— Господь сохранил нам жизнь, — промолвил зодчий, — ведь с бураном шутки плохи. Он похуже бандитов и разбойников. Возблагодарим же судьбу, что мы остались живы!

— Мне приходилось видеть бураны… — сказал Харунбек, подходя к зодчему. — Но этот разорил нас и раздел до нитки. Если мы не доберемся до Халача, животные погибнут без корма и воды.

— Так давайте же собираться скорее, — подхватил зодчий. — Значит, суждено было и эту беду испытать. Но у нас есть деньги, и мы, конечно, возместим нанесенный вам ущерб.

— Это все от бога, устад! За вред, нанесенный такой напастью, я с вас денег не возьму.

— Сейчас и деньги, и все у нас общее, доберемся до Бухары, а там будет видно, — сказал зодчий.

Трое юношей привели вызволенного из песчаного плена буланого.

Затем, надеясь найти хоть что-то из унесенного вихрем, они разбрелись по барханам и низинам, но ничего не нашли. Смерч, взяв свое, умчался дальше, в пустыню.

— Посмотрите получше, — крикнул Харунбек, — не видно ли где коней. Куда они могли деться, бедняги? Хоть их хозяин и был дурным человеком, да жаль скотину, она-то ни в чем не повинна.

— Ничего не видно, — сказал Заврак.

— Скажите господину Шаши, пусть он тоже поищет, хорошенько посмотрит, — посоветовала Бадия. А вы, господин Нишапури, ну что вы можете увидеть одним глазом?

— Господи, нашла тоже время шутить, — разозлился Заврак. И, отвернувшись, шепнул Зульфикару — Тут такое творится, а она о глазах говорит.

В ответ Зульфикар только улыбнулся.

— Слышу, слышу, что вы там шепчете, господин Нишапури! Небось поругиваете меня, — откликнулась Бадия. Желая хоть немного приободрить своих спутников, она улыбнулась им, словно прося прощения, что так неудачно пошутила с Завраком, — Если метать пращу не умеючи, она может ударить и по голове и по ногам!..

— Нет, госпожа, вовсе я не ругаю вас, а говорю, что мы ищем тремя глазами и все равно ничего не находим. — Заврак оглянулся на Зульфикара. — Два глаза Зульфикара да один мой. А тремя глазами можно и иголку на песке разглядеть.

— Что сделано, того не исправишь, и горевать тут нечего, — заметила Бадия. — Поэтому-то я и думаю, что нет сейчас ничего полезнее шутки. Разве не так?

— Совершенно верно, госпожа, — отозвался Заврак.

Маленький караван, точно разграбленный разбойниками, собрав жалкие остатки скарба, стал готовиться к отъезду. Бадия, у которой пересохло в горле, тщетно искала бурдюк, видимо, тоже погребленный в песках. Кони истомились от жажды. У зодчего слиплись губы, и он, скрывая томившую его жажду, глотал слюну. Жажда куда мучительнее, нежели голод, думал он. Вдруг Гаввас схватил бочонок, привязанный к оглоблям, взял кувшин для масла и решительно направился по дороге в сторону восхода солнца.

— Река тут где-то рядом, но сможет ли он ее найти? — проговорил Харунбек.

— Посмотрите на компас, в верном ли направлении я иду?

— В верном, — Харунбек взглянул на свой компас.

— А раз так, значит, найду.

— Только не мешкайте, сынок, мы не можем оставаться до бесконечности здесь, — сказал зодчий.

— Ничего, я мигом.

Гаввас Мухаммад, таща бочонок и кувшин, спустился по склону бархана. Боясь упустить драгоценное время, он бросился бежать изо всех сил. Ведь он знал, что уже с водой не очень-то разбегаешься.

— Что ни говори, а настоящий „гаввас“![30]—усмехнулся Заврак. — Не знаю почему, но я верю, что он непременно отыщет воду. Но если этот барчук, не дай бог, наткнется на змею, то он бросит и бочонок и кувшин и примчится назад как оглашенный.

Бадия едва заметно улыбнулась:

— Значит, тогда придет ваш черед!

— Да я бы и сейчас пустился бежать. Только вот посуды нету.

— Не говорите таких слов, не обижайте Гавваса Мухаммада, — сказала Масума-бека. — Ведь и он тоже свет чьих-то очей. Нет человека без изъяна! Ну и что из того, если он немножко пуглив. Вот и устад наш боится лягушек.

Лошади были уже запряжены, все взобрались на пустые арбы и стали ждать Гавваса.

А его все не было. Зодчий начал уже терять терпение.

— Потерпите, устад.

— С тех пор как мы вышли в путь, он то стонал, то охал, а теперь еще заставляет себя ждать. Видно, не испытал в жизни трудностей этот человек.

— Потерпите, — снова проговорила Масума-бека.

Вдруг вдали появились черная точка. Заврак, сидевший на арбе, поднялся во весь рост и объявил, что идет Гаввас.

— Да так ли уж это? — спросила Бадия с первой арбы. — Хотя вам верить можно, вы ведь точно в подзорную трубу смотрите.

— Нет, вы только поглядите, и жажда ее мучит, и совсем без сил, а все-таки смеется надо мной! Вы послушайте, матушка!

— Ничего, ничего, брат и сестра не должны обижаться друг на друга, — примирительно сказала Масума-бека. — А ты, Бадия, дочь моя, оставь свои неуместные шуточки. Заврак одним глазом видит лучше, чем иные двумя.

Бадия улыбнулась и незаметно подмигнула Зульфикару.

Печальные и унылые зодчий и Харунбек, совсем как воины поверженные и побежденные, со сломанными саблями и продырявленными щитами, при этих словах слегка оживились. Они не отрывали взгляда от приближавшегося к ним Гавваса, который, запыхавшись и обливаясь потом, тащил воду. Даже лошади, запряженные в арбу, косились в его сторону. Харунбек живо спрыгнул на землю, чтобы помочь Гаввасу. Усталый, измученный Гаввас подошел к арбе и протянул бочонок с водой Харунбеку. Он до того устал, что едва шевелил языком.

— Только вот вода мутновата.

— Э, братец, хоть и мутновата, а все-таки вода! Дай тебе бог здоровья.

— Да ниспошлет вам господь счастье, — проговорила Масума-бека.

— Ну что вы скажете? — Харунбек взглянул на зодчего.

— Давайте попьем из кувшина. А из бочонка понемножку попоим лошадей, — решил зодчий.

— Устад, я могу сбегать еще раз! Река не так уж далеко, только идти очень трудно. И вода в реке почему-то мутная…

— Джайхун всегда мутный, — сказал зодчий, — но благодаря вам и принесенной вами воде мы, сынок, доберемся до Халача. Доброе вы сделали дело…

Гаввас радостно улыбнулся. Значит, зодчий доволен им. Когда арбы одна за другой двинулись в путь, Гаввас, сидевший рядом с Завраком, потихоньку вытащил из-за пазухи змею и незаметно положил на колено Завраку. А через минуту Заврак, увидевший, что на его коленях извивается полосатая змея, с воплем ужаса спрыгнул на землю.

— Эй, что там стряслось? — крикнул Харунбек, натянув поводья.

— Что случилось? — Зульфикар и Бадия тоже уставились на Заврака.

— Это вы посмели выкинуть такую штуку?! — обозлился Заврак, повернувшись к Гаввасу Мухаммаду. Только сейчас он заметил, что у змеи расплющенная голова.

— Мне ведь известно, что вы не боитесь ни змей, ни драконов, богатырь Нишапури! — усмехнулся Гаввас.

— Вы, наверное, слышали наш разговор. Но как вы могли его услышать? Вы были уже далеко.

— Каждое слово, имеющее отношение ко мне, я слышу даже издали. Если вы еще вздумаете высмеивать меня и называть трусом, то в следующий раз я притащу дракона.

Ясно, Гаввас Мухаммад не слыхал их разговора, но решил заранее, что завзятый шутник Заврак непременно что-нибудь о нем скажет. А теперь он сам посмеялся над ним, удивляясь в душе собственной проницательности.

— Ну и молодец! — воскликнул Заврак. Взобравшись вновь на арбу, он положил руку на его плечо. — Расскажите-ка нам, как вы поймали и убили этого гада?

— Вижу, лежит на песке, подняла голову и язык высовывает. Я подошел поближе и размозжил ей голову кувшином. Вот и все! А ваши слова я не слышал, просто догадался, что вы непременно отпустите шуточку мне вслед. Вы ведь без этого не можете.

— Восхищен вашей проницательностью, Гаввас!

— Дайте мне поглядеть на змею, — попросила Бадия.

— Оставь! — осадила дочку Масума-бека. — И кто это забавляется змеями? Глядеть и то противно!

Напившись и весело пофыркивая, лошади тронулись в путь.