Так и сидел он, глубоко задумавшись, сердце его болело и ныло, и слезы лились из глаз. И люди, сидевшие рядом, и его ученики поняли, о чем скорбит его душа.
А бахши все пел о борьбе правды и лжи, изобличал тиранов-правителей, прославлял справедливость, веру народа в счастье и добро. После песен Эльтузара, а за ним и Хуррама-бахши двое юношей, гревших свои бубны на огне костра, вошли в круг и по знаку Чули-бобо ударили по туго натянутой и прогретой коже. В середину круга степенно выступили двое молодых чабанов, слегка пританцовывая, они спокойно обошли круг, а затем так же спокойно сплясали какой-то диковинный танец. Их сменили еще двое чабанов побойчее, и танец их под веселое бренчанье бубнов развеял тяжкие мысли зодчего. Он глубоко вздохнул и, поддаваясь общему веселью, захлопал в ладоши в такт музыке. Всей душой он разделял радость, торжество этих людей, празднующих завершение строительства столь необходимого им водоема.
Радостная и счастливая Бадия сидела среди женщин, ей нравились танцы чабанов, но казались слишком сдержанными и медленными. Она ожидала, что вот-вот сейчас в середину ворвется юноша и птицей полетит по кругу. Но охотника не нашлось. Заврак подмигнул Бадие. „Ну-ка, госпожа, покажите, как танцуют наши гератцы“, — словно говорил его взгляд. Он-то знал, что девушка все равно не выдержит и ворвется в круг.
— Что это вы делаете мне знаки? — озорно спросила Бадия.
— Выходите в круг! Если уже не здесь, то где же еще и танцевать! — ответил Заврак.
Зульфикар тоже с улыбкой глядел на нее, забыв свою недавнюю досаду. Он знал, что Бадия любит танцевать под дутар и бубен и танцует превосходно. Улыбки Зульфикара и Заврака еще больше подзадорили Бадию. Она оглядывала людей, которые громко переговаривались и смеялись. Но на сердце ее еще было тяжко — еще жила скорбная память по брату. И только с разрешения Масумы-бека она вышла в круг. Вначале, как то принято, она оправила на себе платье и сделала знак бубнистам, играйте, мол, быстрее, раскинула руки и поплыла. Танцевавшие юноши тут же отошли в сторону, чтобы не мешать ей. Шум, говор и смех стихли, все невольно хлопали в такт музыке и смотрели только на дочь зодчего, а она прекрасной птицей летала по кругу. Еще трое бубнистов присоединились к музыкантам. На всю степь зазвучали их бубны. Раскрасневшаяся от волнения Бадия обошла круг. Впервые после всего пережитого за последние месяцы она чувствовала себя легко и свободно. И танцевала она сейчас не на чьей-то свадьбе и не по чьему-то велению, а по своей воле, для этих простых и добрых тружеников, празднующих свою радость. Чабаны, прибывшие из дальних мест, как зачарованные глядели на танец этой прелестной девушки. А она держалась смело и прямо, то летела на самых кончиках пальцев, то плавно и грациозно скользила точно по воздуху, то лукаво улыбалась, то словно птица широко раскидывала руки-крылья и приподымала плечи, то сгибалась в почтительнейшем поклоне, одаряя кого-то мимолетным ласковым взглядом, то гневно вскидывала голову, а затем смущенно опускала глаза. Танцевала она с такой страстью, с таким внутренним волнением, что зрители были совсем ошеломлены. А зодчий, и Масума-бека, и Харунбек, и гератские мастера счастливо и гордо улыбались. Бубны гремели так громко, так гулко, что, казалось, вот-вот лопнут от ударов сильных рук, и под их перестук Бадия, похожая на всплывшую в небе звездочку, вдруг низко согнулась, кланяясь женщинам, замерла на миг и выбежала из круга.
Восторженные крики сотрясли небо и землю. Все танцевавшие после Бадии и юноши и девушки казались вялыми, все это было уже не то. Танцы продолжались еще долго, но говорили только о ее пляске, о пляске Бадии. Гости ели, пили, смеялись и веселились допоздна.
В полночь Чули-бобо прочитал благодарственную молитву, и гости разошлись на отдых. Степь может вместить всех, всем здесь найдется ночлег. А в мыслях у каждого была Бадия, ее чудесный танец, шаловливая улыбка, кокетливые движения. Когда закончился пир, Бадия со своими друзьями Харунбеком, Завраком, Гаввасом и Зульфикаром пошла прогуляться вокруг купола. Веселой гурьбой они направились к водоему, но тут Заврак потихоньку потянул за рукав Гавваса и Харунбека, и все трое незаметно зашагали в сторону. Через минуту Зульфикар обнаружил их исчезновение, но промолчал. Увлеченная разговором, Бадия и вовсе ничего не заметила. Они уже подошли к дверце водоема, и тут Бадия воскликнула: — Глядите, глядите-ка, небо полно звезд… Кажется, протянул бы руку, достал любую. Совсем, совсем близко. Так, наверное, бывает только в степи. Под небесным куполом еще купол…
— Да, — сказал Зульфикар, — под бархатным куполом небес, усеянным золотыми монетами, еще один золотой купол. Среди одного мира другой мир…
— Как вы это прекрасно сказали, — промолвила Бадия.
— А вы прекрасно танцевали, — подхватил Зульфикар, когда они подошли к самой дверце водоема, и взял руки Бадии в свои.
— Вам понравилось?
— Очень… — Зульфикар хотел было притянуть Бадию к себе, но та выскользнула из его объятий и со смехом убежала.
— Где вы?
— Не знаю.
— Все это проделки господина Нишапури, кто же, кроме него, придумает такое. Ах, негодники! Вы только поглядите, — сказала Бадия, озираясь по сторонам, ища своих попутчиков. — Ушли, нарочно оставив нас вдвоем!
— Да неужто?
— Пойдемте скорее! Найдем этих негодников!
Обогнув водоем, Бадия и Зульфикар быстро перешли на другую сторону и, увидев своих приятелей, шагавших поодаль, быстро нагнали их.
— На такие проделки способен один лишь господин Нишапури! — заявила запыхавшаяся от быстрой ходьбы Бадия. Она вместе с остальными пошла рядом, нарочно не выпуская из своей руки руку Зульфикара — пусть видят, коли так.
— Да я не виноват, — улыбнулся Заврак, — это вот господин Гаввас Мухаммад предложил уйти…
— Зачем же лгать? Ведь это вы предложили, — вознегодовал Гаввас.
— Я слишком хорошо знаю господина Гавваса, он человек скромный и такого ребячества себе никогда не позволит. К тому же здесь, говорят, водятся волки. Кто же бросает ночью друга в одиночестве и спокойно отправляется восвояси?
— Простите, госпожа, во-первых, никто вас в одиночестве не покидал, — оправдывался Заврак, — с вами был господин Зульфикар Шаши. А во-вторых, как вам известно, я не способен бросить человека одного в степи и, если вы помните, сопровождаю вас от самого Герата. А эта степь ничем по красоте не уступает, долине у подножья Кухисиёха. Вы, надеюсь, помните, госпожа, тот веселый праздник. Лишь бы сейчас все кончилось добром. Никакой волк не сумеет похитить вас, и, по-моему, волки должны вас остерегаться. А потом, поглядите сами, сколько волков вокруг вас вьется, — он кивнул на своих спутников.
— Молодчина! — засмеялась Бадия. — Одолел-таки в споре. Нет, с господином Нишапури не стоит вступать в пререкания. Уж очень он остер на язык. В последние дни вы были почему-то на редкость молчаливы, а сейчас, слава богу, у вас прорезался голос.
Помирившись после этой веселой дружеской ссоры, они пошли домой — каждый к своему ночлегу.
Светало… Рассвет в степи — такого не увидишь, пожалуй, и по сне. Воздух чист и прохладен, солнце выпускает одну за другой свои еще не жаркие стрелы-лучи, а от блеяния овец и лая собак рассвет становится словно бы еще прозрачнее и прекраснее.
На следующий день к вечеру гости, простившись с Чули-бобо, начали разъезжаться по своим пастбищам. Зодчий же, вместе с мастерами, засучив рукава снова принялся за работу. И, глядя на них, чабаны тоже взялись за дело — оставалась уже самая малость.
Через три дня, к субботе, все работы были завершены. Выложили кирпичом и самый верх купола. В воскресенье ожидали приезда бека. И впрямь, к середине дня на большой дороге появились трое конных. Сидевшие у водоема несколько удивились: неужели бека сопровождают только двое всадников? Но оказалось, что сам бек и не подумал приехать — это был его младший брат и секретарь Камбар-ходжа. За ними на своей кобыле плелся табиб.