Дмитрий Александрович пристально взглянул на Женю. Женя выдержала его взгляд спокойно.

«Почему она сказала, что я буду скучать только по дочери, откуда она знает, каковы у меня отношения с Зиной?»

— Давайте выпьем еще? — сказал он.

— Нет, — тихо ответила Женя. — Вы очень хорошо сделали, что приехали.

— Почему вы так говорите? Вы знаете что-нибудь обо мне?

— Да, знаю. И о многом догадываюсь…

тоскливо выводила Вика.

— Ты что-то только пьешь, а не ешь, — сказал отец, хмуро глядя на Дмитрия, и тому показалось, что отец видит его восхищение Женей, удивлен этим и не одобряет.

— Так это ведь пока закуска… Ужин обещают настоящий, — ответил Дмитрий.

— Верно, Митя, чую, с кухни чем-то натурально-основательным пахнет, — подхватил Артем, появляясь в комнате. — Ого, Виктория Сергеевна! Вы уже начинаете побеждать коньяк!

Вика, растроганная собственным пением, как раз наливала себе рюмочку.

— Давай-ка и я с тобой, на мировую, — он попытался обнять ее за плечи.

— Рано мириться. Договорим до конца. — Вика отвела его руки и локтем опрокинула налитую рюмку. — А!.. Аллах с ней. — Она всплеснула руками и чуть не повалила бутылку, которую Артем успел поддержать.

— Согласен и на это: давай до конца договорим…

Артем сел рядом с женой. Но тут Марина внесла блюдо с котлетами и жареной картошкой.

— Однако с тобой, Витенька, договориться натощак… — Артем положил себе и Вике солидные порции. — Вот теперь можно вести серьезный разговор. Одни мы, что ли, с тобой поставлены обстоятельствами жизни в неудобные условия? Спроси хоть у Дмитрия: он много дней со своей супругой вместе прожил, скажем, если подсчитать в процентном отношении ко всей их семейной жизни?

Вика, не понимая, смотрела на него.

— Представляешь, что такое военная служба, да еще морская? Даже когда корабль в гавани стоит и с капитанского мостика окна квартиры видно, моряк права не имеет с корабля сойти. И жена к нему в гости пожаловать не имеет права. — Артем налил рюмки себе и жене и принялся за котлеты.

— Ах вот оно что, — Вика презрительно покривила губы, показывая, что все доводы Артема на один лад и это ей в высшей степени надоело. — Не обстоятельства жизни, а характер твой… — Она опять стала быстро краснеть. — Ладно, была, как ты говоришь, судьба. Народная судьба — война. Отвоевался честно. Вот и изуродовали тебя. — Вика ладонью прикрыла шрам на шее Артема. — Ну что бы тебе не работать на заводе? Видите, именно ему нужно отдать свои силы сельскому хозяйству! — Она в сердцах легонько толкнула его в щеку. — У!.. Злыдень. — Вика была готова заплакать и, чтобы скрыть это, стала поправлять на груди свои янтари.

Артем жадно ел и слушал жену с прощающей улыбкой. При последних словах Вики он вдруг обнял ее и резким движением привлек к себе.

— А я бы, знаешь, и в Сибирь маханул! — воскликнул он, прижимаясь щекой к ее лицу и с той же доброй улыбкой глядя на всех, кто был за столом. — Да не люблю неоконченных дел. Великую победу должны мы одержать в борьбе за хлеб… — он сказал это уже тихо и серьезно, медленно отпуская жену. — Ну ты-то сама почему не хочешь ехать ко мне? Тебя что-нибудь тоже, небось, захватывает вот так? — Артем энергично потер кулаком свою грудь. — И не отпускает. Захватила же тебя холодная клепка? И ты своей победы добиваешься.

— Холодная клепка! — Вика отшатнулась от Артема. — Тебе так и снятся победы. — Она подбоченилась и повернулась к Артему, словно выставляя напоказ свои новые бусы. — Никакой личной победы, было бы тебе известно, в освоении холодной клепки я не добиваюсь. Я просто работаю вместе с другими. Не я, так другие добьются. Нет, Артемушка, не это меня держит. Не деревенская я! Пойми. Я городская и нигде больше жить не смогу и не хочу. — Вика резко повернулась к Дмитрию, словно призывая его к совместной атаке на Артема. — А муженек тянет меня в какой-то пустынный район, который обязательно ему нужно сделать раем.

Дмитрий Александрович слушал перепалку супругов и думал: «Дружные, ох, дружные. На людях, ишь, как распалилась, а дома другой разговор будет у них…» Ему представилось, как Артем и Вика придут домой и оба почувствуют, что устали, что уж нассорились, и, наконец, улягутся в постель и еще будут говорить долго и мирно.

— Рая на земле быть не может. Да он и не нужен людям. Коммунизм людям нужен. А в деревне мы жизнь сделаем красивой… Эх, Вика, поверь: ведь приедешь ко мне. — Артем встал из-за стола и своим обычным движением заложил руки за голову. Прошелся по комнате и остановился за стулом Александра Николаевича.

— А знаете ли, чего не понимает моя горячо любимая жена? — обратился он сразу ко всем. — Каждый трудящийся человек, сознает он это или нет, обязательно живет для будущего. Это великий закон жизни. А?

— Артем, не нужно громких слов, — простонала Вика.

— При чем тут громкие слова, когда я говорю правду. Строим вот заводы, электростанции, каналы. Это нам нужно?! Позарез необходимо! Да строим-то ведь на века… А сами мы разве не пользуемся трудом тех, кто жил до нас?

— Нельзя же электростанцию строить из фанеры. Бетонная плотина и будет стоять века, — не сдавалась Вика.

— Хочешь сказать, само собой получается, что на земле человеческим трудом накапливаются богатства?

— Да, это естественно…

— Хорошо. Пусть. А возьмем человека в бою. Он знает: вот она, в сотне шагов перед ним, неминучая его смерть. И он идет на смерть. Ради чего?

— Артемушка… На войне тех, кто не выполняет свой долг, расстреливают. Не щадить жизни в бою — это обязанность, возложенная на солдата законом.

— Твоя правда, Артем, — вмешался в разговор Александр Николаевич. — Если у человека нет мечты о будущем и веры в него… то этот человек трус в бою, вор и лодырь в простой жизни.

Артем обрадовался поддержке и улыбнулся отцу.

— Так вот, женушка. Когда-нибудь мы должны были начать по-настоящему борьбу за хлеб. Вот мы и начали.

И отец, и Женя, и мать, и Марина, и Анатолий — все слушали Артема с тем вниманием, с которым слушают любимого в семье человека.

— Борьба действительно великая и героическая, — не унималась Вика: всеобщая поддержка Артема распаляла ее еще больше. — Была я у этого борца за будущее прошлым летом. Это только представить себе надо: голая выжженная степь, трактора не пашут, а, точнее сказать, пыль делают. Распахни мешок за плугом — в минуту полон земли будет. А живут как! Домики им привезли: комнаты Длинные, узкие. И такую комнату получить — счастье. А питание? Приехала я, а у моего Артемушки полсотни яиц впрок наварено вкрутую…

— У меня еще и сало было, и пшено… А вот насчет земли ты права. Да, недаром говорят, что освоение целины — это и есть подвиг нашего поколения.

— Разве что так! — снова перебила Вика мужа. — А для настоящего? Все, что вы делаете для настоящего, суховеи жрут, — на засуху работаете.

Артем всерьез нахмурился, видимо, задела его жена за больное.

— Знаешь что… Вика. Вот едешь иной раз по степи и думаешь: чтобы земля, наконец, узнала настоящую человеческую заботу и любовь, она должна была прожить целую историю вот такой ковыльной, горько-полынной, заросшей колючками. Идешь и думаешь: когда-то вот тут бродили дикие кочевники, и им не было дела до плодородности земли. Войны отрывали от земли человеческие трудовые руки. Бывало, землей овладевал хищник и бросал ее, истощенную. Садился на землю помещик, и земля поливалась потом и кровью рабов. Никто не заботился, чтобы защитить ее от суховеев, от зноя… А она, матерински щедрая, ждала… человека, его помощников — могучих машин.

— Машины машинами, а вода? — не унималась Вика. — Рано взялись. Вот когда построят электростанции на Волге, когда заставят Волгу самое себя по полям разливать, может, и выйдет что-нибудь.

— Эк, развоевалась, — почти прикрикнул на сноху Александр Николаевич. — Погляди, снегу-то нонче сколько, может, и без Волги обойдемся.