ваше высочество.
— Как прикажете понимать ваши слова? — улыбнулся Мирза Улугбек. Ему было неловко, что он словно бы допрашивал старика, и поэтому всячески старался смягчить свои вопросы, дать почувствовать тому, что он и сейчас не прочь увезти его с собою в Самарканд.