— Нет! Нет!

Сознавая, что бессильная сломить упорство дочери, Галина решила защищать себя и детей. Схватив топор, она ждала прихода непрошенных ночных гостей.

Меж тем в квартире Савенко шел такой разговор:

— В чем дело? Почему такая срочность? — досадовал Олекса, натягивая сапоги.

— Это, вероятно, по делу Кречета. Даже под пытками от него не удалось вырвать ни слова, — доверительно пояснил галантный «контрразведчик» в черкеске.

— А вот мы сейчас заглянем к его голубке, — злорадно усмехнулся Олекса, — и деликатным образом, тихо, без шума возьмем ее за горлышко. Она нам и выложит одну вещицу. А при наличии этой вещицы не беда, если Кречет навек лишится языка.

Ни один мускул на лице «контрразведчика» не выдал ненависти, которую испытывал этот человек к мерзкому предателю.

— Бате зачем тащиться в контрразведку, на дождь и ночь глядя? — пожал плечами Олекса. — Пусть ложится себе спать.

— Нет, придется все же поехать с нами. Приказ его превосходительства, — развел руками «офицер». — Я не властен…

— Хорошо, надевай плащ, батя. Подождешь меня в фаэтоне, а я мигом… Голову даю на отсечение, что эта гадюка Кречетова прячет сумку где-то у себя… Отдашь, как миленькая, отдашь…

— Почему вас волнует какая-то сумка? — полюбопытствовал «офицер».

— А потому, что эта вещица сейчас для нашего генерала куда поценнее, чем его фамильные драгоценности, — хвастнул молодой Савенко. — В сумке… сведения об укреплениях Перекопа. Комитетчики этой ночью должны были переправить бумаги через линию фронта, в штаб Фрунзе.

— За такую добычу можно и, награду получить, — подобострастно захихикал старший Савенко. — Так я говорю, ваше благородие?

— О, несомненно! — поддакнул «офицер».

Олекса и его спутник вышли во двор.

Евстахий на минутку задержался. На цыпочках прошел он мимо спальни и заглянул на кухню, где храпела прислуга. Достав из шкафа четверть, выпил залпом две стопки самогона, выловил рукой в бочке малосольный огурец, закусил и поглубже натянув капюшон, направился к фаэтону.

Все свершилось в одну минуту: не успел Савенко рта раскрыть, чтобы позвать на помощь, как ему заткнули рот. В тот же миг кто-то огромный, сильный, скрутив его по рукам и ногам, бросил в фаэтон, где уже с кляпом во рту хрипел и дергался связанный Олекса.

Заслышав шаги под окном, Галина еще крепче сжала в руках топор. И вдруг вздрогнула от изумления и счастья, узнав голос Александра Кремнева.

Разобрала баррикаду и выбежала на крыльцо.

— Сумка у т-тебя? — спросил Александр.

— Нет… Но Савенко ее тоже не нашел. Видно… она попала в руки к Степке… Этот разбойник всегда по сараям шарит…

— Степка? Кто это?

— Мальчишка, племянник Савенко… Он в саду… в шалаше спит…

У Галины в нервном ознобе стучат зубы.

— Простудишься, п-пойди ляг, мы тут сами справимся, — сказал Александр Кремнев.

В шалаше Степки не оказалось. Разбуженная служанка Савенковых на вопрос «господина офицера», куда девался племянник хозяина, сообщила, что мальчишка вместе с хозяйкой ушел за продуктами в татарское село. Утром вернутся.

Нет, не спалось Женьке. Он думал о том, что вот никому другому, а только ему поручил дядя разыскать сумку. Это наполняло его гордостью. Но вдруг снова тревожно сжалось сердце: «А что если Степка уже успел отрыть сумку, увидел бумаги… да и выбросил! Зачем они ему?..»

Женька глубоко вздохнул.

«Ладно, утром все выяснится», — подумал и, повернувшись к стене, решил спать.

Но сон не шел. Напрасно Женька считал от одного до ста и обратно, напрасно плотно сжимал веки. Ничего не помогло. Тогда он заложил обе руки под щеку и зашептал:

— Сон, сон, перезвон, забери меня в полон. Завтра деньги заплачу, а сегодня спать хочу.

Но и это не помогло. Тогда он вспомнил совет бабушки. «Если хочешь спать, — говорила она, — а сон не идет, вспомни все радостное, что случилось в жизни, и уснешь».

Но в короткой Женькиной жизни радостного и светлого, видимо, было очень мало. Он долго ворочался с боку на бок, шептал считалочку, кряхтел, а уснуть так и не смог. У него сильно разболелась голова. Мысли путались, переплетались, обрывались и рождались вновь.

Он сел, прижался спиной к холодной стене и сосредоточенно уставился в темноту, сотый раз обдумывая, с какой стороны подступить к этому гонористому Степке. Как обхитрить его? Как завладеть сумкой? Но, обычно такой неистощимый на выдумки, Женька на сей раз почему-то, как на зло, ничего придумать не мог. Так и уснул с чувством досады на себя.

Утром, когда луч солнца ласково лег на лицо Женьки, он сразу открыл глаза и вскочил, напуганный тем, что, должно быть, проспал. В открытое окно, сквозь гущу омытой дождем зелени, врывался птичий гомон и такой свежий воздух, какой бывает только после грозы.

Поспешно натянув брюки, Женька выскочил во двор. Там уже стоял распряженный фаэтон, а Федор Иванович, будто и не было позади трудной и опасной ночи, сидел под акацией и что-то мастерил.

— Ух ты! Вот здорово! — залюбовался Женька великолепным игрушечным пароходом в руках старого матроса. — Это вы сами сделали?

— А кто же? — ответил польщенный старик, почесывая татуированную грудь. — Хотел тебе, браток, подарить, да, видно, судьба ему быть в других руках.

— Чего, чего? — не дослышал Женька последних слов из-за горластого петуха, прокричавшего рядом.

— Вот, браток, неси пароход этому прохвосту, Савенковому племяннику. Действуй тонко, — многозначительно подмигнул старик. — Может, гаденыш и выменяет у тебя эту игрушку на сумку. Понял?

— Ага, — обрадовался Женька.

— Савенковых не бойся, эти гады… в настоящий момент рыб на дне морском кормят. А вот контрразведчики, те могут нагрянуть, браток. Так будь начеку. Ну, ступай с богом.

— Мама, посмотри, кто пришел!

Мирося перестала собирать разбросанные по полу вещи и побежала во двор. Там стоял Женька с большим бумажным свертком в руках.

— Ты к нам? Ты к маме?

— К тебе. Играть. До самого вечера у вас буду. Хорошо?

— До вечера! Вот здорово! — обрадовалась Мирося. — А что у тебя в руках?

— Потом покажу. Пароход. Подожди. Если кто спросит, мол, кто я, скажешь… ну, двоюродный брат. Ясно?

Девочка понимающе кивнула головой.

— Теперь пойдем в сад.

— Ой, что ты… Хозяин увидит!

— Плевали мы на него! — шепнул Женька. — Он сейчас далеко и нам не страшен.

— Я рада, — облегченно перевела дух Мирося. — Идем, — и потащила Женьку к калитке; ведущей в сад. Там, в зарослях бузины, чуть виднелся полусгнивший деревянный стол и покосившаяся скамья. Женька положил на нее сверток и стал медленно его развязывать.

— Ой! Как настоящий! И с трубой! Ты сам сделал?

— А ты руками не хватай!

— И плавает?

Женька досадливо пожал плечами.

— Нет, прыгает. И чего спрашиваешь? Сама не знаешь что ли? Раз пароход — значит, плавает.

Мирося покраснела и умолкла.

— Можно позвать Керимку? — тяготясь молчанием, спросила она.

— Погоди, успеем. Вот что, Мирося… ты… — Женька строго посмотрел на нее. — Ты ни одним словом не проговорись о сумке. Ну, точно ее совсем и не было.

— Тише, — испуганно замахала руками Мирося. — Степка может все подслушать.

Донесся плач.

— Это Керимка, — сказала Мирося и побежала на помощь другу. Женька — за ней.

Недалеко от колодца сидел на корточках Керимка. У него из носа капала кровь. Он вытирал кулаками глаза и жалобно плакал. Рядом суетилась Тайка, дочь прачки.

— Кровь! Кровь! — в ужасе шептала она.

— Керимка, что с тобой? — подбежав, спросила Мирося.

— Уходи, подлиза!

— Степка его камнем, — пояснила Тайка. — Ты, мальчик, хорошенько проучи этого Степку! — добавила она.

— Погоди! — отстранил Тайку Женька и присел перед Керимкой. — Ложись! — вдруг повелительно сказал он и, видя, что Керимка продолжает сидеть, сам повалил его на спину. — Лежи! — строго повторил Женька. — Держи нос кверху, а то кровь не остановится.